Затем писца призвали во дворец,
Услышал речи мудрые писец.
Восславил Сам того, кто бесконечен,
Того, кто был всегда, кто есть, кто вечен,
Кто нам явил владычество свое,
Добро, и зло, и смерть, и бытие,
Кто создал мир с закатом и восходом,
С кружащимся над миром небосводом,
Кто — повелитель солнца, всех светил,
Кто Мапучихра славой осенил.
«Я — раб, одним лишь возрастом богатый,
Вступил с отвагой в год шестидесятый.
Пыль камфары — на голове моей:
Так я увенчан солнцем наших дней.
Я прожил жизнь свою в броне и шлеме,
В боях с твоими недругами всеми.
В таких трудах немало лет прошло,
Конь для меня — земля, мой трон — седло.
Сломил я силою своих ударов
Мазандеран и землю гургасаров.
Тебе я счастье добывал в борьбе,
Ни разу не напомнив о себе.
Но, государь, ты видишь: я старею,
Я палицей, как прежде, не владею.
И плечи, и могучий стан, и грудь
Сумели годы властные согнуть.
Аркан мой отняло седое время,
Шести десятков лет мне тяжко бремя.
Я ныне Залю уступил черед,—
Пусть в руки меч и палицу берет.
Он с просьбою придет к царю вселенной,
Он явится с мечтою сокровенной,
Угодной богу, ибо твой удел,
О царь земли, — защита добрых дел.
Сомненья нет, известно властелину,
Какой обет я дал когда-то сыну.
Его желанье для меня — закон.
Он мне сказал, обидой уязвлен:
«Ты весь Амул на виселицу вздерни,
Но лишь не вырывай Кабула корни».
Пойми: питомец птичьего гнезда,
Он рос, людей не видя никогда,
И вот пред ним луна, краса Кабула,
Своей цветущей прелестью сверкнула.
Не диво, что влюбленный одержим,
Ты гневом не грози ему своим.
Я с сердцем проводил его тяжелым.
Когда предстанет он перед престолом,
Как царь, ответствуй сыну моему:
Не мне, рабу, тебя учить уму».
Поднялся Заль, охваченный волненьем,
Письмо отца схватил он с нетерпеньем,
Пошел, вскочил в седло, помчался вскачь,
И загремел вослед ему трубач.