«…Когда прославят с каждого мимбара
Деянья Абубекра и Омара,
Престол, корона, стяг падут во прах
И свергнут будет горделивый шах,
Оплот Ирана рухнет, ставши слабым,
Сулят светила счастье лишь арабам;
И будет этих пришлых часть одна
В одежды черные облачена.
Нам не оставят судьбы ни господства,
Ни башмаков златых, ни благородства.
Одни трудиться будут, добывать,
Другие — добытое пожирать.
В презренье будут верность, справедливость,
Возвысятся ущербность, зло и лживость.
Взамен былых прославленных мужей
Презренные воссядут на коней.
Величьем недостойный завладеет,
Родов старинных древо оскудеет.
Рвать будут друг у друга, расхищать…
На все падет проклятия печать.
Всеобщей злобой души развратятся,
И, как гранит, сердца ожесточатся.
Замыслит злое сын отцу, а тот
Сам против сына козни возведет.
Владыкой станет раб, и в поношенье
Нам будет знатное происхожденье.
Не будет больше верности ни в ком,
Ложь овладеет каждым языком.
Арабы, тюрки, персы — три народа
Смесятся. Будет новая порода,
И ни дихканами тот новый род,
Ни тюрками никто не назовет.
Завистливы они, злословны будут,
О доблести и щедрости забудут.
Свои богатства спрячут под полой
На разграбленье вражьей силе злой.
Мир веселился в дни Бахрама Гура,
Но будет в мире горестно и хмуро.
Не слышно будет праздников нигде,
Лишь козни будут строиться везде.
И лихоимство процветет без меры,
И жадность — под покровом правой веры.
На пир весны не принесут вина,
Не зазвучат ни флейта, ни струна.
Век наступает гибельный, проклятый,
Погибнут благородные азаты.
Пойдет грабеж, бесчинства; вновь и вновь
Из-за имущества польется кровь.
Я изнемог, во рту пересыхает,
От горя сердце кровью истекает,
Померкла счастья нашего звезда,
Пришла неотвратимая беда,
Неверный небосвод — для нас померк он,
Был благосклонен к нам — и нас отверг он…
О брат мой, оставайся невредим,
У шаха ты один, будь вместе с ним.
И хоть со мной мой щит, и меч, и сила,
Но здесь, в Кадисийе, — моя могила.
Моя кольчуга — саван, кровь — мой шлем.
Не плачь! Таков удел, сужденный всем».