После того еще пора прошла —
И роза плод прекрасный принесла.
Шапуру пери сына породила,
Как будто солнцем землю озарила.
Казалось, воплотились в нем — Бахман
И сам великий всадник Руинтан.
Хормузом — в чаянье добра и славы —
Нарек его родитель величавый.
Увидел он, когда прошло семь лет,—
Хормузу равных не было и нет.
Родители его от всех скрывали,
Играть с детьми другими не пускали.
Раз Ардашир, заботами томим,
Собрался в степь; Шапур поехал с ним.
Хормуз — ему наскучило ученье —
Тайком от старших вышел из селенья
В степь, где охоте предавался шах.
Лук у Хормуза, две стрелы в руках.
Пристал он тут же к сельским мальчуганам,
Что мяч гоняли по полю чоуганом.
И вот после охоты Бабакан
На деревенский прискакал майдан.
Был рядом с шахом муж преклонных лет,
Мудрец и над мобедами мобед.
И вдруг ременный мяч, клюкой отбитый,
Упал коню владыки под копыта.
Притихли дети в страхе пред царем.
Никто не устремился за мячом.
И лишь Хормуз, росток владыки мира,
Один не убоялся Ардашира.
У ног царя успел он мяч поднять,
Погнал его своей клюкою вспять,
К игре с веселым криком устремился.
Шах Ардашир невольно изумился.
«О муж! — сказал мобеду Бабакан,—
Узнай, чей родом этот мальчуган?»
Тот спрашивал. Склоняясь пред мобедом.
Мужи в ответ: «Он никому не ведом».
Взял мальчика мобед и на руках
Принес туда, где ждал державный шах.
И царь спросил: «Дитя, чьего ты рода?
Видна в тебе высокая порода».
Хормуз в ответ: «Не следует скрывать,
Кто я и кто мои отец и мать.
Отец мой — сын твой славный, внук Бабака,
Шапур-царевич, мать же — дочь Михрака».
Царь был таким ответом поражен.
Сперва невольно рассмеялся он,
Задумался. Потом позвал Шапура.
Расспрашивать он строго стал Шапура.
Тот устрашился дела своего,
И побледнел невольно лик его.
А государь великий рассмеялся,
Сказал: «Неужто ты меня боялся?
Нам нужен сын от матери любой,
Сын царственный, что порожден тобой!»
Шапур в ответ: «О шах благословенный!
Бессмертен будь, как солнце над вселенной!
Он — сын мой, а зовут его Хормуз.
Я ведал, что запретен мой союз.
За своего ребенка полон страха,
Его я укрывал от взоров шаха.
Михрака дочерью, моей женой,
Рожденный отпрыск, несомненно, мой!»
О том колодце, о бадье тяжелой
Он рассказал отцу с душой веселой.
Смеялся, сына слушая, отец,
Потом пошел со всеми во дворец;
Нес на руках он внука дорогого
К подножию престола золотого,
На трон с собою рядом усадил,
Чело его короной осенил;
Сокровищницы отворил он недра,
Сначала внука одарил он щедро
И, несказанной радостью объят,
Со всею свитой вышел из палат;
Казну без сожаленья расточил он,
Всех бедняков, в тот день обогатил он.
Велел, чтоб от зари и до зари
Зардуштовы сияли алтари.
А вечером в садах своих владыка
На радостях устроил пир великий.
И витязям Ирана молвил он:
«Кто разумом высоким наделен,
Пусть верит вещих мудрецов прозреньям
И пусть не спорит с предопределеньем.
Предрек индийский Кейд когда-то мне,
Что мира не видать моей стране,
Что счастья не видать царю Ирана,
Ни войск, ни фарра, ни венца, ни сана.
Пока Михрака и Сасана род
Единого плода не принесет.
И восемь лет счастливых миновало,
И все по-нашему вершиться стало.
С тех пор, как был зачат Хормуз, мой внук,
Благоволит ко мне небесный круг.
Семь поясов земных мне покорились,
И дивно замыслы мои свершились!»
В тот вечер шаханшахом всей земли
Мобеды Ардашира нарекли.