Час миновал еще. Вдруг — что за чудо? —
В дали степной раздался крик верблюда.
Услышав, царь возликовал душой
И поскакал вперед, покинув строй.
Увидел под редеющею мглою
Широкую реку перед собою.
И караван большой на берегу.
Вот первым нар-верблюд вошел в реку.
И стал тонуть он, и ревел протяжно,
Исфандиар шагнул в реку отважно,
На берег нара выволок тотчас
И с ним погонщика-беднягу спас.
К царю Гургсара стража притащила,—
Дрожал от страха тюрок из Чигила.
«Зачем ты лжешь, презренный? — царь спросил.—
Ты, змей, мое терпенье истощил!
Ты разве нам не говорил, негодный,
Что все мы здесь умрем в степи безводной?
Ты, знать, хотел по ложному пути
К погибели все войско привести?»
Гургсар ответил: «Гибель силы вашей
Дороже жизни мне и солнца краше!
Я в муках у тебя, в плену, в цепях.
Как не желать мне зла тебе, о шах?»
И рассмеялся Руинтан безгневно.
Судьба Гургсара впрямь была плачевна.
«Эй ты, Гургсар безмозглый, — молвил он.—
Как будет медный замок сокрушен
И пленникам возвращена свобода,—
Тебя я здесь поставлю воеводой.
Всю власть тебе я здесь хочу вручить,
Но ты мне должен правду говорить.
Тебя я возвеличу, не унижу.
Друзей твоих и кровных не обижу».
Услышав, что сказал Исфандиар,
Надеждой преисполнился Гургсар.
Повергнут царской речью в изумленье,
Он пал во прах и стал молить прощенья.
Царь молвил: «То прошло, что ты сказал.
От слов пустых поток песком не стал.
Ты нам укажешь брод в реке глубокой,
А там до Руиндижа недалеко».
Ответил пленник: «Цепи тяжелы.
Тот берег дальше, чем полет стрелы.
Лишь от оков моих освобожденный,
Брод я в пучине отыщу бездонной».
Исфандиар ответил: «Так и быть!»
И приказал с Гургсара цепи сбить.
Взял под уздцы коня Гургсар, и в воду
Вошел он по неведомому броду.
Шел осторожно он с конем своим,
И воины пошли вослед за ним.
Поспешно бурдюки опорожняли
И воздухом их туго надували,
Привязывали лошадям под грудь,
Чтоб невзначай в реке не потонуть.
Достигло войско берега другого
И ратным строем выстроилось снова.
Фарсангов десять ровного пути
До цели оставалось им пройти.
Сел царь, чтоб силы пищей подкрепить
И кубок, кравчим налитый, испить,
И встал. Надел кольчугу, шлем румийский,
Повесил на бедро свой меч индийский.
Опять к нему был приведен Гургсар,
И пленника спросил Исфандиар:
«Ты от беды спасен звездой счастливой.
Хочу услышать твой ответ правдивый:
Когда главу Арджаспа отрублю
И скорбный дух Лухраспа просветлю,
Когда Кахрама, хищного гепарда,
Убью в отмщение за Фаршидварда,
Как будет Андарман в петле моей,
Убийца тридцати восьми князей,
Когда я цвет Турана обезглавлю
И, мстя за деда, землю окровавлю,
Когда я их повергну в пасти львов,
На радость всех иранских храбрецов.
Когда я их дома предам огню
И жен и чад их в рабство угоню,—
Ты будешь ликовать иль огорчаться?
Какие помыслы в тебе таятся?»
Все потряслось Гургсара естество,
Проснулся дух воинственный его,
Ответил он: «Ты полон злобой мщенья,—
Не будет над тобой благословенья!
Пусть небо на тебя обрушит меч
И голову твою похитит с плеч!
Пади во прах — волкам на растерзанье,
Земля тебе — постель и одеянье!»
От тех речей, что злобный вел Гургсар,
Вспылил, разгневался Исфандиар.
Свой меч ему на темя опустил,
До пояса Гургсара разрубил.
Он истребил Гургсара, гнева полный,
И на съеденье рыбам бросил в волны.
И, опоясав богатырский стан,
Сел на коня суровый Руинтан.
Вдали пред ним, на высоте надменной,
Возник огромный замок медностенный.
За тучи, неприступна и грозна,
Вздымала башни хмурые стена.
В ряд вчетвером верхом по ней скакали
Дозорные, что город охраняли.
На чудо-стену Руинтан взглянул
И глубоко и тягостно вздохнул:
«Взять стену с бою — силы не найдется.
Мне злом на зло, как видно, воздается.
Вот залетел я в чуждую страну,
Но здесь одно отчаянье пожну».
Печально ширь степную озирал он,
И вдалеке двух конных увидал он.
Стрелой летела желтая лиса,
За ней гнались четыре гончих пса.
Царь за ловцами теми устремился,
С копьем в руке пред ними появился.
Спросил их, сбросив на землю с коней:
«Чья это крепость? Сколько войска в ней?»
Ловцы ответили, дрожа от страха:
«То — крепость мощная Арджаспа-шаха.
Взгляни на башни — шапка упадет!..
Есть двое в этой крепости ворот.
Одни из них обращены к Ирану,
Другие — прямо к Чину и Турану.
Там войско — богатырь к богатырю,
Сто тысяч сильных — преданных царю.
Снабженная водой, запасом хлеба,
Твердыня неприступна, словно небо.
Шах десять лет в осаде просидит,
И войско голода не ощутит.
А кликнет клич — из Чина и Мачина
Придут войска по зову властелина,
Прискачут — из любой спасут беды.
И у Арджаспа нет ни в чем нужды!»
Встал полководец, меч свой обнажил он,
Двух простодушных тех мужей убил он.