Гургин, исполнен злобы и досады,
В смущенье появился из засады.
Синел вдали необозримый лес…
Он превознес Бижана до небес.
Почувствовал он в сердце боль и горе,
Со страхом думал о своем позоре.
Ему внушил нечистый Ахриман
Предать Бижана, совершив обман!
Такой Гургину был начертан жребий,
Что он забыл о господе на небе:
Кто роет яму для другого, тот
Сам в эту яму, низкий, попадет!
Гургин с отважным юношей слукавил:
Тенёта на пути его расставил.
Сказал Бижану: «Витязь молодой,
Ты смел, умен, сияешь красотой,
И происшествий множество с тобою
Случится: так предписано судьбою.
Послушай, что скажу тебе сейчас.
Бывал я в этой местности не раз,
Я с Гивом здесь бывал на поле чести,
С Ноузаром, Тусом и Рустамом вместе.
Здесь много одержали мы побед,
И много с той поры промчалось лет,
Когда себе мы добывали славу,
А властелину юному — державу.
В двух днях пути отсель, ты должен знать,
Есть место, где всегда пирует знать.
Земля одета в зелень и багрянец,
Привольем наслаждается туранец.
Цветник пылает, и звенит ручей
В прибежище туранских силачей.
Земля — атлас, а воздух — мускус томный,
И соком роз наполнен ключ укромный.
Цветы — кумиры — дышат в забытьи,
Язычниками стали соловьи.
Их пеньем оглашается долина,
Красуются фазаны вкруг жасмина.
А скоро дни за днями пролетят,—
То место расцветет, как райский сад.
В садах, в горах, и днем, и в полнолунье,
Там будут периликие колдуньи.
Там дочь Афрасиаба, Манижа,
Взойдет, как солнце, — как весна, свежа.
В ее шатре — сто девушек-служанок,
Сто идолов, сто молодых тюрчанок,
Ланиты их завешены, а стан
У каждой из красавиц — как платан!
Венчают их цветы, глаза — чуть пьяны,
А губы их даруют сок багряный.
Здесь предаются девушки пирам,
Кумирню здесь найдешь — китайский храм,
И если путь в Туран тебе отраден,
То к месту празднеств мы прибудем за день.
Из луноликих лучших отберем,
Затем предстанем с ними, пред царем».
Был очарован и взволнован разом
Доверчивый Бижан таким рассказом.
Был молод, сладострастием томим
И поступил, как должно молодым.