– Эй, командир! – донеслось от вольных.

– Я же замерз, – напомнил Денис. – Чего надо?

– Совсем туфта, да? Ну, сам виноват, за уши никто не тянул, – тотчас донеслось в ответ. Интонации звучали слегка сочувственно, потому Денис и подавил желание плюнуть и уйти – хоть по газону, хоть к сердякам, – предоставив вольных в полное распоряжение судьбы.

– Кто вас вел? – спросил он. Как-то не верилось, будто эти клоуны проникли в Периметр сами.

– Того уж нет, – ответил другой вольный без особого сожаления в голосе.

Что ж, это частично объясняло их глупость: не все проводники стремились объяснять опасности заранее, а «тур-бизнесмены» еще и умалчивали о многом, не желая отпугивать клиентов.

– Слушай… а если попробовать прорваться?.. – спросил третий.

– Тихо! – приказал Денис, и вольные тотчас умолкли.

В центр площадки сердяки пропустили его легко. Денису даже не пришлось сосредоточиваться особо. В среде мутантов существовала своеобразная иерархия, по которой сердяк всегда уступал дорогу черному быкуну. Быкун – гиене. Гиена – сирене. И все они не трогали эмиоников, к числу которых после заключения договора в Периметре автоматически причислялся и Денис.

Сейчас забавно вспомнить, как он загонялся по поводу собственной инаковости, однако жизнь бок о бок с демонстратором способна излечить от комплекса неполноценности практически любого. Ворон гордился тем, что мог весьма условно зваться человеком. Если Денис являлся наполовину эмиоником, то кем оказался Ворон в результате проведенного над ним эксперимента Сестринского, понять не выходило даже у него самого.

Из зоновой иерархии выпадали лишь крысы-мутанты, но они были существами, созданными искусственно, причем с неявными целями. Нечаев склонялся к мнению, по которому профессор Сестринский сделал из них универсальных помощников-защитников, стоящих на гораздо более высокой ступени развития интеллекта, чем собаки. Шувалов его оптимизм не разделял и втайне лелеял мечту познакомиться с неуловимым бессмертным профессором поближе.

Проблемы начались, когда Денис повел вольных с площадки: сердяки начали выказывать недовольство, затем имитировали атаку, когда расстояние меж ними и людьми достигло пяти шагов. Пришлось отступить и спешно искать выход, попутно злясь: чертовы охотнички умудрились настолько сильно разъярить мутантов, что даже эмионские уловки не действовали. Дениса одного все еще могли бы пропустить, но бросать людей в Зоне он не привык и не собирался. С тех пор он находился на той же площадке пусть и в отдалении от группы и подвергался «обстрелу» крупно- и мелкокалиберными предметами.

– Все, проводник? Думал, крутой, да? – фыркнул вольный. – Запал кончился?

Денис вытащил из кармана гайку и кинул на звук, почти не целясь. Судя по раздавшемуся ойканью и шипению – попал.

– Значит, так, придурки, – сказал он тоном, не терпящим пререканий, – сейчас оставляете все оружие, снимаете с себя выкидыши текстильной промышленности…

– Но… – попытались с ним спорить, – последняя коллекция же.

Денис фыркнул. Он полагал, что если ему и станут возражать, то лишь по поводу оружия. «TAR-21» или «Тавор», по праву считавшуюся штурмовой винтовкой двадцать первого века, бросать было жаль даже ему, не испытывавшему особого пиетета перед стрелковым оружием.

«Хорошо, не «STAR-21», мне же голову оторвут, если в оружейной скажу, что именно в Зоне бросил», – подумал Денис. В ИИЗ работали в основном люди, упертые в науку, но на складах сидели такие любители всего стреляющего, взрывающегося и убивающего, что даже сталкерам иной раз становилось не по себе. О любой несущей смерть штуке они могли говорить часами, если не днями, и, разумеется, терять после очередной такой лекции оружие в Зоне становилось совестно.

– Это не обсуждается, – прошипел Денис. Не хватало ему еще пререканий из-за тряпок! – Забыли, как я к вам прошел? Уверяю, если буду один, то точно так же смогу и выйти. Есть возражения?

– Нет, – хором ответили вольные.

– То есть я могу быть свободен?

– То есть мы уже раздеваемся.

– Хорошо. Когда будете готовы, прете к моей группе на полной даруемой вам природой скорости, – продолжил Денис, игнорируя вздохи любителя моды и жутких расцветок. – Но только по моей команде, ясно?

– Это мне что же, в трусах по Зоне… – проблеял один из вольных, но на него зашикали товарищи, и отвечать Денису не пришлось.

Штанга тем временем подкатилась к нему почти вплотную: если руку протянуть, то можно дотронуться. Вот только прикасаться к ней не тянуло совершенно, при одной мысли об этом волосы по всему телу вставали дыбом, а предчувствиям своим Денис привык доверять.

– Нет… ну как же, а… – теперь не унимался уже другой охотник.

Денису аж интересно стало, чего тот распереживался, глянул мельком и фыркнул, сдерживая совершенно неуместный сейчас смех. С вольных удалось бы написать неплохую картину, а вернее, создать плакат и развесить в качестве антирекламы по городам Подмосковья с надписью вроде: «Не зная, не суйся». Он даже подумал, а не подкинуть ли эту мысль Шувалову или Ворону.

Первый вольный был лыс (причем абсолютно, даже на груди, ногах и в подмышечных впадинах), пузат не в меру и в семейниках какого-то жуткого грязно-розового цвета в сиреневую и оранжевую крапинку. Второй оказался более приличного вида: довольно накачанный, смуглый и в нижнем белье, вполне сошедшем бы за гавайские шорты длиной до колен. Крупные желтые и красные цветы, отстраненно напоминающие лилии, на темно-синем фоне смотрелись диковато, но приемлемо. А вот на третьем… до сего момента Денис как-то думал, что моде к минимализму подвержены лишь дамы с не слишком хорошим вкусом. Как оказалось, ошибался. И да… если бы он на себя напялил (вдруг, чисто гипотетически) нечто схожее, то тоже комплексовал бы. Светловолосый мужик с квадратной физиономией, к которой так и хотелось ввинтить прозвание англосаксонской, и довольно спортивный с виду стоял с каменным выражением лица и смотрел прямо перед собой, вперившись в одну точку.

– Не застуди, – прокомментировал Верин, и Денис, рассмеявшись, все же решил не отвлекаться от дела: Зона подобного не прощала, к тому же ей были совершенно безразличны и курьезная ситуация, и мода.

Научные данные в общий доступ не поступали, но не первый год ходящие по Москве сталкеры подмечали некоторые особенности поведения мутантов, а Денис не просто так водил в Зону именно научные группы. При постоянном общении с академиками да профессорами, конечно, бакалавром не стать, но кое-какие знания в голове откладывались.

Сердяки ориентировались в основном благодаря обонянию. Зрение у них не отличалось остротой, скорее, они замечали общий вид и цвета, а потому вещи, оставленные на площадке, восприняли как людей и вряд ли соотносили их с голыми недоразумениями, стоящими там же. Мутанты подергивали пятачками, втягивая в себя воздух, и словно бы щурились, приплясывая на месте.

«Вот когда пожалеешь об отсутствии ветра, – подумал Денис. – Их бы сейчас отвлечь хоть на секунду…»

– Эй… командир…

Денис цыкнул зубом и поморщился.

«Стоп! – одернул он сам себя. – А штангу они где откопали?»

Он пошарил взглядом и почти сразу наткнулся на распахнутое окно на втором этаже здания, бывшего когда-то не то офисом местной администрации, не то магазином или вообще рестораном. В пользу последнего говорили кокетливые фиалковые занавесочки с рюшами на окнах первого этажа. Из окна высовывалась сердячья морда. В пасти она сжимала гантель… Розовую! Площадку до здания разделяло расстояние шагов в тридцать-пятьдесят, к нему вела та самая асфальтовая дорожка.

Розовая гантель выскользнула из клыков, упала на газон и, подскакивая, покатилась в сторону Дениса. Создалось впечатление, будто сила трения на нее не действовала: скорость была невелика, но замедляться или останавливаться она не собиралась. Так и подкатилась и громыхнула о ближайший бак. Мутант скрылся и практически тотчас снова возник в окне с сестрой-близнецом первой гантели. Кажется, процесс швыряния спортинвентаря из окна доставлял твари особое удовольствие.

– Вот ведь… зараза… – прошипел Денис.

– Что?! – всполошились вольные.

– Ничего. Розовый цвет ненавижу сколько себя помню, – ответил Денис. Он вытащил пистолет, но целиться в мутантов не стал. Направил ствол в сторону штанги, утопил курок и откатился в сторону – на всякий случай подальше.

На выстрел твари не среагировали, недаром в ученой среде бытовала теория о поголовной глухоте обитателей Зоны. Пуля чиркнула по металлу, и над штангой образовалось сизое облачко, а в нем самые настоящие молнии: серебристые, золотые, бирюзовые… какого-то оттенка, названия которому Денис не знал.

– Ох ничего ж себе. Не распознал… – прошептал он и громко, дабы дошло и до идиотов, заорал: – GO!

Не то чтобы он знал или любил английский (даже не пытался выучить, хотя Ворон, изъясняющийся на нем свободно, предлагал свои услуги в качестве репетитора), но некоторые слова звучали так, словно специально создавались для Зоны. Короткий приказ из двух букв – это вам не бе-ги-те или впе-ред.

Вольные встрепенулись, даже на месте подпрыгнули и действительно показали очень неплохое время. Притормозили, только проходя мимо поглощенных зрелищем мутантов.

– Ходу! – прикрикнул на них Денис. – Ждете, пока очнутся?

Научники не подвели и вольных сначала обсмеяли, а затем и повязали: самыми обычными веревками, которые каждый носил в стандартном комплекте в рюкзаке (места те много не занимали, а вещью являлись полезной и спасшей не один десяток жизней).

– Чтоб и мысли сбежать не появилось, – сказал Верин, проверяя узел.

– Я самоубийца, по-вашему? – уточнил «гавайец», но ответ Денис уже не слушал. Ему еще предстояло выбраться самому.

Сердяки смотрели на представление неотрывно, вывалив языки и разве лишь не похрюкивая от удовольствия. Денис давно убедился, что уйти от них можно, только откупившись каким-нибудь шоу, даже шутиху с собой таскал на всякий случай. Однако зачем фейерверк, если в Зоне свой имеется? Денис в жизни подобной аномалии не видел, а ее проявление при взаимодействии с металлом предположил, но это уже не имело никакого значения. Дело осталось за малым: вернуться к своим, после чего наконец дойти до КПП и сдать вольных с рук на руки охране – пусть разбираются, кто, откуда и с какого перепою полезли в охраняемый Периметр.

Последнего сердяка «цветомузыка» не зацепила, а вот сам Денис очень заинтересовал. Однако мутанту требовалось еще выбраться из здания, потому о нем пока можно было не волноваться.

Денис никак не ожидал, что сердяк поставит копытца на подоконник, намереваясь спрыгнуть.

«Интересно, асфальт проломит или нет?» – подумал он, разворачиваясь и ускоряя шаг.

Мутантов удалось миновать без эксцессов, лишь последний, самый маленький и по виду молодой сердяк дернул головой и попытался обернуться. Поддавшись наитию, Денис положил руку на толстенную шею и вздрогнул. От мутанта шел жар. Температура его тела намного превышала критические сорок два градуса.

«Вроде как кровь должна свернуться, а мозг повредиться? Или это только у людей?.. – подумал Денис, заставил себя оторвать руку от горячей кожи и продолжить движение. – К биологам с этим вопросом. Сейчас главное – выйти».

Грохот и последующий за ним треск вкупе с раздражающим скрипом прозвучал словно выстрел.

«Все же проломил», – подумал Денис, ускоряясь и с досадой думая, что стрелять или кидать гранату в мутанта не следует (иначе озлобится все семейство), а убежать ему попросту не удастся. Несколько секунд – и все. Сердяк настигнет и хорошо, если просто толкнет рылом – в этом случае он пролетит по воздуху около пяти метров, но жив останется, отделавшись синяками и ссадинами, – однако может и затоптать, и клыками изодрать.

Кто-то что-то выкрикнул, но Денис не понял. У него имелся один-единственный шанс выбраться – воспользоваться той силой, которая жила с ним с тех пор, как он осознал самого себя, а Ворон вывел его, тринадцатилетнего пацана, из Москвы. Полуэмионик, недочеловек, чужой, зоновый выкидыш – чего Денис только не выслушивал в клане «Доверие», где рос. Потому и старался лишний раз не вспоминать, не пользоваться, не выказывать дремлющие в нем силы сверх положенных на откуп клану. Последствия этого он расхлебывал до сих пор: влиять на различные проявления Зоны получалось далеко не всегда.

Денис мысленно пытался увидеть себя словно со стороны. Время замедлилось, как всегда в случае опасности: секунды длились минутами, сами минуты растягивались в часы. Сердце набатом било в груди и никак не помогало сосредоточиться. Наконец сознание словно уплыло. Денис прикрыл глаза и…

Голова кружилась. Он одновременно бежал и наблюдал за собой, даже, пожалуй, потешался: ну куда двуногому соревноваться в быстроте с эдакой мощью? Мутанту пришлось задержаться, вытаскивая заднюю ногу, застрявшую в проломленном асфальте, но теперь он несся к Денису огромными прыжками, перемещаясь совсем не по-кабаньи: опустив голову между широко расположенных передних ног, двигающихся синхронно. Многотонная туша зависала над землей на несколько секунд, как в галопе.

Страха не было. Совсем. Но вот досматривать представление до конца и наблюдать, как проткнут клыки слабое человеческое тело, не имелось ни малейшего желания. Денис попытался не допустить соприкосновения, воплотить в жизнь древнее высказывание о том, что Ахиллес никогда не догонит черепаху. Черепахой являлся он: слабый, медлительный и невероятно беззащитный. Ахиллесом – настигающий сердяк.

Миг не происходило ничего. Понадобилась вся сила воли, чтобы не поддаться отчаянию. Он закусил губу и удвоил усилия, воззвать к своей второй сути оказалось много сложнее, чем обычно, однако в конце концов бесцветный и неощутимый воздух между жертвой и охотником будто бы уплотнился. Денис даже видел радужную пленку, отделявшую его от сердяка. Когда та застыла хрустальной стеной, Денис постарался «перекрыть» мутанту обоняние, и возможно, он себя успокаивал, но сердяк замедлился и даже вскинул голову и завертел ею, будто потерял преследуемого.

А затем Денис вскрикнул. Боли не было, как и любых иных ощущений. Произошедшее не могло сравниться с ними. На него словно обрушилось само небо. Все закружилось и завертелось в бешеном вихре. В ладони, которые он машинально выставил перед собой, ткнулся асфальт и спружинил. Денис подскочил, как на батуте, рухнул навзничь, но жесткое дорожное покрытие приняло его очень мягко и упруго: так, словно он упал на постель с высоты от силы в четверть метра.

В ушах зазвенело, он распахнул глаза и тотчас зажмурил. Мысль о том, что он наконец доигрался – навыдумывал себе невесть чего и оказался сбит добравшейся до него реальностью в виде сердячьго рыла, – вспыхнула и потухла. Вовсе не многотонная туша настигла его, а солнце! Самое настоящее, какого не бывает в вечно купающейся в облаках Зоне. И квадрат синего умытого небосвода, возникший возле дневного светила, выбивал из колеи в разы сильнее попадания в «иллюз».

Этого не могло быть просто потому, что не должно было произойти никогда. Денис вскочил на одном лишь адреналине и тотчас же снова рухнул: ноги отказались держать и подкосились. Развеялась концентрация, голову словно обернули тканью в несколько слоев. Впрочем, это как раз воспринялось привычно: вне Зоны все способности Дениса снижались, окружающее будто обесцвечивалось и искажалось. Вот только обычное пространство в Периметре – как такое возможно?

– Твою канемедь! – смешно выругался Верин, а Тополев брякнул такое, чего и в настоящей, немосковской, зоне услышишь нечасто. По сути, Денис с ним даже согласился: черт-те что творится!

– ДЭН!!!

Все, на что его хватило, – приподняться на локте и отрешенно смотреть, как пытается затормозить сердяк. И страшно: раздавит же. И умора, какой поискать. Больно забавно мутант выглядел с растопыренными ногами и задницей, скребущей по асфальту, выпученными глазами да разинутой, словно в немом крике ужаса, пастью с растопыренными клыками (до сего момента Денис и не думал, будто мутанты способны ими шевелить).

За сердяком осталась черная полоса – так, словно асфальт обожгло или разъело, – и не только она. Денис скривился и закрыл рукавом нос: мутант действительно испугался. Надо отдать ему должное, затормозил почти вплотную к границе солнечного света. Так и сидел на заднице, глазами хлопал, и пусть тварей, как и животных, очеловечивать нельзя, морда у него выглядела ошалевшей вконец.

– Бу… – сказал ему Денис. Воняло так, что глаза слезились, при этом хотелось смеяться и почему-то мотать головой. Кажется, у него начиналась самая натуральная истерика, мешавшаяся с невесть откуда взявшейся эйфорией. Тело по-прежнему почти не слушалось.

Мутант подскочил из положения сидя – метра на полтора, если не больше, – из прыжка опустился прямо на ноги, да как дал деру… только поросячьего визга и не хватало.

– Эй, командир?.. – позвал вольный. Денис лениво повернул голову на звук. Интересующийся оказался охотничком в мини-бикини (или стрингах, Денис понятия не имел, как две полоски ткани, прикрывающие лишь самое дорогое, назывались в около модельерских, гламурных и черт их разберет каких еще кругах).

– Тамбовский волк тебе… – гыгыкнул Верин.

Он тоже хмурился, видимо, вид у Дениса был тот еще: дезориентированный как минимум. Губы растягивала глупейшая улыбка, которую никак не удавалось согнать. Тепло впиталось под кожу, побуждая к медлительной лености, и почему-то зудели подушечки пальцев не только на руках, но и на ногах.

– Дэн… – позвал Верин.

– Чего тебе, Макс? – поинтересовался тот.

– Это… – Научник переступил с ноги на ногу и выдал: – Ты живым хоть останешься?

Денис не удержался и захохотал.

– Идиотская ситуация какая-то, – почему-то смущенно проговорил Верин. – Лежит человек в Зоне, пузо и все остальные части тела жарит на солнышке. А вдруг оно радиоактивное?

– Солнышко-то? – фыркнул Денис.

– Излучение! – рявкнул Верин, явно разозлившись.

Это привело Дениса в себя много лучше ведра ледяной воды, опрокинутого за шиворот в знойный полдень. Он не помнил, чтобы Максим Верин проявлял негативные эмоции. По крайней мере в Зоне подобного не случалось ни разу. Научник мог балагурить, пошлить, шутить на грани черного юмора, но из себя не выходил. К тому же Денис понимал все отчетливее: с ним действительно происходило неладное, и чувствовал он себя совершенно неадекватно.

– Это уж вы мне скажите, господа научники, – посерьезнев, предложил он и, глянув на свой сканер, добавил: – На моем счетчике Гейгера много ниже нормы.

– Подтверждаю, – обронил Тополев.

Коробов сделал шаг по направлению к Денису, но Верин вовремя ухватил его за плечо.

– А позвольте к вам, Дэн? – попросился Коробов.

– А не позволю, – усмехнулся Денис. – Лучше скажите: чудится мне небо или нет?

Он с облегчением услышал бы отрицание. Подобный ответ означал бы наличие «иллюза» или любой другой аномалии, влияющей на психику, возможно, пока неизвестной и никем не изученной. Вполне вероятно, аномалии крайне опасной, раз столь погано действовала даже на него. Все равно лучше уж она, чем то, чего попросту не может быть, поскольку ненаучно от слова «совсем».

Все его нутро – то самое, которое срослось с Зоной, – возмущалось и яростно протестовало против неожиданного выхода из Периметра. На небольшом участке от силы в десять квадратных метров не находилось не только маленькой безобидной аномалии, но и вообще никакой.

Тополев что-то спросил у Коробова, но тихо, не разобрать.

– Абсолютно обычное, здоровое пространство с известными всем и каждому законами физики – дыра в аномалии, – заметил тот и добавил: – Ну и ну.

– И бунтующее душевное равновесие – то ли под влиянием этого факта, то ли само по себе, – прошептал Денис.

– Вы что-то сказали, сталкер?

– Ничего. Я так и не получил ответа на свой вопрос! – поторопил он.

– Да есть там небо, – за всех ответил вольный. – Не истери.

«Тебя бы сюда…» – подумал Денис, но промолчал.

– Подтверждаю, – вздохнул Тополев.

– Ага, – кивнул Верин.

– Отлично, – сказал Денис, хотя ничего хорошего в том не видел. – Значит, я все же пока умом не тронулся.

– Эм… – Коробов снова сверился с прибором. – Юноша, возвратились бы вы к нам от греха подальше, а?..

На кого-кого, а на юношу Денис, к своему немалому облегчению и гордости, больше не походил: все же двадцать шесть скоро. Ростом не вышел и телосложение богатырским не назовешь, так ничего не поделаешь: лучше питаться следовало, а не в Зоне рыскать, а потом на сухпайках в клане сидеть. Оправдывало Дениса лишь то, что в Москве он жил скорее всего не по собственной воле, просто потерялся во время эвакуации, а затем тронулся умом, как и остальные «дети Зоны». После пакта Денис все же наступил на горло гордости и попытался выяснить, что именно помнят сами эмионики и можно ли восстановить потерянную память хотя бы частично. Оказалось, у всех провалы, и даже снов о том времени нет: словно прошлое – запись на старинной магнитофонной пленке, и ее даже не стерли, а вырезали ножницами.

– Пожалуй, вы правы.

Сказать просто, а вот подняться оказалось невообразимо тяжело, и в результате Денис снова шмякнулся на асфальт. Верин дернулся было в его сторону. Тополев сцапал его за шиворот и даже встряхнул для острастки.

– Умница, – похвалил того Денис. – Там и стойте, я… сейчас присоединюсь к вам, и пойдем дальше.

– Ноги отказали?

– Я чувствую их, но подняться не выходит, – ответил Денис. – Впрочем, слабость отступает, возможно, полчасика поваляюсь, и…

– Потом к Зоне привыкать придется, – закончил за него Коробов.

– Не исключаю. Веревка у кого осталась?

Верин кивнул, поняв его мысль верно, и полез в рюкзак.

– Мне обвязаться и к тебе?

Денис красноречиво постучал себя по виску и велел:

– Конец кинь.

– Не долетит.

– К гайке привяжи – долетит как миленький, – посоветовал Тополев. Помнится, когда еще в самый первый раз шли в Зону, именно он сильно возмущался по поводу «всякого ненужного металлолома» и «лишней тяжести». Гайки в Зоне вещь незаменимая, если нужно дорогу проверить, да и для всяких неожиданных нужд, как и веревка, трос или что-нибудь в этом роде. Особенно ценны гайки больших диаметров и увесистые, от КамАЗов, правда, тащить подобные действительно тяжеловато.

– Лови!

Денис едва удержал на месте дернувшуюся машинально руку: в Периметре ловить что-либо на лету явно не стоило. Гайка, пролетая за границу, отделяющую Зону от беззонового пространства, дважды полыхнула синим: при первом касании до невидимого поля и уже ударившись об асфальт. Верин присвистнул.

– Дэн, осторожнее! Вдруг раскаленная.

– Была б горячей, трос уже тлел бы, – заметил Коробов.

– Холодная, – бросил Денис. – Все в норме.

Он наскоро обвязался и приказал:

– Тащите.

Наверное, со стороны зрелище выглядело забавно, однако его участникам оказалось не до шуток.

Лучше всего для сравнения подходил мыльный или воздушный пузырь. Внутри поля и в Зоне немного отличалось давление. Четверо научников тащили изо всех сил, Денис тоже не бездействовал, но невидимую преграду оказалось не так уж легко разрушить.

– Наверное, схоже чувствует себя птенец, вылупляющийся из яйца, – простонал он, оказавшись наконец-то в такой понятной, обычной, замечательной во всех отношениях Зоне. – Противошоковое мне вколите у кого под рукой.