Ворон проснулся от того, что его тронули за плечо. Он успел ощутить недовольство – штурм должен был начаться часа через полтора, и перед ним хотелось выспаться хоть немного, – но быстро загнал чувства подальше, в ту часть сознания, которой не касалась установленная связь. Денис находился рядом, и, прежде чем открыть глаза, Ворон его «позвал».

Он ждал совсем другого человека, если ее, конечно, можно было так называть. Однако Анастасия с тех пор, как они виделись в лесу в последний раз, так и не появилась. С одной стороны, правильно, а с другой – досадно.

Ворон не мог сказать, будто увлечен ею. Заинтересован – бесспорно, но полноценного романа с Анастасией он, пожалуй, не желал. Однако хотел видеть и даже скучал. Эта женщина вызывала в душе бурю одним лишь своим присутствием и тоску – если отсутствовала слишком долго. Что с этим делать, он не имел ни малейшего понятия.

– Профессор?

Сестринский сидел на стуле в изголовье кровати: хмурый, какой-то издерганный и не похожий сам на себя.

– К нам едет ревизор? – пошутил Ворон.

– Что?! – вскинулся тот будто ото сна.

– Вспомнилось, – пояснил Ворон, ощущая нечто сродни сожалению и сильное беспокойство. – Больно вид у вас соответствующий. Если не ревизор, то вы явились как минимум сообщить о моей показательной казни. Прекрасная Белая королева, Анастасия, велела прилюдно отрубить мне голову на Васильевском спуске? А может, во дворце заседаний в Кремле? В таком случае моим последним предсмертным желанием будет установление в нем елки. Иначе я просто не соглашусь участвовать в представлении.

– Заканчивай хорохориться, мальчик, я как никто изучил твое поведение.

– Действительно… – Ворон фыркнул и сел на постели. – Внимательно слушаю, – произнес он уже более спокойным и выверенным тоном.

– Хорошо б не только ты.

«Откуда?..» – выдохнул-прошептал где-то в затылке Денис, и Ворону захотелось его стукнуть, потому что смысл слов, произнесенных Сестринским, совершенно потерялся.

«Молчи и слушай!» – велел он и тяжело вздохнул.

В неумении Дениса пользоваться собственными возможностями Ворон отчасти считал виновным именно себя. Ничего не стоило настоять, ломая комплекс неприятия о колено. А теперь приходилось расплачиваться легкой дезориентацией и мигренью – учитывая преимущества, не так уж и многим, но все равно не доставляющим особого удовольствия.

– Прошу прощения, профессор… – В горле запершило, и Ворон поспешил откашляться. – Не затруднит ли вас повторить сказанное?

– Они ведь здесь?

Ворон вздрогнул, его затопило чужой ледяной паникой, но Денис быстро собрался и успокоился.

– Слушают твоими ушами? – продолжил спрашивать Сестринский.

– Предположим, – глухо проговорил Ворон и снова откашлялся.

Юлить не имело смысла, выяснять, как Сестринский догадался, – тоже. У гениев свои логические тропы, на которых обычному здравомыслящему человеку делать нечего – либо ничего не поймет, либо свихнется.

– Успокойся. – Бледные губы профессора растянула равнодушная улыбка. – Мне давно не давали покоя идеи Беляева и разработки его темного гения, Людвига Штирнера. Правда, я так и не продвинулся далеко в создании аналога описанного в романе прибора.

– Слава высшим силам, где бы, кем бы или чем бы они ни были! – вырвалось у Ворона совершенно неосознанно. Он даже усомнился: сам ли выкрикнул эту фразу, либо кто-то другой, захвативший сейчас его голову.

Профессор тихо и безэмоционально рассмеялся.

– Я пришел виниться и просить прощения: и у них, и у тебя, – наконец сказал он.

– Мне сильно не нравится подобное начало разговора, – признался Ворон.

– Но ты выслушаешь.

– Естественно! Словно у меня есть выбор! И будьте уверены, тот, кто незримо присутствует рядом, – тоже.

«Только помолчи!» – напутствовал он мысленно.

– Тогда пусть запоминает или записывает формулу, – сказал Сестринский. Ворон хотел было открыть рот, чтобы остановить, но Денис мысленно кивнул.

«Ладно, черт с ними. Вряд ли эмионикам подобная информация вообще нужна», – решил Ворон и расслабился, чтобы ни в коем случае не помешать. Сам он сломался уже на три-метил чего-то обо что-то в сочетании с нуклеиновой и еще какими-то кислотами, в число которых точно не входила «царская водка». Сестринский говорил, походя на занудного институтского лектора. Голос усыплял. Сосредоточенное внимание по другую сторону сознания сильно контрастировало с его собственным: чем больше воспринимал Денис, тем сильнее оно рассеивалось, а встряхиваться и сосредоточиваться Ворон себе запретил. В глубине головы тревожным маячком зудела мысль о тщете всего сущего. В конце концов, если Сестринский решил раскрыть часть своих секретов, да еще и столь незаурядным способом, грядет по меньшей мере Апокалипсис.

– Вы рехнулись! – вырвалось у Ворона, когда под нос ему сунули ватку, пропитанную нашатырем. – Мать вашу…

– Не ругайся, пожалуйста, – попросил Сестринский, и внутри у Ворона родилось чувство, подозрительно напоминающее стыд. – Спасибо за… предоставленную возможность выговориться, мальчик. И прости.

– Вы изобрели аналог ядерного оружия и запустили обратный отсчет? – Ворон помассировал виски. Ощущения он испытывал не из лучших, но их вполне удавалось терпеть.

– Ты и по ту сторону бытия смеяться будешь?

Ворон кивнул:

– Чего уж взять с глупой птицы? Так я не ошибся по поводу казни?

Сестринский покачал головой и неожиданно сжал его руку холодными, слегка подрагивающими пальцами.

– Ты – мое лучшее творение! Я не позволил бы.

Ворон проглотил уже готовую сорваться фразу о сотворении собственной скромной персоны родителями. Все же Сестринский, вернувший ему полноценную жизнь и подаривший бессмертие несколько лет назад, имел полное право называть себя творцом.

– Но есть вещи, над которыми не властны даже вы, не так ли?..

Профессор кивнул и сильнее стиснул его руку.

– Мне следовало поверить тебе. Видел бы ты кабину, в которой мы испытывали эффект Антизоны… – проговорил он. – Оно действительно мутирует, причем с такой скоростью…

– Вы ведь не запустили процесс… – Ворон тоже не смог договорить: голос дрогнул и пропал.

– Нет… конечно, нет. Я все же поверил тебе, мальчик. Жаль, поздно. Наверное, начни я сразу работу над антидотом…

Ворон выдернул руку из его пальцев, вскочил и кинулся к двери.

– Нет! – воскликнул Сестринский. – Тебе нельзя!

Он и сам это понял, едва успев остановиться. Сердце сжалось в комок и закололо так, как никогда в жизни до этого. Раньше оно не давало сбоев, Ворон и не чувствовал его толком, а сейчас резкая боль затопила все его нутро, а левая рука онемела. Он схватился за грудь, тщетно пытаясь вдохнуть, откуда-то издали раздался испуганный голос Дениса. Наверное, лишь потому, что звучал он в затылке, Ворон и нашел в себе силы попятиться. А потом Сестринский подхватил его и потащил обратно, сгрузил на кровать.

– Это все…

– Из кабины, – кивнул профессор. – Оно растет.

– И как мы намерены его останавливать?

Профессор молча смотрел на него.

– Послушайте! – Ворон начал сердиться. – Посмели умудриться заразить Зону раковой опухолью, сумейте и излечить! Да быть того не может, чтобы вы просто отступили! Направленные взрывы с четырех сторон, какое-нибудь психотропное излучение, водородная бомба, в конце концов!

– Далось тебе ядерное оружие…

– Я становлюсь крайне кровожаден на пороге смерти, – бросил Ворон, изобразив кривую усмешку.

– Аннигилятор сейчас собирают. Другое дело, что он сровняет здесь с землей все.

– А я не могу выйти, – совершенно спокойно сказал Ворон. – Ах, надо же, жалость какая.

Он снова встал, заходил кругами по своей камере, но лишь со стороны его движения могли показаться нервными. Он прицельно искал: слабые места вроде воздушных шахт или тому подобного. Заприметив решетку, он даже кинулся к ней и сумел отодрать.

– Впервые жалею о том, что в Голливуде снимают сплошное вранье, – сказал он, глядя на дыру в стене, в которую мог разве лишь руку просунуть. – Профессор, а вы, случаем, не изобрели уменьшающей микстуры?

– Увы. Есть все же невозможное на свете, – откликнулся тот.

– Напротив. И Зона тому замечательное доказательство, – ответил Ворон. – Позвольте поинтересоваться, какого черта вы сидите здесь и наматываете сопли на кулак? У вас там аннигилятор против матричной Зоны собирают. Или так важно мое прощение? И, кстати, я очень надеюсь, перед тем, как все здесь самоуничтожится, вы не забудете почистить от этой пакости и мой родной Юго-Западный район, в котором экспериментировали. Мне, знаете ли, очень дорога Москва, пусть и такая, как есть.

Сестринский кивнул, но промолчал.

– Я не той масти, чтобы раздавать прощение направо и налево, не путайте ворона с голубем. Сравнением вы лишь оскорбите первого. Что же касается опасности, то вы подарили мне много больше, нежели теперь способны отнять. Идите и не мешайте мне спасать себя самого.

– Игорь…

– Я не крыса, которую можно загнать в клетку.

– Возможно, если я введу тебя в искусственную кому. Подключу к аппарату искусственной вентиляции легких… – начал Сестринский.

– То инфаркт или кровоизлияние в мозг настигнут меня в блаженном неведении. Нет, дорогой профессор, – произнес Ворон и покачал головой. – А к тому же наши с вами отношения, как мне ни прискорбно, больно напоминают банальный сюжетец из Библии. Я никогда не желал быть рядом с вами, не из гордыни, само собой, просто знал: добром это не кончится. Учитывая произошедшее – снова накаркал.

Дверь отворилась. Незнакомый светловолосый мужик под два метра ростом втащил целый арсенал и ящик с инструментом, из которого достал перфоратор и удалился в ванную комнату. Ворон нервно хохотнул:

– Своевременная прочистка унитаза?

– Катакомбы.

– Благодарю, я помню, каким образом Шрам убил Дима. Сколько у меня времени?

– Полчаса или минут сорок, не больше, – ответил Сестринский.

– Вполне достаточно, чтобы сбежать.

«Если не смотреть под ноги», – добавил Ворон мысленно.

«Я проведу тебя», – тотчас отозвался Денис.

«И что будет, если я гробанусь в тот момент, когда ты будешь продолжать сидеть в моей голове?» – поинтересовался тот.

Денис не ответил. Ворон и так ощутил его намерение оставаться рядом до конца.

«Упрямство – удел безумцев», – прибавил он.

Из ванной выглянул давешний мужик, обсыпанный мелом, словно мукой. Вид у него тотчас стал не таким грозным.

– Готово, – доложил он, хотя это и так было ясно.

– Тимур отправится с тобой.

– Только без команды, пожалуйста, – проворчал Ворон, отыскивая в притащенном арсенале колюще-режущих и стреляющих предметов свой нож из «витринки» и пистолет. – Да и сам Тимур мне в общем-то без надобности. Вы б крыс лучше отозвали, нарвусь же.

– Уже, – заверил его Сестринский и, порывшись в кармане, извлек самый обычный с виду судейский свисток на толстой стальной цепочке. – Сформулируй команду мысленно и свистни.

– Разберусь, – кивнул Ворон, надевая его на шею. – Всего вам доброго, профессор, передавайте от меня привет Анастасии. Красивее и умнее женщины я не видел и не знал никогда. Повезло вам…

Тот кивнул, а Ворон сорвался с места. Не хватало еще тратить на прощание далеко не резиновое время. В расширенную Тимуром дыру он кинулся, как Алиса в кроличью нору, – бездумно. Чудом не сломал ногу, налетел плечом на камень, процедил ругательство сквозь зубы и побежал по широкому тоннелю, представшему перед ним. Скорее, быстрее отсюда.

«Отозвать все группы спасения, – приказал мысленно, радуясь, что на поддержание связи не приходится расходовать дыхание. – Пусть ждут…» Он тщетно попытался представить, сколько это – тридцать-сорок минут – в километрах. Видимо, у него медленно, но верно перегревались мозги, раз он не спросил Сестринского, куда ему необходимо добежать. Ну, хотя бы о ближайших станциях метро.

«К тебе Тиха отправится», – сообщил Денис, а Ворон задумался на предмет того, может ли тот вообще просить или даже приказывать эмионикам. Впрочем, не важно: выберется – разберется.

Вначале он хотел отказаться, потом мысленно махнул рукой и тихо фыркнул, представив, как из огня и пламени его выносит «на ручках» какой-нибудь подряженный эмиоником черный быкун.

– Черт! – зашипел он, когда в подошву впился острый камень.

«Не отвлекайся!» – тотчас прикрикнул на него Денис и был абсолютно прав. То, что происходило, Ворон мог бы назвать симбиозом или чем-либо подобным. Денис смотрел его глазами и чувствовал и направлял. Ворону оставалось лишь бежать и держать мозги в относительно расслабленном состоянии, а собственное внимание – рассеянным, ни на чем не сфокусированным. Наверное, очень похоже чувствовал бы себя персонаж какой-нибудь компьютерной игры, ведомый пользователем.

Следом все же увязался огромный Тимур. Ворон время от времени ловил себя на неуместном сейчас любопытстве: является тот «рыцарем Зоны» или обычным человеком. Наверное, в катакомбах кишмя кишели аномалии, но Ворон их не видел, а вот Тимур поначалу шарахался из стороны в сторону. Затем, видимо, смекнул, что к чему, и пристроился сзади след в след.

Вместе они и выскочили в большую круглую пещеру с полуобвалившимся сводом. Ну, либо не в пещеру, а в какое-то помещение (Ворон за адекватность восприятия поручиться не мог). Затормозили посредине. Здесь было относительно светло, только стены скрывались в тени. Зато то тут, то там начали светиться лиловые глазки. Крысы приближались. Вскоре первая тварь стала особенно хорошо видна.

«Сидеть», – подумал Ворон и поднес свисток к губам.

На неслышный для человеческого уха свист крысы отреагировали своеобразно: оскалились и вздыбили шерсть. Исполнять приказ они не собирались. Присмотревшись, Ворон разглядел на их шерсти будто бы стальные искорки.

– Они попали под излучение Антизоны, – проговорил Тимур, перехватывая автомат.

– Матричной Зоны, – машинально поправил Ворон, выхватывая «витринку» и пистолет.

– Да по фиг, – прошипел тот. – Вали давай.

– Да ни в жизнь!

– Умрем оба, – предупредил Тимур, снимая с пояса гранату.

– Берсерк чертов. Совсем рехнулся?! Я никого никогда не оставлял и сейчас не собираюсь начинать!

– А тебя и не спрашивают!

Тимур резко подступил к нему, сшибая плечом и корпусом. Под ногу подвернулась чужая нога. Ворон охнул, ощутив себя словно в невесомости, а затем полетел в какой-то люк.

Каким чудом он не сломал шею – неизвестно. Зато ногу повредил здорово. Не то что встать, а даже пошевелить ею не удавалось. Первые секунды. Потом, стиснув зубы, он кое-как принял вертикальное положение. В глазах плясали искры, и хотелось орать, да только не выходило: не умел Ворон кричать от боли, разве лишь тихо подвывать на каждом шаге. И с каждым, сделанным через силу шагом, все лучше осознавал, что уйти не успеет.

«Игорь…» – Денис был в отчаянии.

Если бы он мог, то телепортировался бы сюда. Ворон искренне радовался тому, что подобное эмионикам недоступно.

– Диня, успокойся. Выход есть всегда: тот или иной, так или иначе, – зашептал он. – Если не веришь в смерть, то она и не наступит. Ну, подумай сам: когда мы есть, то ее нет, когда…

Треск за поворотом, который он миновал со столь большим трудом, заставил замолчать. Ворон с усмешкой глядел на огромный переливающийся золотом и голубоватым светом шар.

– Ну, я же говорил. И почему же тебя именуют именно золотым, а? Красавец, – произнес, обращаясь к очередному зоновому созданию. – Всяко лучше, чем в крысиной пасти, не считаешь так, Диня?

Денис не считал. Он паниковал, наверное, готов был биться головой о стены. «Золотых шаров» он боялся больше всего остального, именно они являлись ему в кошмарах.

– Иногда сны – не просто сны, а судьба. – Ворон шагнул вперед.

«Не смей!» – от этого вопля загудело не только в затылке, но и в висках.

– А по-твоему, сгореть в одночасье лучше? – спросил он. – Человеческий мозг – тот еще ящик Пандоры. Иной раз он растягивает секунды в часы, а мне вовсе не хочется наслаждаться горением заживо. И в конце концов, с чего ты взял, будто там ничего нет, а?

Ворон снова шагнул. «Золотой шар» висел перед ним, не сдвигаясь с места. Видимо, окончательное решение все же оставлял за ним: выбор между неминуемой смертью и, быть может, крохотным шансом.

– Всегда мечтал посмотреть, что скрывается за зеркалом, – прошептал Ворон.

«Тогда удачи. – Денис проронил это как мог спокойнее, и, пожалуй, лучшего напутствия Ворон не слышал ни разу за всю свою не такую уж и короткую жизнь. – Живи».

– Буду!