46
Ра шел по серым ковровым дорожкам с особой торжественностью. Каждый шаг стоил ему огромных усилий, пока он продвигался вперед, окруженный бессчетным числом опухших глаз. Он отворил тяжелую звуконепроницаемую дверь студии и вошел. Дверь с лязгом захлопнулась за его спиной, он остался в одиночестве и тишине. Он подошел к столу в форме полумесяца и сел в мягкое кресло, погрузившись всем телом в его уютное тепло. С воображаемого помоста, на который его подняла смерть, он смотрел на большой черный микрофон, блестевший перед ним в темноте. Было 3:57, эфир через три минуты. Никогда еще работа бога радиоволн не была для него такой тяжелой обязанностью. Сегодня необходимость говорить угнетала Ра, а ведь обычно ликование и радость так и сочились из него в предвкушении общения с публикой. Сегодня от ликования не осталось и следа: новость, которую он должен был сообщить, вытравила из него обычную веселость. Погрузившись в размышления, он ждал сигнала к началу.
— Ра, пора начинать, — прорезал тишину голос звукорежиссера.
— Хорошо, — устало произнес Ра.
Он протянул руку, надел наушники: они повисли с двух сторон словно гири. Толстые амбушюры плотно прилегали к голове и гасили любые посторонние шумы. Он остался в чистом, свободном пространстве радиоволн и слышал во всех нюансах шум двигающегося микрофона, когда подтягивал его поближе к губам. Его затрясло, но, вдохнув поглубже, Ра заговорил:
— Как делишки, Нью-Йорк? Это ваш бог Ра, снова с вами на частоте... — Голос его дрогнул, и он прервался, не закончив свое фирменное приветствие. — Йо, братья, у меня печальные новости. Сегодня черный день для хип-хопа. И он наступил сразу вслед за другим черным днем. Только вчера я сообщил вам о перестрелке на вечеринке после церемонии вручения наград «Соре». Я уже говорил, что лично присутствовал там, и наблюдать перестрелку и начавшуюся после нее панику было весьма неприятно. А сегодня у меня просто нет сил говорить о том, что произошло только что. — Его речь прервалась: он пытался собраться с духом. — Что ж, я скажу как есть. Вряд ли найдется способ как-то смягчить горестную весть. Безупречный был расстрелян насмерть из проезжающей мимо машины в двух милях от его загородной резиденции в Берген-Каунти. Его сестра Эрика Уильямс, находившаяся вместе с ним в машине, серьезно ранена: ее доставили в реанимацию больницы Сент-Джозеф. Также были застрелены водитель лимузина и еще один неизвестный молодой мужчина.
Хеннесси стоял у окна своего офиса, скрестив руки за спиной и оглядывая открывавшиеся впереди просторы. Он слышал голос Ра, дрожавший под грузом печальных новостей. Эмоциональная подача Ра тронула сердце бизнесмена, хотя диджей был не первым, от кого Хеннесси услышал дурную весть. Продюсеру сообщили о случившемся примерно через час после перестрелки. И с того момента он разглядывал серые тучи на безоблачном небе.
В дверь постучали.
— Входи, Джейн, — ответил Хеннесси, ожидавший прихода своей секретарши.
Джейн пересекла комнату и положила ему на стол папку с документами:
— Вот документы, которые вы запрашивали, сэр.
— Спасибо, Джейн, — ответил он, не оборачиваясь. — Скажи мне, сколько неизданных треков Безупречного у нас есть?
— Что-то около сотни.
— Достаточно, чтобы сделать еще восемь-девять альбомов, плюс альбом, куда войдут величайшие хиты. Какой плодовитый юноша. Спасибо, Джейн. Теперь можешь впустить нашего юного друга.
Джейн вышла из офиса, оставив дверь открытой.
— Я любил тебя, Безупречный. Я любил тебя больше остальных. Мне будет тебя не хватать, — вполголоса произнес продюсер.
— Мистер Хеннесси, — раздался сзади чей-то голос.
Перед тем как обернуться, Хеннесси стер с лица остатки эмоций и выключил радио, прервав речь Ра на середине. Затем президент «Краун рекорде» радушной улыбкой поприветствовал молодого человека, стоявшего в дверях:
— Серьезный Базар, новый герой дня. Как дела?
Хеннесси взглянул на платиновые часы на своем запястье: он стоял в коридоре возле запертой двери своего офиса и размахивал взад-вперед кейсом. Затем раздраженно обратился к секретарше:
— За что я плачу сотрудникам деньги, Джейн?
— Не знаю, мистер Хеннесси.
— Я жду уже двадцать минут. У меня полно дел.
— Знаю, сэр. Служба охраны приносит свои извинения. Они задержались внизу, но совсем скоро должны подняться сюда.
— Джейн, то же самое ты говорила мне десять минут назад.
— Знаю, сэр. Мне очень жаль.
— Знаешь что, к черту их. Я спущусь вниз сам. Но поверь мне, когда они придут завтра и узнают, что их уволили, они научатся быть пунктуальными. Увидимся завтра, Джейн.
— До свидания, мистер Хеннесси. До завтра.
И в первый раз за год Хеннесси шел по коридорам «Краун рекорде» без сопровождения. Он еле добрался до лифта, ощущая себя голым. Многие служащие заметили странность происходящего, но они были слишком потрясены новостью о гибели Безупречного, чтобы обращать внимание на начальника. Тот постоял у лифта еще с минуту, но охрана так и не появилась. Тогда он нажал кнопку и вошел в лифт один.
Вместо обычных заунывных мелодий, звучащих обычно в лифте, над головой раздавался бит одной из песен Безупречного. «Надо сменить ее, — подумал Хеннесси. — Я просто не выдержу, если буду слышать каждый день его голос».
Лифт спустился в паркинг, и двери открылись. «Мерседес» Хеннесси был припаркован всего в паре метров. Когда ты президент компании, тебе предоставляют самое удобное место. И все же из-за необходимости проделать путь до машины в одиночестве продюсеру показалось, что до автомобиля добрая пара миль. Да, кого-то завтра же уволят, подумал Хеннесси, глубоко вдохнул, выдохнул и направился к машине. Пройти надо было всего двадцать шагов. Хеннесси трясся всю первую половину пути, к пятнадцатому шагу немного успокоился, к восемнадцатому почувствовал облегчение, словно уже был дома. Он нажал кнопку отключения сигнализации; оставался всего один шаг: продюсер уже протянул руку к дверце машины.
— Обернись, Хеннесси, обернись, чертов ублюдок! — прорычал сзади знакомый голос.
Хеннесси не оглядываясь понял, кто стоит за спиной. Из-за этого голоса он и завел привычку повсюду ходить с охраной — началось это чуть больше года назад. Хеннесси медленно повернулся, держа руки приподнятыми, и взглянул в лицо, которое хотел видеть меньше всего на свете: Бин Ладен стоял в пяти шагах от него и направлял на него «тек-найн» со взведенным курком.
М-да, кого-то определенно уволят.
Рэпер, стоявший перед своим бывшим боссом, выглядел совсем иначе, чем год назад: от бросавшейся в глаза роскоши не осталось и следа. Никакого золота и платины на запястьях и шее, а одежда явно видала виды. Изношенные ботинки и мешковатые джинсы, сверху — слишком большой и грязный бордовый пуховик. Бин Ладен был небрит, волосы отросли.
— Спорим, я последний ниггер на свете, которого ты хотел бы видеть, — произнес он. Хеннесси промолчал. — Можешь не отвечать. Я и так это знаю, чувак.
— Что нового, Бин? Как поживаешь?
— Как поживаю? Не строй из себя идиота. Ты сам знаешь, как мои дела. Ты спустил в унитаз мою жизнь.
— Никто не спускал твою жизнь в унитаз, Бин. Ты сам это сделал.
— Нет, не я. Это сделал ты. И не смей, твою мать, мне возражать. Я тебе больше не позволю, — истерично пролаял Бин Ладен.
— Хорошо, хорошо. Ты теперь босс.
— Ты чертовски прав. Я босс. Я теперь разными делами заправляю...
Он оборвал свою тираду на полуслове и, как одержимый, прижал дуло
пистолета к своему лбу.
— Ты отымел меня, Хеннесси. Ты выжал из меня все соки. Я когда-то собирал стадионы, а теперь не могу пристроиться на работу даже в баре — в сраном баре, чувак.
Хеннесси сделал небольшой шаг вперед. Бин Ладен моментально направил дуло пистолета на него.
— Ладно-ладно. Остынь. Просто успокойся, — отступил Хеннесси.
— Не смей меня успокаивать. Ты отнял мою жизнь и теперь просишь успокоиться?
— Я дал тебе эту жизнь.
— А потом украл. Ты думаешь, ты кто такой? Господь Бог? Ниггер, по-твоему, я похож на сраную пешку? Ты подставил меня, вышвырнул вон, а потом заставил подыхать с голоду.
— Я не вышвыривал тебя, Бин. Ты сам сделал выбор, ввалившись ко мне в офис с десятком парней, вооруженных до зубов. Помнишь?
— А чего ты ожидал, ублюдок? Ты забрал себе все мои авторские права.
— Ты продал их мне.
— Ты дал мне за них жалкие двести тысяч. Я не понимал, что подписываю.
На этот аргумент у Хеннесси не нашлось ответа. Он продолжал стоять с
поднятыми руками, а в мозгу проносились тысячи мыслей: все о том, как ему выбраться из этой передряги. «Я клянусь, Господи, если я выживу, я поувольняю на хрен всю службу охраны! Нет, я не только уволю их самих, я найду способ сделать так, чтобы всех членов их семей тоже поувольняли. Много голов полетит».
— Чего же ты хочешь, Бин? Ты пришел сюда, потому что чего-то хочешь, — говорил Хеннесси обезумевшему рэперу, пытаясь придумать какой-нибудь план.
— Я хочу вышибить твои ублюдочные мозги, — холодно бросил Бин.
Это был не тот ответ, на который надеялся Хеннесси, но ему удалось
сохранить спокойствие и говорить хладнокровно.
— Нет, Бин, это не то, чего ты на самом деле хочешь. Иначе ты сразу меня пришил бы. Так чего же ты хочешь, Бин? — повторил он с осторожной настойчивостью.
— Хочешь знать, чего я на самом деле хочу, ублюдок? Хочешь знать, чего я хочу? Я хочу, чтобы сучки вернулись! Красивые большезадые сучки, которых я трахал пачками. Сучки, выстраивавшиеся в очередь, чтобы у меня отсосать, теперь делают вид, будто не знают, кто я такой. Я хочу назад свои побрякушки. Хочу платиновые часы, кольца по десять штук баксов каждое, хочу свои зубы. Все, что у меня отобрали. Хочу крутые тачки со стальными дисками на колесах и встроенной игровой приставкой внутри. Хочу свою хату и все барахло, которое в ней было. У меня забрали даже платиновые сертификаты. У меня ничего не осталось. Я хочу назад свою жизнь, ублюдок. Жизнь, которую ты украл.
Хеннесси смотрел на парня — тот чуть не плакал — и чувствовал, что рэпер у него на крючке. Он теперь ясно видел выход из этой чудовищной ловушки.
— Я вернулся в гетто, чувак, в дерьмовые трущобы,
Ты знаешь: там повсюду крысы и тараканы. Я забыл, какими крупными они могут быть. Я почти не высовываюсь из дома днем, потому что сгораю от стыда, когда меня видят в такой дыре.
— Я понимаю, я хорошо понимаю тебя, — Бин. Я чувствую твою боль и сожалею, что тебе пришлось так страдать. Я не знал, что все так плохо. Мы оба не святые. Мы люди и совершаем ошибки. Но ведь мы пока живы. А значит все можно исправить.
— Что за херню ты гонишь? — истерично выкрикнул рэпер.
— Я говорю, Бин, что ты сможешь получить свою жизнь назад, ты снова будешь на вершине мира, станешь королем Нью-Йорка.
— Не пытайся наебать меня, Хеннесси! — завопил Бин, тряся пушкой перед носом у продюсера.
Хеннесси отступил назад, размахивая поднятыми вверх ладонями.
— Да что ты, — ответил он, — я не пытаюсь тебя обмануть. Я же вижу, как все серьезно. Но правда в том, что Безупречный погиб...
— Не упоминай при мне этого ниггера. Все только о нем и говорят, словно он чертов Иисус или типа того. Я рад, что этот ублюдок мертв.
— Ты хочешь в чем-то сознаться, Бин?
— Я ничего такого не говорил. Я только сказал, что рад его смерти.
— Ты абсолютно прав. Он мертв, и теперь его трон в «Краун» освободился. Пустоту необходимо заполнить. У меня в этом чемодане лежит контракт. Увидев тебя сегодня, я понял, что ты именно тот, кто сможет его заменить.
Слова Хеннесси были слаще самого дорогого «Кристала». Именно это мечтал услышать Бин: обещание нового рождения и возможности вернуть все свои шмотки, игрушки и голых шлюх — все, о чем он столько грезил в последнее время.
— Откуда мне знать, что ты не поимеешь меня, как раньше?
— Потому что мы становимся умнее с опытом, Бин. Ты многому научился с тех пор, и я научился тоже. На этот раз тебе останутся авторские права полностью, и ты будешь получать двадцать процентов с продаж всех дисков. И помимо аванса я дам тебе двести пятьдесят тысяч премии при подписании контракта.
Обещание богатства подействовало как самый дурманящий наркотик. Еще недавно твердый в своей решимости, Бин размяк. Его гнев стал стихать, и одновременно начала спадать бледность со щек Хеннесси. Сердце президента стало биться ровнее, когда он увидел, что Бин опустил дуло пистолета. Смерть больше не смотрела в лицо. И Хеннесси стал медленно опускать руки. Но ярость вновь овладела Бин Ладеном, и он опять выставил пушку перед собой.
— К черту тебя, Хеннесси. Ты, наверное, думаешь, что я самый тупой кретин в мире. Но тебе не удастся отыметь меня дважды.
— Не делай этого, Бин! — сделал последнюю попытку Хеннесси.
— Не беспокойся. Я присоединюсь к тебе в аду через каких-нибудь пару секунд.
Сказав это, Бин Ладен улыбнулся и кивнул. Потом улыбнулся и кивнул Хеннесси, и тут же прогремели шесть выстрелов, и кровь залила джинсовый костюм президента «Краун рекорде».