Шоу подошло к концу, но вечер был в самом разгаре. Победители и побежденные, работники индустрии, участники радиобитв и зрители — все были сегодня здесь: выпивали, делились сплетнями, флиртовали. Это была вечеринка для своих, организованная студией «Краун», одно из обычных мероприятий, устраиваемых после каждого шоу, — но на этот раз народу собралось больше обычного. Похоже, здесь были все: Сталин со своими ребятами сидел за столиком в углу, Гевара болтал с Эбони, обсуждая возможное сотрудничество, мини-Гитлер и парни из Гестапо в большом количестве приехали с Юга. Был здесь и Трухильо с Латинской Мафией. Они переговаривались о собственных делах, но в течение вечера нет-нет да и всплывала тема Безупречного и Ганнибала.

Безупречный сидел в сторонке с телохранителем и Хеннесси. Он улавливал шушуканье за спиной. Ганнибал выставил его на посмешище, но он не единственный виноват в случившемся. Не он писал эти мерзкие слова. Был и другой, чье имя вызывало отвращение у Безупречного и оставляло во рту горечь похуже, чем от абсента. Этот мерзавец осквернил чистоту его дорогой девочки, а Безупречный только и мог сидеть и молча смотреть, как ее насиловали у всех на виду, словно рабыню в доисторические времена. Хорош защитник. Теперь он жалел, что не нанес Ганнибалу ответный удар во время собственного выхода.

Эти мысли прожигали ему мозг, а неосязаемая трещина продолжала парить в воздухе прямо перед ним. Вообще-то теперь она превратилась в дыру, небольшую дыру, стоявшую перед глазами, куда бы он ни поворачивал голову. Демоны перестали посещать его с тех пор, как появилась трещина, превратившаяся затем в дыру. Он ненавидел этих существ, когда они только начали его навещать: прозрачные аморфные фигуры, менявшие облик и походившие то на людей, то на животных, то на амебы. Они принимали любые формы, постоянно превращаясь во что-то другое. Но сейчас он обрадовался бы им как старым друзьям, лишь бы не видеть дыру: недостижимую и неосязаемую, словно конец существования.

— Поздравляю, ты добавил еще три награды к своей коллекции, — произнес Хеннесси, пробудив его от тяжелого сна наяву.

Единственное, что Безупречный смог сказать в ответ:

— Чертов ублюдок!

— Понимаю, ты расстроен. А зря... Теперь миллионы жаждут услышать твой ответ. Они сгорают от желания узнать, каков же будет твой следующий шаг. И новый трек разлетится в миг, словно горячие пирожки. Поверь мне, тебе сейчас не повредит все, что подстегнет продажи.

— Два миллиона проданных дисков тебя не устраивают?

— Это неплохой результат, но куда хуже десяти миллионов.

— Деньги — единственное, что тебя волнует в жизни?

— Конечно.

— Похоже, нравится мне это или нет, но пока я связан контрактом, я буду всего лишь твоим рабом. Но кто знает, быть может, я скоро умру и обрету свободу вместе со смертью.

— Не понимаю таких слов, Безупречный. Рабство в нашей стране отменили много лет назад. А впрочем, позволь объяснить тебе одну маленькую истину. Мы все рабы в этом мире, брат. Белые, черные, желтые или какие там еще — все мы лишь рабы нашей судьбы, и не важно, верим мы в нее или нет.

Свободу мы обретаем, лишь примирившись с оковами и приняв свое предназначение и свою сущность. Я принял свою участь: я бизнесмен. И это сделало меня свободнее. А ты должен смириться с тем, что ты артист.

— Это все лажа, Хеннесси! — парировал Безупречный. — Это хрень, которую внушают рабам, чтобы легче было командовать ими и водить на веревочке. И потом, ты же вроде был деистом. Ты говорил, что не веришь в судьбу. Или я что-то путаю? «Напиши свою жизнь, как тебе нравится», — так ты мне тогда сказал?

— Ладно, Безупречный. Поступай как знаешь. Верь во что угодно. Только скажи, как ты обретешь свободу, все время называя себя рабом? Подумай об этом. И знаешь еще что? Я давно пришел к этой мысли. В твоем романе я главный злодей, ведь так? А почему? Потому что я белый, я начальник и люблю деньги. Я не собираюсь извиняться за то, какой я есть. Никогда этого не делал и сейчас не буду. Но запомни одно: твоя жизнь началась с той самой нашей встречи. Я сотворил тебя, Безупречный. Сделал своим главным приоритетом. Номером один. Я помог тебе завоевать мир. Благодаря мне о тебе напишут десятки книг. А без меня ты так и остался бы мальчишкой, состязающимся в остроумии в уличных перебранках. Какую книгу жизни ты написал бы без меня?

— Не знаю. Я не знаю.

В словах Хеннесси была доля истины. Впервые со дня их знакомства Безупречный слышал в голосе продюсера неподдельные эмоции. Но при всей искренности Хеннесси Безупречного не покидало чувство, что тот пытается ему что-то продать. На этот раз — самого себя. Как Безупречный ни старался, он не представлял Хеннесси отдельно от паутины лжи, которой тот опутывал все вокруг. Но откровения Хеннесси сделали одно доброе дело: отвлекли Безупречного от мыслей о Ганнибале и от неосязаемой черной дыры. Правда, всего на минуту, пока Безупречный не увидел мини-Гитлера: тот сидел в одной из кабинок для ВИПов. Гитлер поднял бокал «Кристала» и поприветствовал Безупречного кивком и улыбкой. В ответ Безупречный тоже кивнул демагогу-лилипуту и осушил свой бокал. И в ту же секунду заметил в углу человека в красном, улыбавшегося ему: кажется, один из его бывших соперников. Вроде бы они встречались раньше, но Безупречный не был в этом уверен. Он плохо разглядел парня, а в этом зале собралось огромное количество его бывших приятелей и соперников. Его затуманенное «Кристалом» сознание было уверено только в одном.

— Мне надо отлить, — сообщил он Хеннесси.

Безупречный смотрел вниз на гладкую, твердую, безупречно белую фарфоровую поверхность, пока его моча сильной струей ударяла в стену, стекала вниз, пропадая в неосязаемой дыре, затем вновь появлялась в поле зрения ниже, собираясь на дне писсуара. Он не знал, забавляться ли этим зрелищем или ужасаться ему, и просто продолжал мочиться в полном одиночестве и в тишине.

Потом он услышал, как отворилась дверь туалета и раздались чьи-то шаги, а вместе с ними снаружи проникли звуки бита и посторонний шум. Шаги гулко отдавались на кафельном полу: человек подходил все ближе и встал у соседнего писсуара, бок о бок с Безупречным. Безупречный не поднимал глаз, не желая признавать его присутствие, но ощущал это присутствие кожей, к тому же ярко-красная рубашка парня назойливо привлекала внимание. Когда незнакомец расстегнул штаны и стал облегчаться, сердце Безупречного по непонятной причине бешено заколотилось. Ему захотелось бежать прочь как можно быстрее, он сам не знал почему. Безупречный слышал, как струя мочи ударилась в стену рядом с его собственной. Она вырвалась яростно и заглушила своим мощным звуком струю Безупречного. Закончив,

Безупречный застегнулся и подошел к раковине вымыть руки. Над ней висело зеркало, и он видел в нем спину незнакомца в красном, продолжавшего извергать из себя мочу, шумно выражая удовольствие от полученного облегчения.

— А-а-а... О-о-о... Вот так-то лучше. — Затем парень обратился к Безупречному: — До чего же приятно. Это почти так же классно, как трахаться. Эге-ге-гей... мать твою! Жизнь — это еще та шлюха, правда, чувак? Это любимая шутка Бога... он дает тебе то, что ты хочешь, но совсем не так, как тебе хотелось бы. Понимаешь, о чем я, старик?.. Черт, это одновременно и хорошо, и плохо... Йо, старик... ты уверен, что все это дерьмо тебе нужно?

Безупречный не ответил парню, подкрепившему свои слова красноречивыми жестами. Он просто держал пальцы под струей воды, смывавшей с них грязь, и смотрел на отражение спины в зеркале. Он не совсем понимал, о чем тот говорит. А может, и понимал.

— Так как? — Парень сделал выразительный жест, настаивая на ответе.

И тогда Безупречный сказал:

— Уже слишком поздно поворачивать назад.

Он выключил воду, отвернулся и вышел из туалета.

Чуть поодаль, возле бара, стояли Эрика и Триш. Чувство стыда из-за случившегося еще не утихло, но они старались не вспоминать об этом. Они пришли на вечеринку всего двадцать минут назад и уже мечтали сбежать. По правде, они и вовсе не хотели сюда идти, но, обсудив ситуацию, решили, что их отсутствие придаст весомости мерзкой лжи, произнесенной Ганнибалом, — лжи, которую сочинил Миха. Только Эрика подумала о Михе, как он появился в толпе и, приблизившись, встал за ее спиной. Триш указала Эрике на его присутствие, та обернулась и взглянула в печальные глаза своего любимого.

— Детка, мне так жаль. Ты должна мне верить: я не имел никакого отношения к тому, что сегодня случилось. Я был растерян не меньше твоего. Он использовал меня, так же как раньше использовал других. Я бы ни за что не согласился исполнять эту песню сегодня.

Миха выпалил все это на одном дыхании. Потом замолк и взглянул на нее, ожидая, какая последует реакция. Эрика горделиво стояла, не говоря ни слова. Он почувствовал жжение в груди: показалось, что мир сейчас полетит в тартарары. Если она не поверит ему, если разлюбит — как же он будет жить дальше? Что-то твердило ему, что без ее любви он просто перестанет существовать.

— Да ладно, детка. Скажи хоть слово. Ты убиваешь меня своим молчанием.

— Я тебе верю. Я знала, что ты на такое не способен. Знала с самого начала.

Он облегченно выдохнул и улыбнулся. Жжение в груди стало стихать.

— Если знала, зачем же заставила меня пережить все это сейчас?

— Хотела посмотреть, как ты мучаешься. Мне это показалось забавным.

— Ты просто прелесть. Скажи, ты не хочешь сбежать отсюда? Меня начинает тошнить от всей этой тусовки.

— Меня тоже, — согласилась с ним Эрика. А затем повернулась к Триш: —Скажи Майклу, что я уехала, ладно?

— Ладно, только он не обрадуется.

— Мне все равно.

Девушки обнялись.

— Правильно. Делай то, что считаешь нужным, — сказала ей Триш, пока они стояли, прижавшись друг к другу. Когда Эрика разжала руки, Триш добавила: — Я завидую тебе.

Эрика посмотрела на подругу с недоумением.

— Да-да, завидую, — повторила Триш.

Она видела, что Миха испытывает к Эрике именно такую любовь, какую Триш всегда мечтала найти в глазах Безупречного. Раньше ей казалось, что она видела в его взгляде что-то похожее. Но уже больше года прошло с тех пор, как он последний раз смотрел на нее вот так. Мечты разлетелись вдребезги.

— А теперь проваливайте,—добавила она с улыбкой.

Эрика не сразу поняла ее, а когда поняла, обняла еще крепче, как самую близкую подругу и даже больше — как сестру, которой у нее никогда не было.

Эрика и Миха пробирались сквозь толпу так» словно за ними гнались. Почему? Они не смогли бы ответить, но оба чувствовали, что необходимо выбраться из клуба как можно скорее. Миха держал Эрику за руку, а она поспешно следовала за ним. Пробиваясь к выходу, она вдруг почувствовала, как чья-то сильная рука больно вцепилась в ее плечо. Хватка была такая мощная, что Эрика чуть не споткнулась и от неожиданности выпустила ладонь Михи. Рука потащила ее назад, и сомкнувшаяся толпа тут же разлучила ее с любимым.

— Какого черта ты делаешь? Ты куда собралась? — заорал Безупречный. Он стоял перед сестрой, задыхаясь от ярости, а сзади прилепился безмолвный телохранитель.

— Майкл, ты слишком сильно сжал мне руку.

— Ничего, потерпишь. Ты куда намылилась?

— Я ухожу, — сказала она, пытаясь освободиться.

— Уходишь... с ним. После того, что этот ублюдок сделал с нами сегодня?

Миха подошел ближе: он видел ярость в глазах Безупречного и попытался,

как мог, утихомирить его:

— Послушай, для меня случившееся было такой же неожиданностью, как и для вас. Я не имею к этому ни малейшего отношения. Клянусь тебе.

— Никакого отношения, разумеется. Ты всего лишь написал эту мерзость, а потом стоял рядом с этим гадом на сцене и подпевал.

— Ты не понимаешь.

— Заткнись, чертов ниггер, — прорычал Безупречный так, что у окружающих перехватило дыхание. Если бы не шумная атмосфера клуба и не полутьма, сцена была бы просто невероятная. Последние слова брата разозлили Эрику, и она выдернула руку из тисков его ладони:

— Отпусти меня. Миха говорит правду, Майкл. Он ни при чем.

— Ты веришь всему, что он скажет.

— Да, верю!

— Все та же наивная дура!

— Пусть так. Позволь же мне остаться такой. Я ухожу. — Она вновь ухватилась за руку Михи и повернулась, чтобы уйти.

— Ты никуда не пойдешь, — взревел Безупречный.

— Послушай. Ну зачем так все усложнять? Перестань, приятель, это вовсе не обязательно, — попытался воззвать к его разуму Миха.

— Это обязательно, ниггер, потому что я не позволю всякой сволочи превратить мою сестру в дешевую шлюху.

— Я никогда такого не сделаю. Я бы просто не смог. Я ведь ее люблю, люблю по-настоящему.

Безупречному эти слова показались самым жестоким оскорблением за весь вечер.

— Нет, чертов ублюдок, это я люблю ее! И если ты думаешь, что я позволю тебе пачкать самое для меня дорогое, ты сильно ошибся.

— Я понимаю твои чувства, Майкл. Я все понимаю. Я тоже тебя люблю. Но и его я люблю. Я уже взрослая, и я ухожу, — сказала Эрика.

И снова Миха и Эрика стали продвигаться сквозь толпу к выходу. И снова Безупречный схватил ее за руку:

— Ты никуда не пойдешь.

— Отпусти меня, Майкл! — в бешенстве закричала Эрика, вырываясь. И этот крик проник Безупречному в самое сердце. Он взглянул на нее еще раз и увидел, что его маленькая девочка исчезла. Он чувствовал себя так, словно все, что он любил в этом мире, погибло: все засосала неосязаемая черная дыра.

— Ну что ж. Убирайся. Не желаю тебя больше знать. Ты всего лишь еще одна шлюха, дешевая подстилка, как и все остальные. — Безупречный произнес эти жестокие слова на удивление спокойно и просто, без всяких эмоций и дрожи в голосе.

И слова эти глубоко ранили Эрику, задев куда сильнее, чем витиеватая риторика Ганнибала. Она не знала, что делать и говорить, и выдавила из себя только: «Отлично», — стараясь смирить свою гордость и спрятать обиду.

И снова Миха и Эрика поторопились к выходу из клуба. Безупречный позволил сестре отойти на несколько метров, но потом бросился за ней. И тут его удержал кто-то подошедший сзади. Обернувшись, Безупречный увидел Томми.

— Отпусти ее, Безупречный. Это бесполезно. Чем сильнее ты давишь на нее, тем вернее отталкиваешь от себя, — сказал Томми.

При виде друга, снова стоявшего с ним плечо к плечу, Безупречный почувствовал, что его гнев поутих, и он позволил сестре уйти.

— Томми, что ты здесь делаешь? — слабо удивился он.

— Да ладно, старик. Ты же брат мне. Я всегда буду прикрывать тебя со спины. — Эти слова были сказаны как нельзя вовремя, поддержав Безупречного в тот момент, когда весь мир рушился у него на глазах.

— Черт дери, чувак. Она такая красотка, что и я бы не отказался ее трахнуть, — раздался сзади над ухом пронзительный голос.

Резко обернувшись, Безупречный увидел Ганнибала, Терренса и Жнеца.

— Извините, что помешали, но это было так мило. Это самая трогательная сцена, какую я когда-либо видел. Надо бы вставить ее в какую-нибудь мелодраму.

Безупречный в гневе сжал кулаки и направился к Ганнибалу, явно намереваясь вмазать ему хорошенько.

— Что такое, чувак? Ты, кажется, собираешься драться с Быком, — рассмеялся Ганнибал. — Это же не в твоем стиле, Безупречный. Давай лучше поступим как в старые времена. Устроим баттл. Победит тот, кто выступит круче.

Безупречный взял себя в руки:

— Я завязал с этим соперничеством.

И тут Безупречный увидел неосязаемую дыру, нависшую над головой Ганнибала. В первый раз за все время ему доставило удовольствие ее присутствие.

— Йо, Бык. Давай я шлепну этого ниггера, — вспылил Жнец: он задрал рубашку выше пояса и продемонстрировал висевший сбоку пистолет. Ганнибал посмотрел на него, криво усмехаясь, а про себя покатываясь со смеху.

Отреагировав на угрожающее поведение Жнеца, телохранитель Безупречного тоже задрал рубашку, показав висевший у него на поясе «глок».

— Спрячь-ка лучше свою игрушку, — предупредил он.

— Ого, — протянул Ганнибал, с улыбкой наблюдая их противостояние.

Томми, увидев, что сейчас может произойти большая глупость, вышел

вперед, почти закрыв собой Безупречного:

— Эй, парни, остыньте, притормозите!

— Пушки, пушки, пушки, — пропел Терренс и выставил напоказ свое оружие: взвел курок у всех на глазах, а затем прижал руку с пистолетом к торсу: — Я знаю, парни, никто не хочет, чтобы я разрядил эту штуку. — В последние месяцы у Терренса вновь вошло в привычку носить с собой пушку, куда бы он ни направлялся, но впервые за многие годы он вынул ее из кобуры. И сейчас она тяжелым грузом давила на руку — куда тяжелее обычного.

Они стояли, молча уставившись друг на друга: никто на деле не хотел столкновения. Первым отступил телохранитель Безупречного. Жнец решил подначить его:

— Да, лучше убирайся, пока цел, чертов педик.

— Как ты меня назвал? — разъярился телохранитель, хватаясь за рукоятку пистолета. Напряжение выросло до предела: каждый внимательно ловил любой звук и движение со стороны соперников. И вдруг из колонок раздался четкий и громкий звук выстрелов: диджей прокрутил эффектную заставку к одной из песен Ганнибала. Но среди общего смятения звуки показались настоящими выстрелами. Жнец и телохранитель Безупречного выстрелили в ответ.

Безупречный увидел яркую вспышку и закрыл глаза. О боже, неужели это все? Неужели конец? Вот так мне предстоит умереть? Теперь я получу ответы на все вопросы? Дай мне эти ответы: я готов. Нет, признался он тут же самому себе, — не готов. Не так. Я хочу жить. Любить. Не хочу умирать. Затем он услышал целую серию выстрелов, и какая-то сила увлекла его в темноту, сбив с ног и повалив на пол с глухим стуком.

Все еще не открывая глаз, он стал шарить руками вокруг себя и наткнулся на чье-то тело. Почувствовал теплую жидкость на своих пальцах: она просачивалась сквозь них, как вода. «О, черт. Меня подстрелили», — подумал он. Любопытство пересилило страх. Он открыл глаза и с сильно бьющимся сердцем поглядел вверх — на потолок. Он видел вращающийся цветной шар, отбрасывающий яркие психоделические отблески в темноту зала. Он слышал визги и вопли, заглушавшие грохочущий бит. Затем музыка резко оборвалась. Он попытался пошевелиться, но почувствовал тяжесть, придавившую его к полу.

Он не собирался так легко уступать смерти. Он стал делать лихорадочные движения и вскоре обнаружил, что на нем лежит чье-то тело. Безупречный столкнул его с себя. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы осознать — перед ним тело Томми. Он еще дышал, цепляясь за жизнь, — а темная теплая жидкость стекала на пол из продырявленного живота и сочилась изо рта, издававшего предсмертные хрипы. Безупречный понял, что теплая жидкость на его пальцах была кровью друга. Сам он остался невредим.

— Томми, Томми, — пробормотал он, стискивая руку друга. Томми напряг последние силы и сжал в ответ ладонь Безупречного. Он мучительно пытался выдавить из себя натужный шепот. Увидев, что губы друга шевелятся, Безупречный наклонился к его окровавленному лицу. Он не мог разобрать слов и изо всех сил напрягал слух, чтобы уловить смысл. А потом он услышал их так четко и ясно, как никогда в жизни: «Я люблю тебя, брат». С этими словами Томми отошел в мир иной.

— Нет, старик. Только не это! Не вздумай уходить. Не поступай так со мной, Томми. Не оставляй меня жить с этим на совести. Только не уходи, — молил Безупречный, но было поздно. Томми умер. Оставшись в одиночестве среди этого безумия, Безупречный зарыдал: слезы градом стекали по лицу, он причитал и завывал от боли, глядя на мертвого друга, лежащего на полу.

Хеннесси стоял наверху со своим телохранителем и с высоты наблюдал за творившимся внизу сумасшествием. Зрелище было ошеломляющее: потеряв голову, люди, словно муравьи, кидались в разные стороны в поисках выхода.

— Выведи меня отсюда, — велел он телохранителю, и тот стал продвигаться вместе с Хеннесси к черному выходу.

Люди толкались, суетились, бросались куда глаза глядят, пытаясь выбраться из этого ада. Среди всеобщего сумасшествия один человек двигался шатаясь, как пьяный. Выделывая странные па и спотыкаясь, он продолжал держать в руке пистолет с взведенным затвором, который ему так и не пригодился — а кровь ручьем струилась по его телу. В пьяном танце он с неясной целью неистово размахивал рукой. Так он добрался до Ганнибала. Увидев его, Терренс — а это был он — шагнул вперед, держа пистолет перед собой. Смертельно раненный, он подползал ближе и ближе, пока не рухнул на руки Ганнибала. Пистолет выскользнул из рук и упал в лужу крови. Терренс посмотрел на своего генерала: «Прости меня, Бык. Я сплоховал. Сплоховал». Тяжесть собственного тела, еще недавно такого легкого и сильного, одолела его. Ганнибал опустил его на пол. Плача, Терренс повторял: «О черт, чувак!

Мне жаль, что я больше не смогу тебе помогать. Но ты прав: я ее вижу. Я теперь ясно ее вижу. Картину целиком. Я вижу ее, старик». После этого изо рта Терренса вылетали только бессвязные слова и звуки. Ганнибал наклонился и в последний раз обнял своего солдата и друга.

В этот момент он посмотрел в другой конец зала и увидел Безупречного, державшего за руку Томми. Глаза их встретились посреди сумятицы и хаоса в этот напряженный и печальный момент. Затем Ганнибал отвел взгляд и отпустил руку Терренса. Он поднялся и пошел прочь, оставив за спиной умирающего Терренса и Безупречного, к которому в тот моменте плачем бежала Триш.

Ганнибал медленно прошел сквозь весь этот хаос. Он был уже у самого выхода, когда заметил в углу сжавшуюся в комочек Розу. Он был так поглощен событиями вечера, что совершенно забыл о ее присутствии. Он даже не мог вспомнить, зачем привел ее с собой. Может, потому, что она ему нравилась, а может, по какой-то другой причине. Как бы то ни было, он протянул девушке руку, она уцепилась за нее — и через мгновенье странная парочка стала вместе пробиваться к выходу.