Было поздно, когда они добрались в Нью-Джерси. Решили, что Миха переночует в доме Ганнибала, в одной из комнат для гостей. Миха не возражал: ему уже порядком надоели гостиницы. В тот вечер он не планировал встречаться с Эрикой, а Ганнибалу не хотелось отклоняться от прямого пути, теряя время, чтобы закинуть Миху к нему домой. К тому же к концу пути настроение у обоих улучшилось, и они начали смеяться и шутить, почти как братья — Ганнибал ни с кем другим не общался подобным образом.

Ганнибал продолжал сыпать шутками, когда они вошли в дом и поднялись по широкой лестнице наверх.

— Так что не боись: ты мне нравишься. Ты совсем желторотый, но я ценю твой оптимизм.

— Благодарю, — ответил Миха со сдержанным сарказмом.

Поднявшись на второй этаж, они вошли в огромный белый холл, из

которого несколько дверей вели в спальни. Миха остановился у второй из них. Здесь он сегодня переночует: он всегда спал в этой комнате, когда оставался у Ганнибала. Но Ганнибал остановил его. Было еще только девять вечера: слишком рано, чтобы ложиться в постель. И Ганнибал предложил поиграть в компьютерные игры или посмотреть какой-нибудь фильм, пока их не сморит. Оба направились в конец холла, в комнату Ганнибала.

— Йо, говорю тебе, эта фигня не несет никакого смысла. Это как долбаный... оксюморон, или как его там... — взревел Ганнибал.

— Да что с тобой, брат? Ты сегодня настроен против всех и вся?

— Да нет же, послушай, что я говорю. Это абсолютная бессмыслица. Христианский хип-хоп — это как... как одно большое гребаное противоречие. Хип-хоп должен нести в себе протест. Он должен бороться с системой. А не славить белого Иисуса и проповедовать смирение. Что это за херня?

В ответ Миха только раздраженно замотал головой.

— Что, тебе нечего возразить? — отреагировал Ганнибал на его молчание.

— Бык, я стараюсь не спорить с тобой и не воспринимать твои слова слишком серьезно.

— Ты прав, спорить со мной тебе не стоит. Но поверь, лучше бы ты воспринимал меня всерьез.

— Нет, чувак. Я даже не стану тебя слушать.

— Ничего не выйдет. Хочешь не хочешь, ты все равно слышишь мои слова.

Миха следовал за Ганнибалом, стараясь пропускать все мимо ушей. Они

подошли к двери, она распахнулась в темноту комнаты, и Ганнибал, занятый разговором, не обратил внимания на негромкие звуки, раздававшиеся в глубине — явно сексуального характера.

Он уже почти произнес «све...», когда его прервал голос из темноты:

— Йо, Бык, это ты? Погоди, не включай свет. Дай мне пару минут.

— Чертов ниггер, какого хрена ты опять трахаешься в моей спальне? — прорычал Ганнибал, узнав голос Мука. — В доме чуть ли не тыща комнат, а ты продолжаешь таскать шлюх в мою. Проваливай, да побыстрее!

Это зашло слишком далеко, и уже много лет назад. Если раньше подобные случаи вызывали лишь легкое раздражение на того, кого Ганнибал считал почти братом, то уже давно озлобление стало расти и превратилось в нечто большее. Ганнибал прикрыл дверь. Миха, стоявший далеко от двери, спросил его, в чем дело, и Ганнибал собирался ответить... как вдруг его поразила одна мысль. Там, в темноте, он успел заметить очертания силуэтов, и что-то зацепило его, какая-то странность... Действуя чисто интуитивно и не раздумывая, Ганнибал вновь распахнул дверь и скомандовал: «Свет».

Комната озарилась яркими огнями ламп, застигнув врасплох невезучую парочку.

— Твою мать, а ну убирайтесь отсюда! — заорал Ганнибал, пораженный открывшимся зрелищем. Услышав столь бурную реакцию, Миха бросился в комнату.

— Что такое? — выпалил он до того, как успел разглядеть сцену в деталях. — Ох...черт! — только и смог воскликнуть Миха.

Оба молча застыли в дверях, не веря собственным глазам: перед ними в постели сплелись два голых мужских тела, процесс был в самом разгаре. Мук находился сверху, а подставлял ему Жнец.

Все четверо молчали и не двигались, потрясенные случившимся.

Наконец сгоравший со стыда Мук прервал молчание:

— Бык, это не то, о чем ты подумал.

— Что... что это за херня? — проронил Ганнибал.

— Йо, брат. Я тебе все объясню.

Мук и Жнец наконец отлепились друг от друга.

— Объяснишь, что? Что ты трахаешь мужиков?

— Брат, ты не понимаешь.

— Что я должен понимать? Что ты гребаный гомосек?

— Эй, я не гомосек! — нагло заявил Мук.

Ганнибал не мог поверить своим ушам:

— Что?! Ты только что трахал мужика, или мне показалось?

— Да, я иногда трахаю в задницу, но я не гомик.

— О чем ты? — Ганнибал был совершенно сбит с толку. Он переглянулся с Михой: — Эй, ты понимаешь, что за херню он несет?

Вместо ответа Миха развел руками в полном замешательстве.

Муку было стыдно, что Ганнибал застал его за таким делом. Но еще хуже — что Миха присутствовал при этой сцене.

— Слушай, просто выйдите и дайте мне одеться. А потом я все тебе объясню, — Мук почти умоляюще глядел на друга.

Но Ганнибал перестал что-либо воспринимать:

— Вот что: ты и твой дружок-пидор сейчас уберетесь отсюда. Потому что между нами все кончено, и здесь нечего объяснять, — заявил Ганнибал, с твердостью ставя крест на многолетней дружбе. В этот момент Жнец стал торопливо одеваться. Мук последовал его примеру, но двигался гораздо медленнее.

— Да ладно тебе, Бык. Скажи всем, чтоб ушли, и давай поговорим, — повторил Мук. Он даже не просил, а униженно умолял. Миха почувствовал жалость к чуваку и неловкость оттого, что был свидетелем происходящего.

— О чем говорить? Ты пидорас, а я не имею дел с пидорасами, так что убирайся ко всем чертям, — прорычал Ганнибал, подчеркнув каждое слово выразительной интонацией.

Рассерженный Мук повторил:

— Послушай, я же сказал, что я не педик. Я иногда трахаю мужиков в зад, но я не педик.

Подобная логика была для Ганнибала за пределами понимания.

— Ты что, ненормальный? А знаешь, мне наплевать, кто ты. Гомик, педрила, жополаз, голубец — выбирай, что нравится. Только убирайся отсюда.

Жнец уже оделся и смущенно поспешил свалить из комнаты. Ганнибал презрительно глянул на него, когда тот проходил мимо. Миха старался не смотреть в его сторону. Он сам с радостью сбежал бы отсюда.

Наполовину одевшись, Мук все еще продолжал умолять:

— Ну послушай. Ты же знаешь, что я провел два года в Синг-Синге. Ты ведь понимаешь...

— И что же. Ты попал туда и разучился быть мужиком? — Ганнибал обернулся к Михе: — Я ведь говорил тебе: видишь, что тюрьма делает с ниггерами.

Для Мука было невыносимо, что при его позоре присутствовал Миха.

— Тюрьма? Нет, чувак, это не оправдание. Мы теперь чужие. Знать тебя не хочу.

— Так просто? После стольких лет дружбы и того дерьма, через которое мы вместе прошли? Ты просто выкинешь меня вон из-за такой ерунды?

— Ерунды? Да я до сих пор в шоке. В жизни не видел большей мерзости. И эта сцена вытеснила из моей памяти все, что мы вместе пережили.

— Я сделал тебя тем, кто ты есть, старик.

— Брось, ниггер. Никто не был моим творцом: ни родители, ни даже Господь Бог. Бык сам себя сотворил. Я пришел в мир сам по себе и создал собственный мир вращающийся вокруг меня. И я сделал тебя президентом «Каннибал рекорде», платил тебе больше денег, чем ты мог заработать своим грязным бизнесом. А ты ни черта не делал, только все время жаловался и ныл. Я уже давно ждал случая вышвырнуть твою поганую задницу. И теперь я это сделаю. Ты умер для меня, ниггер.

— Да пошел ты. Я для него умер! Я хотя бы не притворяюсь, что я лучше, чем я есть на самом деле. Не пытаюсь поливать дорогим парфюмом собственное дерьмо. Ты думаешь, что можешь вывалять меня в грязи, а потом просто отвернуться и уйти?

— Именно так я и сделаю. Наш разговор окончен.

Больше никто не проронил ни слова. Мук сгреб в охапку брошенные на пол шмотки, подобрал ботинки и направился в угол комнаты, где лежало его кожаное пальто. Подхватив его, Мук почувствовал необычную тяжесть и вспомнил, что в кармане лежит пистолет. Он оглянулся на Ганнибала, но тут же отбросил мысль об убийстве. Сейчас он не мог застрелить Ганнибала, что толку мечтать об этом. Он перебросил пальто через руку и вышел, стараясь высоко держать голову, несмотря на свой позор. Он остановился в дверях, чтобы еще раз взглянуть на Ганнибала, но Бык не смотрел в его сторону. Через секунду Мук отвернулся, но краем взгляда успел еще раз заметить Миху. Этого-то он, по крайней мере, может убрать.

Не меньше минуты после ухода Мука Ганнибал с Михой стояли в комнате, не говоря ни слова.

— Как ты? — спросил затем Ганнибал.

— Все нормально, брат. Я в порядке... А как насчет Жнеца?

— В каком смысле?

— Ты его тоже вышвырнешь?

— Еще чего. Этот ниггер приносит мне прибыль. И мне плевать, с кем он трахается. Мук же был мне братом. Должен был прикрывать меня с тыла. А как может выполнять эту задачу чувак, который пялится на мой зад? Ответь мне.

Миха почувствовал жужжание в кармане джинсов. Он вынул пейджер и прочел сообщение: «Нужно увидеться. Перезвони, как только прочтешь сообщение. Эрика».

— Слушай, брат. Мне надо уйти, — сказал он Ганнибалу. Ему не понравился характер сообщения: такая срочность вызывала тревогу, хотя он все равно был рад получить весточку от Эрики. Михе необходим был предлог, чтобы смыться. День оказался нелегким. Еще утром он ничего не знал про Ганнибала. А теперь мог составить весьма полную картину о нем самом и о его окружении.

— Киска зовет?

— Можно и так сказать.

Ганнибал остался один в огромном доме. Он обошел свою комнату, с отвращением вдыхая оставленный гостями запах. Потом нашел на шкафу баллончик с освежителем и стал яростно опрыскивать помещение. Он также стянул простыни с гигантской кровати.

Затем, чтобы отвлечься, врубил свой огромный телевизор. Щелкая каналы, он наткнулся на «Плеер». На этом канале круглосуточно происходило настоящее порнопиршество. В тот самый момент показывали стриптиз, и Ганнибалу приглянулась девочка, как раз вышедшая на сцену. Эта красавица знала свое дело. На огромном экране ее глаза, казалось, пронизывали насквозь, словно она смотрела прямо на тебя. Уставившись на экран, Ганнибал испытал чувство, будто знает ее или когда-то встречал. Это было не так, просто она напомнила ему кого-то из прошлого. Наблюдая, как танцует эта красивая латиноамериканка, он понял, что хочет ее.

— Что ж... позвоним киске.

Он набрал номер. Телефон прогудел трижды, затем на том конце ответили.

— Йо, Терренс, — откликнулся Бык.

— Что случилось?

— Включи «Плеер».

— Я и так его смотрю.

— Видишь девочку на экране?

— Да уж, такая милашка. Я как раз развлекал себя с ее помощью.

— Эта информация была лишней. А вот что я действительно хочу знать, так это кто она такая. Найди ее номер и перезвони мне.

— Захотелось любовных утех? Что ж, но я не уверен, что мне удастся раздобыть ее номер в такое позднее время.

— Понимаю, но постарайся сделать, что сможешь.

— Лады.

Терренс застегнул ширинку и стал искать название шоу в программе кабельных каналов. Потом вышел в Интернет и отыскал официальный сайт канала, нашел ссылку на шоу — и тут же его завалили рекламой всяких порнографических сайтов. Это была ярмарка самых разнообразных и причудливых товаров — предложения на любой вкус.

Но сегодня у него не было времени на забавы. Терренс изучил сайт и нашел фотографию девочки. Ниже располагалась ее краткая биография, под ней телефон агентства, которое ее представляло. Он позвонил по указанному номеру. В этот поздний час офис уже не работал, но на автоответчике было оставлено сообщение с номером мобильного. Терренс позвонил па нему и попросил господина Голдштейна. Терренс объяснил, кого он представляет. Потратив на все минут двадцать, он перезвонил Ганнибалу.

— Какие новости? — спросил Ганнибал.

— Пришлось сделать пару-тройку звонков, но я выяснил ее имя и номер. Тебе повезло — она живет в Нью-Йорке. Знаешь, твое имя открывает многие двери. Позвонишь ей?

— Лучше ты позвони. Скажи, что я хочу встретиться с ней сегодня.

Ганнибал повесил трубку и продолжил убирать в комнате. Через десять

минут телефон снова зазвонил.

— Она мечтает о встрече с тобой. Я послал за ней лимузин. Будет у тебя часа через два.

— Славно. Поговорим позже. Респект за все.

— Это тебе респект, Генерал. И знаешь, не обращайся с ней плохо. Ганнибал повесил трубку. Через два часа в дверь позвонили. Ганнибал

открыл и увидел на пороге ту самую красавицу из телевизора: вживую она смотрелась еще роскошнее.

— Привет, — улыбнулась девушка.

— Входи, — бросил в ответ он.

Она шагнула внутрь, и теперь Ганнибал мог лучше ее разглядеть. На ней было кожаное пальто длиной чуть ниже колена, скроенное точно по фигуре. Под ним мини-юбка: ее не было видно, пока девушка не распахнула пальто. У нее была прекрасная кожа цвета мокко, без видимых изъянов. Бык восхищался фигурой девушки. Она оказалась еще привлекательней, чем на экране, и к тому же выше. Каблуки добавляли сантиметров восемь к ее метру семидесяти. Растрепанная копна жгуче-черных волос, полные губы и темно-карие глаза довершали ласкающий взор образ. Казалось, его прошлое оживало в эту самую минуту.

— Должна сказать, что очень польщена нашим знакомством. Я большая ваша поклонница. — Ее голос звучал нежно, и в нем слышался легкий акцент. Кубинский — но он этого не знал, только почувствовал, что это призвук испанского языка, и этот акцент был приятен слуху.

— Спасибо, — сухо ответил он. — Может, поднимемся наверх? — Его слова прозвучали почти как приказ.

— Конечно. Но разве ты... не собирался куда-нибудь сходить?

Терренс уговорил ее приехать, соврав, что Ганнибал хочет пригласить ее на свидание.

— Разумеется, но это мы можем сделать позже, — ответил Ганнибал.

У него не было желания никуда идти. Ганнибал вообще никогда не ходил на свидания с телками. Он не ухаживал за ними. И за всю жизнь не потратил ни цента своих денег на женщин, за исключением своей матери. Ему даже не приходило в голову, что может быть иначе. Быку и не приходилось ничего делать. Девицы сами вешались на него. Неотразимая привлекательность таилась в его сдержанной силе. Феромоны делали свое дело. От язычков пламени, игравших в его глазах, у женщин замирали сердца, а промежность становилась влажной. Так было всегда, так случилось и с Розой — так звали девушку. Но Ганнибал этого не знал, он даже не потрудился спросить. Знал ее имя только Терренс, чьи сладкие речи уговорили эту красавицу уйти из дома, бросив дружескую компанию, сесть в незнакомую машину и ехать два часа в неизвестную ей часть города: Инглвуд, Нью-Джерси.

— Ладно, — согласилась девушка с некоторой неуверенностью. Но сила его привлекательности действовала на нее успокаивающе. Просто невероятно, что он сейчас смотрит на нее не с экрана и не с обложек глянцевых журналов. Ганнибал молча показал ей дорогу наверх и жестом пропустил вперед. Пристроившись сзади, он наблюдал, как она поднимается по лестнице. Он любовался упругими ляжками и тем, как при каждом шаге напрягались и расслаблялись ее мышцы. Он раздумывал, не положить ли руку ей на бедро. И всю дорогу наверх не отрывал взгляда от аппетитных ягодиц.

Поднявшись на второй этаж, девушка остановилась, ожидая дальнейших указаний. Он опять пропустил ее вперед, указав на дверь в дальнем конце холла. Он шел немного позади, чтобы насладиться ее походкой. Временами она оглядывалась с улыбкой, проверяя, как далеко он отстал. Роза вошла в спальню, повинуясь настойчивости Ганнибала, а он вошел следом, пожирая ее глазами. Она остановилась посреди комнаты прямо перед огромным телевизором, теребя пояс пальто. Он с видом хозяина приземлился в кресло, не отрывая от нее взгляд.

Роза чувствовала, что необходимо прервать молчание.

— Знаешь, — сказала она, — когда мой агент позвонил и сказал, что сам Ганнибал хочет со мной увидеться, я была просто в шоке. Понимаешь, я как раз смотрела твой клип на ВЕТ и думала, какой ты горячий и красивый парень, — а тут этот звонок. Так странно.

— Это и для меня было странно, — проронил он бесстрастно, почти уткнувшись губами в сложенные ладони.

— Правда?

— Правда.

— Так куда мы пойдем сегодня?

— Куда захочешь.

— Слушай, я знаю один просто суперский ресторан. Он, конечно, из дорогих... но очень классный. — В ту же секунду девушка мысленно обругала себя за глупость. Она же в особняке самого Ганнибала, для него такие расходы пустяк..Хотя, по правде, с ним она охотно пошла бы и в «Макдоналдс», и в дешевую пиццерию. Просто посидеть где-то в его обществе уже будет восхитительно.

— Не проблема, можем пойти туда. Но сначала окажи мне услугу, — медленно произнес он.

— Какую?

— Сними одежду. Я хочу на тебя посмотреть.

Просьба прозвучала так беспрекословно, что задела ее: Роза почувствовала себя неуютно. Конечно, ей было нетрудно раздеться. Это же ее работа. И не то чтобы ей не хотелось раздеваться перед ним. Вообще-то, она не раз фантазировала на эту тему и раньше, и в этот вечер по дороге сюда. Но она думала, что все произойдет позже, после вкусного ужина и милой беседы, после тех приятных моментов, во время которых люди пытаются узнать ДРУГ друга поближе. После этого она охотно отдалась бы ему и в первый вечер знакомства. Но просто прийти в эту спальню без каких-либо предисловий было чересчур: она испытывала неловкость.

Однако она повиновалась. У нее не хватило сил противостоять отблескам пламени в его глазах. Роза медленно разоблачилась, снимая предмет за предметом: сначала пальто и сапоги, затем блузку и юбку, бюстгальтер — и наконец осталась в чем мать родила, обнажив безупречную красоту смуглой кожи. Вместе с одеждой она лишилась остатков уверенности в себе. В первый раз за долгое время она чувствовала себя голой.

— Повернись, хочу посмотреть на тебя сзади, — сказал он холодным приказным тоном. Она медленно повернулась, а затем снова встала лицом к нему. Ей хотелось прикрыться, но она не решалась — только слегка шевелила пальцами, прижав руки к бокам.

— Знаешь, я как-то неуютно себя чувствую, — наконец отважилась она.

— А вот это уже забавно, — заметил Ганнибал как бы про себя. Но, почувствовав перемену в ее настроении, заговорил успокаивающим тоном: — Все нормально, доверься мне. Все хорошо. Подойди сюда.

Она подошла и встала прямо перед ним. Он жестом попросил ее нагнуться, и она склонилась к нему, обдавая его свежим огуречно-дынным ароматом.

— Как твое имя? — спросил он.

— Роза, — голос ее задрожал. Ее ужаснуло, что он зашел так далеко, даже не зная ее имени.

— Нет, это не твое имя. Тебя зовут по-другому, по крайней мере сегодня.

— И как же меня зовут?

— Старлинг. Тебя зовут Старлинг.

— Не понимаю — почему?

— От слова «стар» — звезда. Ты словно неземное создание, и все в таком роде.

— Ах так. Спасибо.

Она понятия не имела, что это значило, но предпочла остаться в неведении, тем более что его слова походили на комплимент. Они начали целоваться. Вернее, она целовала Ганнибала, а он позволял ей это делать.

В этом крошечном проявлении интимности она смогла расслабиться, забыв неловкость ситуации.

— Ухты, всегда было интересно, какой ты на вкус, — сказала она.

В ответ Ганнибал приложил палец к ее губам:

— Ш-ш-ш... Не разговаривай.

Они продолжили целоваться, и на этот раз Ганнибал не стал сдерживаться, его руки начали скрупулезно исследовать ее тело: полную, округлую грудь, тонкую гладкую талию, упругие ягодицы. Ее лобок был чисто выбрит, а промежность была влажной и увлажнилась еще сильнее, когда он проник в нее пальцем. Затем он остановился, заглянул девушке в глаза и твердым движением руки пригнул ее голову к своему паху.

У нее во рту на одной щеке образовалась небольшая выпуклость, словно она проглотила шарик или небольшого зверька, и тот двигался внутри, нервно трепеща. Это восхищало его, пока девушка трудилась над ним, щекоча ему волосами живот. Это зрелище было для него самой увлекательной частью процесса. В тот момент он вспомнил о законе убывающей предельной полезности. В общих чертах он гласил, что чем чаще мы что-то получаем — независимо оттого, каким классным это нам казалось в первый раз, — с каждым последующим разом мы испытываем от него все меньше удовольствия, а в конце концов и вовсе никакого, потому что наступает пресыщение.

Он продолжал думать об этом законе в тот момент, когда его мышцы напряглись и натянулись, как струна, а потом наступило расслабление. Девушка поднялась с колен. Она была полностью одета: мини-юбка и блузка в цветочек. Она провела ладонями по волосам и привела в порядок растрепавшиеся белокурые локоны. Ее голубые глаза смотрели на него подобострастно; он же ответил ей равнодушным выражением лица. Он был слишком занят размышлениями о законе убывающей предельной полезности. В этот момент Безупречный принял твердое решение: после гастролей, если будет еще жив, он вернется в колледж.

Безупречный находился в одной из студий «Краун рекорде». Он приехал в тот день на Манхэттен, чтобы сделать пару записей, а еще — чтобы просто выбраться из дома. Красотка, стоявшая перед ним, явилась по звонку, которого она ждала много месяцев, проводя время в компании других рэперов. Сейчас Безупречный раздумывал, как повежливее спровадить ее. Тут в дверь постучали. Безупречный попросил ее открыть дверь. Томми здорово удивился, увидев на пороге шикарную блондинку, и, широко улыбнувшись, спросил: «Безупречный здесь?» Девушка отошла в сторону, и тот увидел Безупречного, сидевшего за большим микшерским пультом.

— Томми! — радостно воскликнул Безупречный при виде друга. Они горячо обнялись.

— Как делишки, брат? — спросил Томми.

— Все ништяк, дружище. Как у тебя, как жизнь?

— Хорошо. Вообще-то, даже супер, — ответил Томми. Томми говорил как-то по-другому не в своей обычной манере. Безупречный не мог до конца просечь, в чем дело, но голос друга казался более решительным и в то же время холодным. Холодность была понятна. Уже много месяцев они не разговаривали по-настоящему, как положено хорошим друзьям.

— А что ты делаешь здесь?

— Ну, я приехал сегодня в студию, и мне сказали, что ты тоже здесь. Вот я и решил заглянуть и повидаться.

— Клево, брат. Просто клево.

Затем в разговоре повисла пауза: близкие друзья не знали, что сказать.

Оба заметили этот странный факт, но ни один не захотел обсуждать его.

— Но знаешь... нам надо поговорить, — прервал молчание Томми.

— Ладно.

Томми кивнул на красотку, давая понять, что хочет поговорить наедине. Безупречный понял намек и заговорил с девушкой, сиротливо стоявшей в углу. Он был рад, что Томми попросил его о разговоре. Теперь появился удобный повод ее выпроводить. Красотка разочарованно вышла, чувствуя, что ее вряд ли пригласят снова в эту студию или любую другую, где будет Безупречный.

— И что у тебя с ней? — поинтересовался Томми.

— Ничего... один из плюсов нашей работы.

— Да, судя по ее внешности, плюсов тут предостаточно. Но что происходит? У вас с Триш не ладится?

— Нет, я бы так не сказал. Просто... ну, ты сам понимаешь. Мы всего лишь...

— Она прекрасная девушка, старик. И замечательная подруга. Не испорти все из-за каких-то девок.

Прекрасная. Сам Безупречный давно уже не обращался к ней так ни на словах, ни в мыслях. Он вообще почти не думал о Триш. Даже разговаривая с ней, размышлял о чем-то постороннем. Она перестала быть для него сногсшибательной. Он не знал, почему это произошло. Просто произошло, и все.

— Знаю, знаю, — отмахнулся Безупречный. — Давай не будем об этом. Давай поговорим о том, зачем ты пришел. Волнуешься перед гастролями?

— Вообще-то, именно об этом я и хотел поговорить. Я не еду.

— Как это так? Почему?

— Понимаешь, брат, я заключил сделку. Подписал контракт со студией «Регал». Это чертовски хороший контракт. Я буду работать над собственными песнями, а еще делать биты для других исполнителей. Классно, правда?

— Такты не едешь на гастроли? — только и ответил Безупречный, словно не слышал или забыл все, что говорил друг.

Томми покачал головой, чувствуя легкую обиду:

— Брат, ты не слушал меня. Я же говорю, что не могу. Я буду работать над собственным альбомом.

— Нет же, я слышал. Я все слышал, — заверил Безупречный. — Это здорово, дружище, очень здорово. — Однако Безупречному было трудно радоваться за друга, и Томми это почувствовал.

— Спасибо, — сухо бросил он.

— Мне жаль, если я как-то неправильно выразился. Я счастлив за тебя. Просто я думал, что ты поедешь со мной. Знаешь, ты мне очень нужен в этой поездке.

— Да ладно тебе, Без. Вовсе я тебе не нужен. И раньше так было, а теперь и подавно.

— Что ты такое говоришь? Ты мой лучший друг. Конечно, ты мне нужен.

— Твой лучший друг? А скажи мне, Без, сколько раз мы с тобой разговаривали по-человечески за последний год? Я имею в виду — как друзья?

Безупречный поднял руки вверх, не понимая, к чему ведут все эти аргументы:

— Я не знаю, брат. Не знаю.

— Так вот. Я тоже не знаю точно. Но готов поспорить, все разговоры можно пересчитать по пальцам.

Безупречный задумался о том, сколько раз он и вправду разговаривал с другом в последнее время. Он знал, что теперь они общались не так уж часто. С тех пор как появились видения, он мало о чем мог думать, кроме них.

— Мы почти не разговариваем, брат. А ведь мы были не разлей вода. Сейчас с тобой что-то происходит, ты сильно изменился. Но ты ничего мне не рассказываешь. И с Триш ты тоже не разговариваешь. Я ее спрашивал: она ничего не знает.

На секунду Безупречный почувствовал, что его предали. Самые близкие люди сплетничают и интригуют за его спиной. Но потом он осознал, что сам виноват: он ничего им не говорил, и, обеспокоенные ситуацией, они начали искать ответы друг у друга.

— Ты прав, брат. Я понимаю твою обиду. Но я переживал тяжелые времена. Происходили всякие вещи: я видел разную дрянь, — проговорил Безупречный, чувствуя, что вот-вот сорвется.

— Что за вещи? — спросил Томми, надеясь, что друг наконец откроется ему.

— Не могу сказать. Я хочу, но просто не могу этого сделать.

— Ладно, Без. Я не в силах тебе помочь. Не в силах. Но я решил уйти не поэтому. Я подписал этот контракт ради своего будущего.

— Не понимаю тебя, Томми. Что ты имеешь в виду, говоря про свое будущее? Я думал, у нас общее будущее и общие цели.

И тут наконец Томми прорвало, и он высказал все, что накопилось за последние месяцы, а вернее за последние годы.

— Да ладно тебе, Безупречный. Общее будущее? Нет у нас никакого общего будущего. Начиная со школы, я был у тебя на подхвате. Я готов был на все ради тебя. Я продвигал тебя.

— Ты никогда ни у кого не был на подхвате.

— Был, старик. И по правде: ты меня даже не уважаешь.

— Да иди ты к чертовой матери! Ты слишком далеко заходишь. Не понимаю, что за пургу ты сейчас гонишь, — возмутился Безупречный, и в голосе его слышались гнев и некоторое снисхождение.

— Не смей говорить со мной этим покровительственным тоном, Без! Я готов был на все ради тебя. И теперь ты меня выслушаешь. — В уголках глаз у Томми наворачивались слезы. А в словах, выражавших давно зревшие и терзавшие его мысли, слышалась неподдельная боль. Безупречный заметил все это, и его гнев утих. Глубоко вдохнув, Томми продолжал: — Ты не уважаешь меня, старик. Знаешь, ведь именно я сделал бит для твоей демозаписи. Я. А когда ты подписал контракт, ты нанял парней вроде Ноа и Элайджи и даже не подумал предложить мне что-то сочинить для тебя. Ты не дал мне ни малейшего шанса. Было бы так круто просто попробовать, пусть бы потом это даже не вошло в альбом. Просто шанс. Ты выпустил шестнадцать треков в своем альбоме, брат... шестнадцать — и даже не подумал предложить мне поучаствовать хотя бы в одном. Конечно, я не самый крутой перец в мире. Я не Безупречный. У меня нет твоих великих талантов. Но я не так уж плох, старик. И кое-что я делать умею. Ты сам это знаешь, всегда знал. И ведь я твой друг. Я, черт подери, твой друг, а ты не замечаешь меня. Тебе даже в голову не пришло дать мне поучаствовать в твоем альбоме. Твою мать, Без. Никто не просил тебя дать мне целую строфу: хватило бы и восьми строчек.

После этих слов Безупречный уже ясно видел слезы, застилавшие глаза друга. Он не мог этого вынести, не мог даже смотреть. И он отвернулся и уткнулся лицом в ладони, поставив локти на панель пульта.

Вздохнув, Томми продолжил:

— Теперь насчет нового альбома. С тобой происходит что-то серьезное, а ты не говоришь мне ни слова. Знаешь, как я узнаю теперь хоть что-то о твоей жизни? Через твои песни, старик. Мне нравятся твои новые работы, я чувствую твои мысли, когда слышу их. Но грустно, что я только с их помощью узнаю, чем и как живет теперь мой друг. Мне так хотелось, чтобы ты поговорил со мной, но ты молчишь.

— И я хотел бы поговорить, — словно самому себе пробормотал Безупречный.

Рассказать бы другу о мучительных кошмарах, терзавших его уже много месяцев. Но он чувствовал, что не в силах выразить словами, как молча ходит из угла в угол по ночам. Он боялся, что стоит ему открыть рот, и вместо слов оттуда вырвется жуткий вопль. Безупречный не мог заставить себя рассказать обо всем — не сейчас. Томми хранил молчание, почти умоляюще глядя на друга и ожидая, что тот скажет хоть слово — но не дождался. И тогда Томми продолжил:

— Ладно, я простил тебе, что так вышло с первым альбомом. Я сказал себе: он просто нервничал. Он только включился в этот бизнес и боялся все испортить. И я заверил себя, что мне и так клево: быть в компании Хеннесси и всех этих крутых рэперов, приносить им кофе и заказывать пиццу. Но пришло время для второго альбома — и ты даже не позвонил мне. Меня ни разу не пригласили в студию. Черт, да я не знал, кто работал над альбомом,пока не прочел имена на вкладыше к диску. На этот раз ты облазил полмира: ты привлек к работе ниггеров из Германии и Тимбукту, и это в то время как твой друг был рядом, но готов поспорить — ты даже не вспомнил обо мне. Это больно, старик. Это чертовски больно. Ты мой друг и я люблю тебя, но ты ни на йоту меня не уважаешь.

Его слова придавили Безупречного тяжким грузом. Как острый нож, они достали прямо до сердца. Все было правдой. Безупречный не мог вынести ее, не мог вытерпеть. Он даже смотреть на друга не мог. Если бы он повернулся и увидел слезы, набежавшие на глаза Томми, он бы сорвался.

— Ты не уважаешь меня, старик. Для тебя Томми всегда на заднем плане.

Я нужен только для того, чтобы тебя развлекать. Я примечание в твоих мемуарах. Если бы я не отважился сегодня высказать тебе все, я не попал бы и в эту главу. Ты просто прошел бы сквозь меня, не замечая, но в полной уверенности, что я здесь. Ты платишь мне сорок штук в год просто за то, чтобы я болтался с тобой повсюду. Я благодарен тебе и за это, но мне пора двигаться дальше и как-то менять свою жизнь: я не могу вечно быть твоим мальчиком на побегушках и следить, чтобы никто не клеился к Эрике. Знаешь, это просто идиотизм. Сначала это было забавно, но потом превратилось в настоящий дурдом. Я слышал о парнях, которые излишне опекают своих сестер: но у меня самого две старшие сестры, и пусть мы не всегда ладим друг с другом — однако ни я, ни мой младший братишка не ведем себя так, как ты. Это чересчур.

Сначала Безупречного трогали слова Томми. Но стоило произнести имя Эрики, и что-то в нем вновь ожесточилось. С минуту он не слышал ни слова из сказанного другом, а слеза, уже готовая скатиться по лицу, стала высыхать, уползая обратно в слезные протоки.

— Так что я заключил свой контракт, — закончил Томми. — Я пошел на это ради себя самого, потому что хочу жить своей жизнью, делать собственный выбор и писать собственные мемуары.

— Ну и отлично,— наконец произнес безупречный, все еще не отрывая лица от ладоней и не глядя на друга. — Я все понимаю. Это здорово. И я счастлив за тебя. Надеюсь, у тебя в «Регал» все получится.

— Посмотри на меня, брат!

Безупречный повернулся и взглянул в глаза другу. Томми хотел что-то добавить, но, увидев ставшее уже холодным и безразличным выражение лица Безупречного, решил, что не стоит.

— И это все? — спросил Томми.

— Все.

— Отлично.

Томми повернулся и пошел прочь. Он не хотел, чтобы все так получилось. Он ушел обиженный и разочарованный. И чувствовал себя так, словно только что отказался от друга детства — больше чем друга: кровного брата. Но он уходил из «Краун» с высоко поднятой головой: у него был контракт на запись альбома и надежды на лучшее будущее.

Когда дверь за Томми закрылась, Безупречный болезненно ощутил свое одиночество. Таким одиноким он не чувствовал себя никогда прежде. Некому теперь прикрывать его со спины и сопровождать во всех поездках. Как быть дальше? К кому обращаться за поддержкой? Он опустил голову. И тут его озарила мысль. Зачем терять друга из-за такой малости? Он решил остановить Томми.

Безупречный поднял голову и собирался встать... как вдруг его окружили эти твари. Демоны — так он их называл, — аморфные силуэты, просачивавшиеся сквозь стены и мебель. Он уже хотел закричать, но осознал, что за последнее время так часто видел их, что бояться просто глупо. Пора уже относиться к ним как к старым знакомым. Он закрыл глаза и стал серьезно обдумывать, не сошел ли с ума. Потом он открыл глаза снова — демоны исчезли. Он шумно вздохнул от облегчения, а затем взглянул на противоположную стену комнаты: он заметил небольшую трещину в штукатурке — раньше он ее ни разу не видел. Это показалось странным. Студия была совсем новой, здесь не должно быть никаких трещин. Трещина заинтриговала Безупречного. Он встал и подошел к стене, потянулся к трещине, но по необъяснимой причине не смог коснуться ее. Он ощупал стену: она была гладкой и ровной. Однако трещина была там. Он продолжал видеть ее, но теперь она поднялась выше, оставаясь все время над его рукой. Она была такой реальной и при этом неосязаемой. От непонимания и ужаса по телу поползли мурашки. Он внезапно почувствовал, что надо немедленно выбираться из комнаты. Отвернувшись от трещины, Безупречный сгреб в охапку пальто и шарф и шагнул за порог. Ни на чем не задерживая взгляд, он поторопился к лифту, спустился вниз, запрыгнул в лимузин и велел шоферу отвезти его домой. Когда машина тронулась, он вздохнул облегченно, и на какой-то момент его мысли отвлеклись от случившегося. Но затем... он повернул голову, чтобы посмотреть в окно, и замер... на стекле виднелась трещина.

Ганнибал поднялся с кровати. При этом он одним движением стянул с кровати легкое покрывало. Оно соскользнуло, обнажив тело Розы: она свернулась на постели калачиком. Роза лежала к нему спиной, пока, сидя на краешке кровати, он натягивал трусы и джинсы, не обращая никакого внимания на ее дрожащее тело. Она дрожала не от холода: комната хорошо обогревалась. Она дрожала, потому что не знала, что делать: у нее было такое чувство, словно ее изнасиловали. За двадцать минут их плотского свидания, она отдалась ему вся, а он вторгся в ее личное пространство, растерзал в клочки чувства, так что от Розы осталась одна пустая оболочка. Девушка ощущала жжение между ног, но еще сильнее жгло в груди. Она чувствовала опустошенность и безутешность, словно ее душу вычерпали до дна и иссушили. Единственное, что оставалось, — лежать и дрожать.

Темнота окутывала комнату. Только брызги лунного сияния попадали в комнату через щелку. Ганнибал взглянул на огромную черную дыру телевизора и скомандовал: «Ганнибал». Телевизор включился, и начался фильм. Светящийся экран залил комнату невыносимо яркими отблесками. Этим он отнял у нее последний защитный покров. Теперь она осталась абсолютно голой: странное для стриптизерши чувство стыда от сознания собственной наготы беспокоило ее.

— Похоже, мы никуда не пойдем, — сказала она, прикрывая глаза от яркого света.

— Думаю, нет. Но ты можешь пойти одна, если хочешь.

— Знаешь, я до сих пор не могу поверить, что сделала это. Не могу поверить: я выскочила из дома и примчалась сюда, чтобы сотворить с собой такое. Ненавижу тебя.

Она поднялась и стала отыскивать свою одежду. Вскоре она вспомнила, что сбросила ее на пол возле телевизора. Она взяла себя в руки и приблизилась к ослепительному свету экрана, на котором виднелось обезображенное лицо Мейсона Верджера. Роза встала на колени и принялась подбирать одежду. Ганнибал сидел не шевелясь и смотрел кино, пока она одевалась в отблесках экрана. Она уже собралась уходить, когда он окликнул ее.

— Постой, не уходи.

— Какого черта тебе надо теперь? — огрызнулась она. Он поднялся, сбросив с себя покрывало, и подошел к ней. Его близость вызывала беспокойство и пугающе влекла ее. Роза отвела глаза, боясь встретиться с отблесками пламени в его глазах.

— Какого черта тебе надо?

— Не хочу, чтобы ты уходила, — ответил он.

— С чего это вдруг?

— Ты не можешь уйти. Ты не можешь, потому что... я собираюсь тебя съесть.

— Что? — остолбенела она. На какой-то момент она подумала, что это какая-то извращенная сексуальная прелюдия, так как Ганнибал начал оттеснять ее в угол комнаты, в темноту. Он подошел ближе и сделал агрессивный выпад в ее сторону, словно собирался откусить ей нос. Он остановился пугающе близко, в каком-то дюйме от ее лица, а затем отпрянул и усмехнулся.

— Я просто хотел тебя подразнить, — сказал он.

— Что?

— Не уходи. Не нужно. Я не хочу, чтобы ты уходила. Ты мне нравишься. Мы можем сходить в ресторан в любой другой день. Я просто не хочу никуда идти сегодня. Моя кухарка может приготовить все, что захочешь. Оставайся, посмотрим вместе фильм. Я не хотел тебя напугать.

Роза была сбита с толку больше, чем когда-либо в жизни. Она еще ни разу не видела такой резкой перемены в поведении. Сейчас Ганнибал вел себя по-человечески, впервые за этот вечер. Прочь. Беги. Спасайся. Эти слова пульсировали у нее в мозгу. Но она не слушала их. Ганнибал повел ее к кровати, и они сели рядом и стали смотреть фильм вместе. Она собиралась уйти, но Ганнибал совершенно загипнотизировал ее. Он уже изорвал в клочья ее самоуважение, а теперь она чувствовала, что ее разум не в силах противиться его власти.

И она сидела и смотрела фильм вместе с ним, а Ганнибал свободно выказывал свои эмоции, свой восторг от происходящего на экране. Она улыбалась, а временами увлекалась фильмом. Через час она расслабилась и перестала думать о том, что произошло раньше. Ночь становилась такой, какой она представлялась ей с самого начала. И она постаралась не придавать значения случившемуся, наслаждаясь настоящим моментом. А Ганнибалу в это время не давало покоя желание овладеть ею снова, как только закончится фильм. Число просмотров достигло 112.