Ян
До самого вечера я таскаю эти здоровенные коробки по коридору на склад. Когда возвращаюсь – меня уже ждет новая. Что внутри – неизвестно, на коробках ничего не написано.
Во время минутного отдыха мой напарник жмет мне руку и представляется Димой, меня называет Митей.
– Только при наставнике меня так не называй, лады, братан? – просит он.
На сектанта он меньше всего похож. Разве что на повзрослевшего пэтэушника.
– Давно здесь? – спрашиваю.
– Да не, с месяцок… – Он понижает голос и сообщает, многозначительно вытаращив глаза: – Ищут меня!
– А ты типа здесь спрятался?
– Ага. Все ж лучше, чем на нарах…
– Да я бы не сказал…
– Да нельзя мне в тюрьму! Я по пьяни подрался, пацана случайно завалил – ну бывает, да кто ж знал, что это пацан авторитетный! Если сяду – меня там в первый же день убьют, и это в лучшем случае!
Взял и все выложил как на духу. Наверное, потому, что до сих пор чувствует себя новичком – а я тоже новичок… Стоп. Ловлю себя на том, что не могу думать о Диме как об актере, даже очень талантливом. Передо мной живой человек с настоящими проблемами.
– И как ты сюда попал?
– Да просто шел по улице и увидел объявление на столбе: «Проблемы? Поможем!» – и телефон.
– И тебя не смутило, что это секта?
– Тс-с! – Он подносит палец к губам. – Забудь это слово!
– Так, что за разговоры? – звучит за спиной строгий голос.
– Ничего, уважаемый наставник, у нас перерыв – одна минута! – тут же отвечает Дима, вытянувшись по швам.
Наставник подходит к нам. Немолодой, коренастый, лысый – от природы, а не от бритья.
Смотрит на меня уничтожающим взглядом:
– Новенький? Номер!
Я называю свой номер.
– Что такое эссенция? – спрашивает наставник.
Отвечаю без запинки, слово в слово, как в Словаре. Дима смотрит на меня с уважением.
Наставник пробегается по мне взглядом. Ищет, к чему прикопаться.
– Ты бережешь свою эссенцию, МТ-5738? – спрашивает он.
– Да. Держу в чистоте.
– Чистота эссенции – это здоровый разум плюс здоровое тело. Отжимайся.
– Сколько? – уточняю я.
– Тридцать раз. – Наверное, по его мнению, это много.
Опускаюсь на пол и начинаю отжиматься.
Спокойно, Яник, спокойно. Не теряй самообладания. Только не сейчас.
Вскоре слышу строгий девичий голос:
– Что здесь происходит, наставник?
Наставник объясняет ситуацию. Я продолжаю отжиматься.
– Вам не кажется, что вы зря тратите силы этого сотрудника, наставник? – спрашивает тот же голос.
– А вам не кажется, что вы лезете не в свое дело, наставник? – отвечает лысый.
– Давайте я позову координатора, и он решит, кто прав?
Лысый что-то бурчит и уходит.
Я встаю и говорю:
– Спасибо, Викусик!
– Что вы себе позволяете, сотрудник? Какая я вам Викусик? Я ГЛ-4902! Еще раз – и в карцер!
Она старательно отыгрывает роль, но перед тем, как уйти, успевает прошептать:
– Ты отжиматься умеешь, не знала!
Мне плевать на ее восторги. Я думаю, что делать дальше.
С каждой секундой, проведенной здесь, я все больше убеждаюсь, что это не совсем спектакль. Точнее, совсем не спектакль.
Забавно, кстати: даже если все это – не спектакль, то это все равно спектакль, участники которого пытаются меня убедить, что это спектакль, хотя это не спектакль… Башку можно сломать.
Самое простое в моем случае – прожить здесь пять дней и подождать, чем все кончится. Если меня не отпустят – то других доказательств не надо.
А если отпустят? Если вдуматься, это ничего не значит. Допустим, они пускают сюда пожить всех желающих – за скромную плату, эквивалентную стоимости билета. Если человеку здесь не понравилось – его отпускают, и он искренне верит, что побывал в игре. А вот если понравилось… а здесь может понравиться? Почему бы и нет! Люди же уходят жить в монастыри, хотя там условия в сто раз тяжелее.
Нет, правда, больно хорошо: чисто, тепло, кормят, одежду выдают, а что до работы – то работать и во внешнем мире придется, но опасностей там больше, а здесь хотя бы какая– то стабильность. Ну и ну, этак я их и защищать начну!
Надо искать дальше. Я уверен: здесь можно найти что-то очень интересное.
* * *
Рабочий день заканчивается. Все бредут в столовую. Дима не отходит от меня ни на шаг, будто брошенная собачонка, которая нашла нового хозяина.
– А ты нормальный пацан, – сообщает он непонятно к чему.
– Да ты вроде тоже.
– Тут почти все с рождения живут. Со мной не хотят общаться, говорят, что я недообработанный. Да и больно надо, с ними поговорить ваще не о чем. Даже не знают, кто щас президент. Кстати, что хоть там сейчас на воле происходит?
– Думаешь, за месяц что-то могло измениться?
– Не, ну мало ли.
Забавный он.
– Ничего не изменилось. Да и вряд ли что-то изменится в ближайшие десять лет, включая президента.
Он понимающе кивает.
Перед тем как войти в столовую, Дима сообщает, что разговаривать во время еды запрещено – это пачкает эссенцию. Меня это устраивает.
На ужин – рис с соевой котлетой и какой-то горьковатый напиток, должно быть – растворимый цикорий. Вполне съедобно.
После приема пищи персонал потихоньку перемещается из столовой на площадку, где нарисована огромная спираль. Будет вечерний Резонанс.
Я спокойно дожидаюсь начала, слушая трепотню Димы. Наконец в центр спирали выходит красивая высокая женщина с красным браслетом координатора. Обитатели базы со всех сторон движутся к ней.
Дима тянет меня за рукав:
– Митя, не спим!
– Я вернусь! – отвечаю я. – Мне че-то приспичило. – Для достоверности я кладу руку на живот.
– Смотри, по головке не погладят… – укоризненно говорит он.
Мне плевать.
Я возвращаюсь на фабрику.
Почему-то мне кажется, что именно здесь я найду что-то интересное.
Захожу в помещение, куда приносят коробки, иду по коридору, ведущему на склад.
За мной следят камеры видеонаблюдения. Ваще плевать. Мне главное – найти то, что я ищу, а потом пусть ловят. Я сейчас не делаю ничего, что противоречило бы Правилам Игры.
Вот и поворот. Еще один коридор, короткий и узкий.
Еще поворот.
Полутемная лестница. Ступеньки ведут вниз, оттуда тянет холодом.
Кажется, я на верном пути.
Спускаюсь и попадаю в просторный, тускло освещенный подвал.
Голые бетонные стены и пол, чуть-чуть присыпанный песком. Повсюду строительный мусор, куски кирпичей, обломки деревянных ящиков. С потолка кое-где свисают провода.
Шагаю по подвалу в поисках другого выхода. И нахожу его. Черную бронированную дверь, запертую – внимание! – на подвесной замок, а не на электронный. Хороший такой квадратный замок, мощный, тяжелый. Так запросто не перепилишь.
Смотрю на эту дверь минут пять как баран на новые ворота. Что там, за ней? Наверное, что-то важное. Осталось понять, где найти ключ.
На двери осколком кирпича нацарапано: «Стеклорезы». Большими буквами.
Странное слово, такие обычно не пишут на стенах и дверях. Это же не ругательство, не призыв к действию, даже не «здесь был Вася». Хотя здесь, среди стеклянных стен, оно выглядит и как призыв, и немножко как ругательство. Да и как свидетельство того, что какой-то Вася здесь все-таки был.
Наконец-то я могу достать из тайника мобильный телефон.
Тайничок у меня хороший. Сколько раз я в нем шпаргалки на экзамен протаскивал! Ни разу не спалился, хотя это такой тайник, что легче пронести, чем достать, особенно на глазах у всех.
Я знаю, о чем вы подумали. Нет, не в заднице.
Телефон специальный – маленький, тоненький. Чего только не найдешь на китайских сайтах, торгующих всякой всячиной!
Сети, конечно, нет. Оно и понятно – я в подвале. Выберусь наверх – проверю еще раз.
Я фотографирую телефоном надпись и прячу его в карман.
Иду обратно. На лестнице сталкиваюсь с уже знакомым мне лысым наставником.
Лицо его перекошено яростью.
– Ты что тут делаешь?! – орет наставник.
– Я заблудился. Спасибо, что нашли меня!
– Как ты сюда попал?
Я развожу руками. Мол, сам удивляюсь.
– Почему ты не на вечернем Резонансе?
– А вы почему?
– Ты будешь наказан!
– За то, что заблудился?
– Ну и экземпляр… – Наставник качает головой, прищелкивая языком. – Первый день здесь, а уже создаешь проблемы… Топай давай. Иначе позову охрану, отведаешь электрошокера.
Мне приходится подчиниться.
Успеваю на финал вечернего Резонанса. Это особый ритуал, когда все стоят во дворе и мычат.
Стоя вместе со всеми и мыча, думаю о том, что подозрительно легко отделался.
