37
На рассвете, зябком, молочном, четыре согнутые фигурки бегали гуськом взад и вперед по скользкой горной тропе. Запахивали поплотнее сырые негнущиеся бушлаты. Придерживали руками дрожащие челюсти. С завистью поглядывали на лежащих в окопах товарищей.
— Уг-грелись, зап-парились, — Матиевский, лязгая зубами, озирался по сторонам.
— Какое зап-парились? Ок-кочур-рились! — Богунов еле двигал губами. — Д-дух в-весь в-вышел.
Старшина ворчал сзади:
— Но-овый окоп надо было копать. Но-овый…
— Това-арищ старшина! К-какой окоп? М-мочи нет б-болыие лежать в в-воде…
— Ножками, ножками шевелите, а не языками. Выше коленочки, ребятки. Сейчас от вас пар пойдет.
— Сейчас б-бу-у-дет к-как в Сочах!
Матиевский коротко хохотнул. Из окопов стали приподниматься головы.
— Эй, жеребцы, хва-атить ржа-ать…
— Подняться помоги-ите…
— Э-эй, ру-уку дайте…
Одеревеневшие языки замерзших солдат едва поворачивались во рту, речь получалась заторможенной, протяжной.
— Т-точно ок-кочурились! — Богунов сплюнул. — А н-ну-ка, навались на этих л-лежебок.
Матиевский и Богунов бросились в окопы. Шульгин с Булочкой начали вытягивать солдат за шиворот. Вытаскивали солдат скорченных, заледеневших, скособоченных.
— По-о-тише, го-о-лову оторвете, — жалобно доносилось из окопа.
— Красавцы, к-как на п-подбор, — посмеивался Матиевский, — к-ковбои, г-гангстеры, супермены, тьфу ты… к-коровы на льду.
Солдаты, вытащенные из окопов, стояли, не двигаясь, не шевелясь, в нелепых согнутых сонных позах калачиком. Они не могли выпрямить заледеневшие суставы.
— А ну-ка, паровозиком, детки, взялись за руки, — Матиевский заблестел глазами. — За ручки, за ручки…
Он подталкивал солдат друг к другу, как послушных кукол, вкладывал в застывшие руки неподвижные, окостеневшие ладони.
— Д-держись покрепче, сейчас н-начнется веселый х-хоровод. Вспомним счастливое детство. К-как на Машины именины испекли мы к-каравай…
Матиевский встал в голове, потянул всю эту скорченную вереницу за собой. Солдаты дернулись. Кто-то тут же рухнул на колени. Шульгин и Булочка помогли упавшим подняться, подтолкнули ребят в спину.
— Поехали, поехали, кривые, хромые, приплюснутые. Шевели ногами.
Потихоньку хоровод сдвинулся с места, закачался неуверенно из стороны в стороны, поплыл ручейком.
— Быстрее, ребятки, быстрее… Разгоняй кровь… — старшина тянул солдат за руки.
Лицо его раскраснелось, покрылось испариной.
— Сейчас будет т-тепло, — гаркнул Богунов, — п-поезд едет из М-мурманска в Сочи.
По пути к хороводу цепляли новых солдат. Устроили длинную живую волокушу.
Матиевский скоморошничал.
Повел всех змейкой, кружил, разгоняясь на крутые холмы, с силой тянул вниз, набирая скорость…
— Танец для одеревеневших и немного охреневших. Шевелите ногами, тараканы беременные…
Солдаты едва волочили ноги, заплетались, тащились за Матиевским бочком, болезненно охали, вскрикивали. Но все же разогрела их эта карусель, вернула на щеки бледную грязно-розовую тень. Теперь уже Матиевский оставил их, вытирая пот со лба, уселся на землю, тяжело переводя дыхание.
— Во-от это другое дело! Расшевелились д-дистрофики. Д-давай теперь без локомотива.
У солдат постепенно развязывались языки.
Кто-то нервно рассмеялся:
— Э-эх, нету моей мамы с грелочкой.
— Тебе другая грелочка нужна… С этикеточкой…
— Да уж… Сейчас бы хоть простого чайку с дымком…
— А хорошая у нас лошадка-то на извозе…
— Копыта пулями сорваны…
— Только личиком не удалась…
Матиевский махнул кулаком:
— Но-но! Без пошлостей. А то пальцем ткну — полчаса подниматься будете.
— Хлопцы, а кто это ночью у нас ванны принимал?
— Хвойные.
— С мочалками.
— И с матюками.
— Товарищ Матиевский! Сергей Михайлович! Кто там кому спинку тер?
— С легким паром, Сергей Михайлович!
Матиевский сплюнул:
— Вот и делай из вас человеков. Тут же начинаете себя ногами в грудь стучать. Чтоб я до вас, калек, хоть раз дотронулся.
Прояснилось. Растаяли липкие влажные сумерки. Острые хребты с клинышками одиноких скал очистились от туманной хмари. На горизонте угрюмой громадой выросла каменная пирамида, легендарный «Зуб»… Высота, обозначенная на карте точкой две семьсот.
