Глава 23
Что любит и не любит Кимми

Беттингер оказался во владениях, полных меховых диванов и плохо сочетающихся между собой ковров, от которых пахло ягодными освежителями воздуха и марихуаной. Возле мягкого кресла, обтянутого под леопарда, стояла Кимми, худенькая блондинка двадцати с небольшим лет, с разбитыми в кровь губами и большими темными глазами, один из которых сильно заплыл. Она была одета в красный халат, а в правой руке у нее болтался огромный револьвер, направленный в голень собственной ноги. И хотя два пальца девушки лежали на спусковом крючке, детектив сомневался, что у нее хватит сил выстрелить.

– Берегите ноги, – предупредил Жюль.

Кимми увидела, что дуло револьвера направлено на пальцы ее правой ноги, и осторожно отвела его в сторону.

– Мне закрыть дверь? – спросил Беттингер.

– Давайте.

Детектив аккуратно закрыл дверь.

– И заприте на нижний замок, – добавила женщина.

Жюль нащупал кнопку, оказавшуюся прямо у него под рукой.

– Вы хотите, чтобы я стоял здесь во время нашего разговора?

– Вы можете сесть.

– На гепарда или зебру?

– На зебру.

Детектив прошел по разноцветному ковру и сел на меховой белый диван с черными полосами. Под стоявшим напротив креслом лежал бонг, но Беттингер ничего не стал говорить – только указал на заплывший глаз и разбитые губы блондинки.

– Это сделал с вами предыдущий посетитель?

– Да.

– Можете рассказать, что произошло?

Молодая женщина кивнула.

– Хорошо. Сейчас я достану блокнот и карандаш. Пожалуйста, не стреляйте мне в сердце.

– Я не стану в вас стрелять.

Детектив вытащил блокнот, сел на диван и достал механический карандаш.

– Я помню такие блокноты, – сказала Кимми. – У меня был предмет, на котором мы ими пользовались… – Она погрузилась в воспоминания, но потом покачала головой. – Нет, вылетело из головы.

Беттингер не стал указывать на кресло, под которым лежал бонг.

– Если хотите, можете сесть.

– Я слишком напряжена. – Женщина прислонилась к подлокотнику дивана с обивкой под гепарда, и теперь ее оружие угрожало жизни мягкой игрушки, то ли лосю, то ли медведю. – Так вот, сегодня утром, – начала она свой рассказ, – около пяти часов, кто-то позвонил в дверь. Обычно мы с Мелиссой игнорируем такие звонки – это почти всегда дети или бездомные, – но парень продолжал звонить, а Мелиссы не было, чтобы открыть.

– Когда она ушла?

– В понедельник.

– Вы знаете куда?

– Нет.

– У вас есть какие-то предположения? – спросил Беттингер.

– Она ничего не сказала, просто ушла. Она часто так делает.

– У нее есть машина?

– Нет. Обычно за ней заезжает ее парень.

– Себастьян Рамирес?

– Да. Хотя сейчас он в больнице… Точнее, я думала, что он там, до того как пришел тот тип.

– Какой тип?

– Тот, что появился сегодня утром. Давайте я расскажу. – Кимми махнула свободной рукой в сторону двери. – Ну, я подошла, нажала на кнопку и сказала типу, чтобы перестал звонить, но он ничего не ответил. Я лишь слышала, как трещит интерком – ему уже, наверное, лет сто. Я сходила в туалет и вернулась в кровать, а он снова начал звонить. Такой звук бывает в больнице, когда сердце пациента останавливается – бип-бип-би-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-ип! Раздражает!

– Вы не можете отвести револьвер в сторону? – поинтересовался Беттингер, отклоняясь, чтобы уйти с линии огня.

– Извините. – Кимми положила оружие на диван, между лосем-медведем и подлокотником, на который она опиралась. – Так вот, парень продолжал гудеть – просто не снимал палец со звонка, – и я подошла к двери и сказала, чтобы он прекратил давить на проклятую кнопку, я все равно его не впущу. Я была дьявольски рассержена.

– Я так и понял.

– Потом я легла в постель и попыталась снова заснуть, включила музыку – немного регги, оно лучше всего помогает лишиться сознания. Я уже почти задремала, и мне начал сниться парень, с которым я встречалась в Оукфилде. Он был немного глуповат, но очень милый и все заворачивал в рождественскую бумагу – даже летом, в тысячу градусов. И тут зазвонил звонок, до смерти меня напугав. Дверной, прямо здесь, – Кимми указала в сторону коридора, – а не интерком внизу. В тот момент я не очень понимала, где сон, а где явь: что реально, звонок или часть сна со Стиви и рождественской оберточной бумагой. И когда звонок снова зазвонил, я едва не свалилась с кровати. Теперь я знала наверняка… Он здесь. Ну, я вышла в гостиную и посмотрела на дверь, которая была полностью закрыта, цепочка наброшена и все такое. А звонок зазвонил снова, ну и я типа: «Уходи», а он типа: «Я нашел снаружи кошку. Ее сбила машина, и она пыталась войти в дом, и парень, которому я позвонил, сказал, что ты заботишься о кошках». И это правда. Здесь несколько бродячих кошек, которых мы с Мелиссой кормим, а когда становится так холодно, как сейчас, они спят в вестибюле или в подвале, чтобы не замерзнуть.

Кимми покачала головой и продолжила:

– Ну, и тот парень типа: «Я оставлю ее перед твоей дверью», и я услышала мяуканье. Ну, мне стало стыдно, что я накричала на парня, ведь он пытался помочь – так я думала. Я подошла к двери, выглянула в глазок и увидела там громадного парня в темно-синем спортивном костюме – он как раз повернулся и собрался уйти, ну, и я, типа: «Подожди!» – в основном из-за того, что я не могу платить ветеринару, – но он все равно не остановился. Тогда я открыла дверь, чтобы посмотреть на кошку. Она была большая и рыжая – одна из тех, что здесь живет, – я назвала ее Мередит. Она плакала, как плачут кошки, и просто лежала, дрожала и никуда не уходила. Я увидела, что у нее из спины торчит что-то белое, и не сразу сообразила, что это ее позвоночник. И тут большой парень схватил меня за шиворот и швырнул обратно в квартиру. Он захлопнул за нами дверь и сразу сказал: «Если закричишь, убью».

Глаза Кимми наполнились слезами.

– Я ужасно испугалась. Он выглядел так, что вполне мог выполнить свою угрозу – был огромным, в перчатках, а лицо скрывала лыжная маска, как у убийц в кино.

Детектив почувствовал, как в нем просыпаются подозрения.

– Вы можете сказать, какого он был цвета?

– Афроамериканец.

– Вы помните о нем что-нибудь еще? – осведомился Беттингер, переворачивая страницу блокнота. Неужели на женщину напал Доминик?

– У него были золотые зубы. – Женщина постучала по своим верхним передним резцам. – Вот эти.

У напарника Жюля не было такого «железа», хотя нельзя исключать, что он вставил накладки, чтобы сбить свидетеля с толку.

– Итак, он вошел, и… – сказал детектив.

– Да. И вытащил пистолет с глушителем, запер двери, и такой: «Где Мелисса?» Ну, и я сказала ему, что ее здесь нет, но он мне не поверил. И мы прошли по всем комнатам, а в конце, когда он убедился, что ее действительно нет, он замолчал. Ну, а я такая: «Я же вам говорила», – и он ударил меня пистолетом так сильно, что я упала на задницу. Здесь. – Кимми указала на ковер, кончавшийся у кухни. – И еще у меня полно синяков.

– Пожалуйста, позвольте мне отвезти вас в больницу. Вам следует…

– Нет, спасибо.

Беттингер не хотел донимать эту женщину. Он с трудом сдержал очередной зевок и подумал, насколько безопасно ему будет играть роль водителя. Мужчина средних лет спал восемьдесят минут за последние тридцать шесть часов, и коллапс неотвратимо надвигался.

– И тогда он спросил, где она, – продолжала Кимми. – Ну, я сказала ему то же самое, что и вам: «Ее нет с понедельника, я ничего не знаю, она со мной не связывалась». Он молчал, думал, и я слышала, как плачет за дверью квартиры Мередит – это было ужасно – как ребенок, – и кто-то там сказал: «Ты ее возьмешь?», а он такой: «Иди вниз и жди. Возьми кошку». И я поняла, что снаружи у него есть напарник, который ему помогает. А ему в голову вдруг пришла новая идея, он пошел в ванную комнату и включил воду – горячую, – а потом оглядел меня с ног до головы, и такой: «Где твой сотовый?» Ну, я показала на свою спальню – там. А он такой: «Пойдем и возьмем его». Ну, мы пошли в мою спальню, и телефон там лежит – на прикроватной тумбочке, – и он такой: «Ты пошлешь сообщение Мелиссе». И я вспомнила, что вчера забыла поставить его на зарядку. Взяла – а он умер, совсем. Я сказала тому типу, что телефон нужно зарядить, а он такой: «Давай», но как только я вставила вилку в розетку, он ударил меня по лицу.

Детектив нахмурился, глядя на опухшую кожу вокруг правого глаза Кимми.

– Мне совсем не нравится этот парень, – заметил он.

– Как и мне! Я подумала, что он разбил мне всю голову, так было больно. Ну, и я оказалась на ковре – все кружилось, перед глазами плясали искры, – и слышала, как вода набирается в ванную. Он схватил меня за волосы, заставил встать, посмотрел мне в глаза, и такой: «Снимай одежду». Я замерла. Похолодела. Этот парень был прямо как настоящий носорог – я испугалась, что он меня изнасилует, и все внутри у меня превратится в пюре. Я просто стояла и дрожала – наверное, у меня был шок, – и он отвесил мне пощечину, и такой: «Давай, не тяни», и пока я снимала носки и ночную рубашку, думала о кошке со сломанной спиной, и о ювелирном магазине, где я работаю, и о рождественской упаковочной бумаге. На мне не было лифчика, поэтому я прикрыла сиськи – они у меня не очень-то большие, – а он наставил пистолет на мои шлепанцы, и такой: «Их тоже снимай». Я сняла, но сдвинула ноги – у меня не было ни малейших сомнений, что он сейчас меня изнасилует. – Кимми покачала головой. – Но он такой: «Садись на кровать». И я села. Сидела голая и смотрела, как заряжается телефон – будто там рок-концерт показывают. Мне казалось, что это продолжалось бесконечно. Потом появилось одно деление, и я сказала ему, что телефон уже работает. Он кивнул, и такой: «Давай отнесем его в ванную комнату».

Рассказчица сделала паузу, перевела дух и заговорила снова:

– Вода там все еще набиралась, и он ее выключил, опустил стульчак, и такой: «Садись». Ну, я села – вся голая и вся трясусь. «Пиши Мелиссе, – сказал он мне. – Пусть вернется домой прямо сейчас». Ну, я спросила, что написать, чтобы она вернулась, а он наклонился над ванной, взял бритвенное лезвие, и такой: «Подумай о чем-нибудь хорошем». Совсем непросто думать о чем-нибудь хорошем, когда ты голая с незнакомцем в своей собственной долбаной ванной комнате, а он тебе такое говорит. И я стала плакать – по-настоящему, сильно – а он такой: «У тебя есть сорок пять минут, чтобы она вернулась. Не стоит тратить время на рыдания». Он был спокойным, как мой учитель вождения. Или как парни, играющие на бас-гитарах. У меня ушло пять минут, чтобы что-нибудь придумать, и я такая: «Я кое-что придумала», а он такой: «И что же?», и я такая: «Я напишу ей, что приехала ее мать, которая хочет ей что-то сказать». Тогда он спросил, любит ли Мелисса мать, ну, я и говорю: «Как большинство людей – на самом деле нет, но ты вроде как ей всем обязана, так что будешь стараться изо всех сил». И он такой: «А если она позвонит матери?», и я такая: «Зачем ей звонить, если мать уже здесь?» – Кимми подалась в сторону Беттингера. – Правильно же?

Детектив кивнул.

– Но тогда он такой: «Ее мать может позвонить ей в течение ближайших сорока минут?», а я такая: «Ну, это вряд ли». И тогда он сказал: «Надейся, что так и будет», и указал на бритву в футляре, на случай если я о ней забыла. На случай, если эта гребаная дрянь выскользнула из моего внимания. Придурок. Ну, я написала Мелиссе, что приехала ее мать и хочет поговорить с ней о чем-то личном, а парень забрал мой телефон и сказал, чтобы я сидела в ванне. Я едва не закричала, когда мои интимные места коснулись воды – она была ужасно горячей. У меня кожа до сих пор красная. Потом мой телефон звякнул, и он показал его мне. Мелисса написала в ответ: «Я скоро буду дома», а он такой: «Мне ответить?» Я кивнула, а он спрашивает: «Ты как пишешь – “жду-жду”?», а я такая: «Ну да». Он послал ей ответ, и я знала, что Мелисса направляется сюда, – где жуткий огромный афроамериканец в лыжной маске и перчатках держит меня голой в ванной, и никто не знает, что он может сделать. И я почувствовала себя виноватой. Я сказала себе, что все это происходит – это безумное хреново дерьмо – из-за ее парня Себастьяна, но я не имею с ним ничего общего, если не считать того, что мне приходится смотреть кабельное телевидение, когда он приходит… И все равно я чувствовала себя дерьмово. Ведь кто знает, что этот тип мог с ней сделать, если она не знает того, о чем он будет у нее спрашивать. А я сижу здесь, я свидетельница, и он наверняка убьет нас обеих… Так вот, я некоторое время думала такие мысли – казалось, прошла неделя, но, скорее всего, не больше десяти минут, – когда телефон снова звякнул. Он прочитал сообщение и помрачнел. Я спросила у него, не Мелисса ли это, он сказал, что нет, и тогда я спросила, кто, а он такой: «Не подписано». Велел мне вылезти из ванны и идти в гостиную, и я так и сделала. Меня трясло, я не понимала, что происходит, и спросила у него, но он приказал мне подойти к двери. Ну, я и подошла.

Кимми показала на кладовку у входа.

– А он встал туда. Направил на меня пистолет, и такой: «Надень цепочку на дверь», и я такая: «Как Мелисса войдет, если я надену цепочку?», а он мне: «Задашь еще один вопрос, и мы вернемся в ванную», и я поняла, что он имел в виду. И накинула цепочку. Тогда он сказал, чтобы я посмотрела в глазок, и я посмотрела. А он: «Там кто-нибудь есть?», и я сказала: «Никого». Там вправду никого не было. А он говорит: «Оставь цепочку на месте, но отопри остальные замки и приоткрой дверь, посмотри, есть ли что-нибудь на полу», и я поняла, что именно про это было анонимное сообщение. Я была вся мокрая и вся жутко дрожала, а те места, куда он меня ударил, горели так, словно по мне ползали огненные муравьи, но я отперла замки, приоткрыла дверь и выглянула в коридор, и там лежала груда одежды. Спортивные штаны и спортивная куртка, нижнее белье и носки. И еще лыжная маска – как у него. Ну, я сказала, что там, а он говорит: «Забирай все». У меня очень тонкая рука, и я сумела забрать вещи, не снимая цепочки. Потом он заставил меня снова запереть замки и взял куртку от спортивного костюма. На ней была кровь, а когда он стал осматривать маску, то понял, что внутри что-то есть. Он засунул пальцы в отверстия для глаз и вытащил какие-то темные штуки, похожие на кошачье дерьмо. Пальцы ног – афроамериканца.

Беттингер догадался, что молодая женщина использует этот громоздкий (и зачастую ошибочный) политически корректный термин ради него… И, вероятно, так же она поступает в присутствии всех людей, чьи пальцы ног напоминают кошачье дерьмо.

– Мой сотовый звякнул, он вытащил его из кармана и взглянул на дисплей, но я решила, что мне лучше воздержаться от вопросов, – рассказывала дальше Кимми. – Парень посмотрел на меня и сказал: «Возьми мешок для мусора и мешочек для льда», и я пошла на кухню. Он положил пальцы на лед, засунул мешочек в куртку и убрал это и остальную одежду своего напарника в мусорный мешок. Потом посмотрел на меня, и такой: «У тебя минута на то, чтобы одеться». Мы перешли в мою спальню, где я надела джинсы и свитер, и он протянул мне мусорный мешок, а пистолет засунул в карман, но продолжал крепко сжимать рукоять. Затем схватил меня другой рукой, и такой: «Мы идем в вестибюль». Заставил меня выглянуть за дверь и убедиться, что там пусто. Я никого не увидела, и мы пошли к лифту. Когда двери лифта открылись, в нем оказалась пожилая женщина, которая спускалась вниз, но парень стоял в стороне, чтобы его никто не заметил. И не снял маску. Мы дождались, когда лифт придет снова, сели в него, он нажал кнопку первого этажа, а я сказала, что хочу получить мой телефон обратно. На секунду мне показалось, что он ударит меня, как в самом начале, но вместо этого он такой: «Я не собирался тебя убивать. Лишь напугать». И я практически уверена, что он сказал правду. Потом лифт остановился, и он такой: «Извини». А я такая: «Да пошел ты!», потому что… ну… я все еще была напугана, а он действительно убил кошку, а это отвратительно. Дверь открылась, только я не смогла ничего толком разглядеть. В вестибюле было темно – кто-то выключил свет, – но я видела там четырех парней. Они нас ждали.

– Вы знаете кого-нибудь из тех людей? – спросил детектив, растирая правую руку, которую свела судорога.

– Не думаю, но там было темно, а они надели капюшоны и закрыли лица шарфами, как грабители банков из старых фильмов. Думаю, это были белые или латиносы. – Кимми поморщилась. – Или и те, и другие. Так вот, один из них показал афроамериканцу длинный нож и сказал типа: «Ключи в зажигании, твой друг в багажнике. Отвези его в больницу». Ну, афроамериканец взял у меня мусорный мешок и вышел из дома. Трое парней последовали за ним, и все они держали руки в карманах, как он, но тот, что с ножом, остался сзади. Я спросила у него, с Себастьяном ли он, и тот типа: «А это еще кто такой?», ну, и я типа: «Себастьян Рамирес», но он, типа: «Кто?» Прикидывался тупым, ведь все в Виктори знают Себастьяна, и я поняла, что он не собирается ничего говорить и подставляться. Потом он типа: «Пойдем со мной», но я ответила: «Нет», и он заявил: «Тебе не следует здесь оставаться», а я ему сказала: «Плевала я на все, я остаюсь». Я больше не боялась афроамериканца, и меня тошнило от парней, которые говорили мне, что делать. Вот. Потом он открыл почтовый ящик – Мелисса, наверное, дала ему ключ – и положил туда револьвер и патроны. – Кимми показала на большой револьвер, лежавший на диване. – И, типа: «Ты умеешь этим пользоваться?», а я, типа: «Я могу научиться». И тогда он: «Как?», а я, типа: «Посмотреть онлайн-видео». И тогда этот парень сказал: «Лады. Давай онлайн». И ушел. Ну, я принесла револьвер сюда, все заперла, выпила немного виски и стала смотреть видео про револьверы.

– Я рад, что с вами всё в порядке, – сказал детектив. – Многим людям не удавалось пережить такой опыт.

– Это было хреново. Хотите пива?

– Нет, благодарю.

– А я выпью немного.