Чарльз так спешил вернуться в купе, что Криста с трудом поспевала за ним. А когда они наконец пришли, Чарльз остановился на пороге. Открытая дверь билась о проем в такт движению поезда. В купе никого не было. Криста вынула пистолет, огляделась по сторонам. Пусто. Прошла по коридору: в туалете никого, да и поблизости тоже. Открыла дверь между вагонами, но за ней не увидела ничего, кроме служебного вагона.

Вернувшись в купе, Чарльз достал телефон из рюкзака, подключил зарядное устройство, принялся искать розетку, но ничего не нашел. Криста открыла шкафчик над раковиной. Там обнаружилось зеркало, полка с маленьким кусочком мыла, два стакана и розетка для электробритвы. Криста убрала пистолет в карман и произнесла:

— Думаете, мы действительно не закрыли дверь? — И, увидев, что Чарльз слишком занят своим телефоном, добавила: — Разница в напряжении сети в поездах довольно высока. Существует серьезная опасность того, что вы поджарите свой телефон.

Но профессору было все равно. Воткнув вилку в розетку, он попытался включить телефон. Ничего не произошло.

— Подождите несколько минут, — предложила Криста. — Что вы хотите сделать? Всегда можно воспользоваться моим.

Чарльз посмотрел на нее пристальным задумчивым взглядом.

— У меня есть специальное программное обеспечение, — сказал он. — Я могу воспользоваться им, чтобы получить доступ к своему домашнему компьютеру. Вся информация, которая мне нужна, находится там. У меня есть друг, тот, который создал мой брандмауэр; он же устанавливает мне различные программы, которые еще находятся на стадии разработки — le dernier cri.

— Похоже, это не помешало заинтересованным сторонам взломать ваш компьютер.

— Тут вы правы. Нужно позвонить Россу и попросить, чтобы он усилил защиту. Наверное, программы просто устарели. Пять лет — это целая вечность, учитывая новейшие разработки.

Через некоторое время экран засветился. Чарльз пробежался по клавиатуре с ловкостью, поразившей Кристу. Она считала его довольно старомодным профессором, который прибегает к цифровым технологиям, только если у него нет другого выхода, но теперь он казался в каком-то смысле экспертом. «Интересно, — подумала она, — перестанет ли он меня когда-нибудь удивлять?»

— Как я и подозревал, — произнес Чарльз. — Наконец-то я понял. Хотя это может показаться довольно ребячливым, другого объяснения я не вижу. Словно посылая мне сообщения, отправитель постоянно на что-то намекал. Как будто у меня дежа-вю. Похоже на игры, в которые мы с Россом играли еще в студенческие годы.

— А чем этот ваш друг занимается?

— Не знаю. Он — человек довольно загадочный. Мы были хорошими друзьями, но лично я с ним не встречался уже лет пятнадцать. Общались мы по телефону, когда мне нужна была его помощь. В последний раз мы виделись на математическом конгрессе в Рио. Помню, когда мы ждали свой багаж, он сказал, что это будет его последнее выступление на научной конференции, поскольку он принял решение принять предложение о работе. Когда я поинтересовался, какое именно, он ответил мне в духе Джеймса Бонда: если он расскажет мне, то придется меня убить. Тогда я подумал, что это одна из его шуточек. Мы столько времени провели вместе, так хорошо знали друг друга, даже мыслили почти одинаково. Если он начинал фразу, я мог закончить ее в точности теми же словами, которые употребил бы он, и наоборот. Все эти годы я постоянно задавался вопросом, не сделал ли чего-то, что могло оттолкнуть его. Всегда подозревал, что ему не нравится присутствие рядом с ним человека, знающего его настолько хорошо, со всеми его уязвимыми местами. Какое-то время он очень переживал, когда я говорил о них ему в лицо, особенно на людях, но со мной он поступал так же. Как бы там ни было, я не настаивал. А потом он пропал с радаров: ни одной публикации. Как будто его имя стерли. Я начал думать, что он работает на секретную службу. Мы часто над этим смеялись. Он сделал серьезный вклад в два дела, которые принесли мне известность. Росс — самый умный человек из всех, кого я знаю, и единственный, кому я полностью доверял.

— Доверяли?

— Да, доверял. И доверяю. Не уверен, знаю ли я его еще или уже нет.

— И вы думаете, что он как-то связан с этим делом?

— Ах! Нет, ни в коем случае. Он — циник. У него необычное чувство юмора, но он и мухи не обидит. Нет, он вне подозрений. Но, возможно, он понадобится мне, точнее, нам.

— Зачем?

— Из-за всех этих загадок и зашифрованных посланий. Он — ведущий специалист по созданию и взлому кодов. Когда-то мы играли в подобные игры. И он всегда с легкостью побеждал.

Чарльз помолчал, пытаясь снова сформулировать вынашиваемую гипотезу, и наконец произнес:

— Я заблуждался, когда сказал, что человек, затеявший все это, перепутал библии. Сейчас я полагаю, что до определенной степени он разделяет эти истории. В первом случае мы говорим о «библии дьявола», во втором — о библии Гутенберга. Возможно, это две разные дороги, которые пересекутся в какой-то точке. В данный момент мне кажется, что они идут параллельно.

— Вы поняли послание?

— Мы оба поняли его. И даже сейчас я не знаю, к чему оно относится. Только добавляет еще один интересный элемент, который словно пытается привнести порядок в образовавшийся за последние часы хаос.

Сосредоточившись, Криста внимательно смотрела на него. Чарльз взял в руки пачку сигарет и жестом пригласил ее выйти в коридор. Открыв окно напротив купе, он закурил.

— Стоя здесь, мы сможем понять, следит ли кто-то за нами. Мы же вместе пришли к выводу, что послание требует от меня молчания.

— Да, как будто вы ввязались в какие-то мафиозные разборки.

— Как в «Крестном отце». — Оба почему-то рассмеялись. — Мне нужно понять послание, — добавил Чарльз, — иначе Чарльз С. Бейкер отправится на корм рыбам.

— Совершенно верно, — согласилась Криста.

— Не совсем. Моей жизни никто не угрожал, только моей репутации. Видите ли, на отсылках к «Гигантскому кодексу», также известному как «библия дьявола», о которой мы говорили, я строю свою новую книгу. В ней я впервые, насколько мне помнится, утверждаю, что демонизация Влада Колосажателя началась с «библии дьявола». Я нашел кое-какие документы, в которых говорится, что Матьяш Корвин узнал об этой книге после того, как схватил Колосажателя и привез его в Вышеград. Он наверняка видел «Кодекс», историю которого ему рассказал гостивший у него монах. Он знал о том, что простой народ путает drac/дракона и drac/дьявола, знал о реальной жестокости, на которую был способен Влад. Но его столь беспрецедентная демонизация связана с изображением острозубого черта в подгузнике.

— Вы до сих пор не рассказали мне, что это за подштанники и что за рисунок на них. Неужели что-то подобное существовало в то время?

— Нет. Эти рисунки — геральдические символы, черные точки на белом фоне, напоминающие мех горностая. Обычно его использовали для окантовки зимних одежд королей и высшей знати. Узоры бывали разные, зачастую похожие на трилистники игральных карт, которые мы называем трефами. Но если посмотреть шире, то это скорее трезубец или стилизованные орлиные крылья — или крылья летучей мыши, если мыслить в контексте Дракулы.

— А горностай — это же зверек вроде бобра?

— Скорее он похож на ласку. Очень гибкое животное, а его мягкий мех меняет цвет в зависимости от сезона. Летом он коричневый, зимой белый. В Средние века их держали в доме как предмет роскоши, особенно князья католической церкви. Кардиналы, да и многие папы римские заводили горностаев вместо собак. Если посмотрите на картину да Винчи «Женщина с горностаем», то увидите, как они выглядят. Горностай — особое животное. Считалось, что если начать на него охоту, то он предпочтет смерть грязной норе, в которой он мог бы скрыться от преследователей.

— Интересно. Нарциссизм, возведенный в степень высшей жертвенности, до самого конца.

— Совершенно верно, и поэтому его следовало чтить. Горностаю приписывали гордость и заносчивость, присущие коронованным особам. Поэтому его превратили в геральдическое животное.

— И у нашего чертика был горностаевый рисунок?

— Очевидно, чтобы показать, что это не какой-то там обычный демон, а сам Сатана, правитель ада, Всемогущий.

— А почему у него зеленая морда?

— Вот это уже сложнее. Самое разумное объяснение, которое я смог найти, удовлетворяет меня не полностью. Возможно, это как-то связано с мифологией кельтов или тевтонов. У кельтов был персонаж под названием «зеленый человечек», отвечавший за плодородие. На самом деле уже значительно позже дьявола называли Верделетом или, как в некоторых записях, Верделотом.

— А послание?

— Что? — Чарльз слишком увлекся объяснениями, и Кристе пришлось вернуть его к главной теме.

— Послание, — повторила она. — В чем оно заключается?

— Я уверен в одном: они забрались в мой компьютер и читали мою книгу. Я хотел проверить, писал ли я об этой теории или еще нет.

— И вы писали?

— Да. Послание с обезьянами — «не слышу зла, не вижу зла, не говорю зла» — это угроза, но демон, именно этот демон, повторяющий контекст моей книги, свидетельствует о том, что наказанием будет не смерть, ну или, по крайней мере, не сразу. Наказанием станет полное уничтожение моей репутации. Если хотите устранить кого-то в научных или политических кругах, некую публичную личность, силу применять не обязательно. Достаточно уничтожить его репутацию.

— Поэтому они положили вашу визитку рядом с телами? Они знали, что мы приведем вас посмотреть на тела и поймем, что все эти убийства как-то связаны с вами.

— Да. Возможно, остальные серии убийств преследовали те же цели, но, полагаю, власти тогда не отреагировали ожидаемым образом. Вы не сказали, нашли ли мою визитку в других трех местах преступлений, были ли на жертвах в Лондоне такие же татуировки. Можно полагать, что да, как и в двух предыдущих случаях.

— В Марселе визитку не обнаружили. В Алма-Ате насчет этого мне узнать не удалось. А в Лондоне мы успели перехватить дело у полиции и сохранить все в тайне. И да, во всех трех случаях у жертв были татуировки.

— Итак, можно сделать вывод, что я должен молчать обо всем. Если я заговорю, со мной произойдет то же, что и с Владом Колосажателем. Люди будут шарахаться от меня, как от прокаженного. Устранять меня физически не понадобится. Преступник сумеет уничтожить то, кем я являюсь, потому что это хуже смерти.

— Может, мы вернемся к Колосажателю?

— Да. Вы не против, если я прилягу, пока буду рассказывать остальное? Обещаю занять нижнюю полку.

— А вы не боитесь? — поинтересовалась Криста.

Чарльз уклончиво покачал головой.

— Открытые двери и пустые коридоры меня не пугают, но я чувствовал бы себя лучше, если бы у меня был пистолет.