Чарльз не припоминал, чтобы хоть раз в жизни до такой степени выставлял себя дураком. Он уже вернулся в кабину и чувствовал себя так, словно был готов вот-вот умереть от стыда. Для него было нехарактерно так терять контроль над собой. Ему хотелось извиниться, но он не знал, как это сделать, не запутавшись еще больше. Чарльз до сих пор сомневался во всей этой истории, но мертвецы явно были настоящими.

Он открыл рот и произнес:

— Я…

В этот же миг Криста сказала:

— Не волнуйтесь. Мы на вашем месте отреагировали бы точно так же.

— Спасибо, — отозвался Чарльз.

— Вы в порядке?

Чарльз кивнул. Удивившись спокойствию, с которым звучал его собственный голос, он произнес:

— Мне раньше доводилось попадать в непростые ситуации. Меня учили защищаться с самого детства, но это дело… — он показал на папку, — это уже слишком.

— Вы не хотите пояснить нам, что именно здесь слишком? — вопросительно посмотрела на него Криста.

Вздохнув, Чарльз показал на папку, открытую на последней странице предполагаемой копии библии.

— Прочтите это, — просто произнес он.

— Это же на латыни.

— Верно. Попытаюсь перевести.

Перед законом стоит привратник. К этому привратнику подходит человек из деревни и просит разрешения войти в закон. Но привратник говорит, что сейчас не может разрешить ему войти. Человек думает и спрашивает потом, нельзя ли ему тогда войти позже. «Что ж, это возможно, — отвечает привратник, — но только не сейчас». Поскольку ворота, ведущие в закон, раскрыты, как всегда, и привратник отходит в сторону, человек нагибается, чтобы заглянуть через ворота вовнутрь. Когда привратник замечает это, он смеется и говорит: «Если это тебя так манит, то попробуй тогда войти туда вопреки моему запрету. Но запомни: я всемогущ. И я только самый нижний привратник. После меня есть еще одиннадцать дверей. От зала к залу там дальше стоят привратники один могущественнее другого. Уже перед лицом третьего теряюсь даже я».

— На этом текст заканчивается, — сказал Чарльз. Остальные молчали.

— Это притча? — наконец поинтересовалась Криста.

— А вы не узнаете этот отрывок?

Поп произнес:

— Возможно.

Криста не сказала ничего.

— Это рассказ Кафки «Перед законом».

— Ах да! — воскликнул Поп. — Но ведь этот же текст есть и в «Процессе»?

— Совершенно верно. Кафка использовал притчу еще раз, уже позже, в романе «Процесс». Так что теперь вы мне скажите, как текст двадцатого столетия мог оказаться в Библии, напечатанной в пятнадцатом?

— Никак, — отозвался Поп, — если только его не переписали из этой самой библии.

— То есть вы считаете, что Кафка позаимствовал эту притчу из единственного сохранившегося экземпляра библии?

— Возможно, он сделал это нарочно. Возможно, он пытался этим что-то доказать.

— По-вашему, Франц Кафка видел то же, что и мы, или, хуже того, он фактически видел оригинал?

Все это время Криста молчала, слушая двух своих спутников.

— Знаете что? — произнес Чарльз. — Уильям Оккам был монахом-францисканцем, жившим в тринадцатом веке, и он придумал метод разрешения загадок, который назвали позднее «бритвой Оккама». Оккам утверждал, что если нам приходится выбирать между двумя гипотезами, то более простой вариант, как правило, оказывается верным. Что вероятнее: то, что Кафка позаимствовал из библии Гутенберга текст, о котором вообще ничего не было известно, или что кто-то решил сыграть с нами довольно злую шутку? Я был сбит с толку всем случившимся, и эти мерзкие убийцы полностью подменили суть проблемы, но во всей этой истории есть что-то очень подозрительное. А теперь в нее оказался замешан еще и мой самый любимый писатель, которого я знаю вдоль и поперек. Нет, мы имеем дело с постановкой.

— Что ж, неужели вам не казалось это ясным как день, — начала Криста, — с того самого момента, как вы увидели свою визитку? Что, если кто-то пытается собрать головоломку и выдает вам одну деталь за другой?

— Итак, я прав, и вся эта постановка адресована исключительно мне?

— Я думала, что мы это уже выяснили.

— Да, — пробормотал Чарльз. — Полагаю, мне тяжело это принять. Меня очень раздражает тот факт, что я не могу во всем разобраться.

— А этот Кафка, он был австрийцем? — поинтересовался Поп.

— В некотором роде. Жил в Австро-Венгерской империи, умер в Вене. Что же до рождения, то он родился в еврейской семье в… Минуточку. — Чарльз задумался. Казалось, он что-то понял или связал некие факты воедино. — Где мой халат?

Протянув руку назад, Криста передала ему предмет одежды. Чарльз пошарил по карманам и вытащил кошелек.

— Хорошо, что… А то я забыл бы. Ни документов, ни денег — вот это был бы номер. — Он извлек из кармашка записку с рисунком, развернул ее, внимательно изучал некоторое время, словно собирая воедино наконец-то установившиеся связи. — Мы едем в Прагу, — наконец объявил он.

Криста с удивлением уставилась на него.

— Вы можете высадить нас в аэропорту? — спросил Чарльз.

— Вы не сядете в самолет без паспорта или какого-то другого документа. Я могу попросить комиссара прислать их утром. Скажу, что они нужны нам для вашего опознания. Он питает ко мне слабость, — добавила Криста.

— У этого типа слабость ко всем дамам. Не обольщайся, — хмыкнул Поп.

— А поезда отсюда в Прагу ходят? — поинтересовался профессор. — Здесь недалеко.

— Да, конечно, — пробормотала Криста.

— И мне ведь не нужен паспорт внутри Евросоюза? Это так?

— Только на границе с Венгрией, но, как вы уже говорили, мое удостоверение личности способно вытащить нас из этой передряги.

Они приближались к Бухаресту. Огни становились ярче, на дороге появилось больше машин. Было почти три часа утра, и, даже несмотря на не слишком оживленное движение, после долгого пути по пустынной трассе им казалось, что они въезжают в цивилизованный мир.