Добрались, в общем, без приключений. Люди попадали, где остановились – такой марш-бросок! В лучших традициях Суворова и его чудо-богатырей! А сам я побежал кругами искать сенсорами партизан. Нашёл их наблюдателей. Один – в бинокль любовался архитектурой стальных конструкций моста, один – пас тылы, третий – спал.

Спящего разбудили, отправили к командиру отряда. А наблюдатели стали мне излагать схему охраны моста.

К приходу командира партизан у меня вызрел план атаки. В общих чертах. Обсудили, согласовали. Потом. Сначала обнимались. Командир – знакомец. Тот самый, мною уже меченный. Его человека я тогда спас. И погоню от них отвёл. Поговорили немного.

Разошлись. Надо поспать. Утром – будем резать, будем бить, хороводы водить. День начнётся стрельбой.

Ни черта оно не красит. Нет Громозеки, а мотивчик сам в ушах стоит.

Холодно, пасмурно, темно, опостылевше-противно – осеннее утро такое. Отовсюду сыплется влага, какая-то изморось висит в воздухе. Осень в небе, жгут корабли. Мне противно, но и охранникам мостовым – не мёд.

У них тут всё по правилам. Даже секреты выставлены. Были. Тяжёлые пули «винтореза» пробили в них приличные отверстия, через которые теперь и утекало светящееся в темноте тепло жизни. Да-да, так это выглядит в тепловизоре.

Темнота кромешная. Осень, шесть утра. Без опаски, в полный рост, но медленно, чтобы тихо, иду к мосту. Если кто есть – я увижу тепловой отпечаток. Если это не зомби остывший.

Охрана скучковалась в будке-сторожке, печная труба которой светится на всю округу. А вот и пулемётное гнездо. Там ёжатся два тепловых отпечатка. На той стороне моста – то же самое. Ещё двое должны ходить по мосту, но я их пока не вижу.

Свист в рельсах. А вот и поездок. Начало атаки. Под шум проходящего поезда мои бойцы и партизаны начнут сближение. Свистя колпарами в кривой, пыхтя паром, этот котёл на колёсах неотвратимо надвигался на мост, осветив своим прожектором сторожку, сетку металлоконструкций моста. Загрохотал по мосту вагонами.

Я вскочил, побежал, на ходу взводя гранату. Ф-1. Из будущего. Хотя она с этих лет не изменилась. Всё такой же ребристый лимон. Прыгнул, зацепился, вскинул тело на хлипкую крышу сторожки, опустил гранату в пылающий дымоход, шаг – и я уже ласточкой пикирую в пулемётное гнездо. Весом своим сбивая пулемётчиков с ног, бью их об землю, падаю на них сам.

Взрыв, пламя летит над моей головой. Визг обожженных, крики раненых. Нож у меня в руке, два взмаха – трепыхания пулемётчиков трансформировались в судороги.

Вскакиваю, двумя прыжками вдоль идущего поезда – набираю скорости, цепляюсь за поручень вагона, втягиваю своё тело на переходную площадку. Еду несколько секунд – мне на ту сторону надо. Пешком идти? Не барское это дело – ноги сбивать.

Несколько секунд всего. Не больше минуты прошло от подхода поезда. На той стороне моста коллеги Бородача, Александра Родионовича, охранника, только начали вываливать из сторожки, со свету удивлённо пялясь на противоположную сторону, где метались обожжённые взорвавшейся буржуйкой. И тут на них, с проходящего поезда, хищной гигантской птицей падает некто в фантастическом защитном костюме из будущего. Летят отсечённые бесшумной бензопилой моего ножа руки, вываливаются кишки, хлыщет фонтанами кровь.

Хохлятская резня бензопилой.

Я бешеным кузнечиком скачу меж врагами, широкими взмахами ножа перечёркиваю их тепловые отпечатки в отражении моего тепловизора.

Поезд прошёл. Выживших не осталось.

Подбежали партизаны, запыхавшиеся от быстрого бега в толстой тёплой одежде. Тут же начали призывать Ихтиандра, отвернувшись к реке. Ихтиандр не пришёл, несмотря на десятки призывов от десятков людей.

– Отставить, – рявкнул я, – занять оборону!

Сюда должны спешить отряды быстрого реагирования противника. Нужно продержаться, пока сапёры не установят заряды.

Наш увеличившийся вдесятеро отряд двигался назад. В угрюмом молчании. Нет, не от потерь. Один убитый, двое ранено – все от партизан, не мои. Угрюмые они – от молниеносной и беспримерно живодёрской расправы над охраной моста.

А ведь там даже немцев не было. И пленных не было. Это были наши. Бывшие наши. Перешедшие на сторону врага, надевшие форму противника, но наши.

Дальнейший бой был долгим, но скучным. Да и не бой – перестрелка. Пошедшие в атаку предатели нахватались пуль от меня – я лупил из трофейного МГ, а от СВД и «винторезов» моих снайперов залегли, только стреляли в нашу сторону.

Потом сапёры доложили, что заряды установлены. Мы открыли шквальный подавляющий огонь из всех стволов по залёгшим в поле предателям, эвакуировались на нужную сторону моста. После следующего огневого налёта пошли в атаку на карателей на этой стороне – тогда у нас и появились потери. Противник был развеян, заряды подорваны.

А мост – не упал. Заряды были заложены на быки опор, мост просел, но не рухнул, повиснув на собственных ажурных металлоконструкциях. Я тяжко вздохнул, долго и смачно матерился голосом Дарта Вейдера. И побежал резать балки моста ножом. Под пулями предателей.

Они в меня даже четыре раза попали! Один раз я чуть не сорвался в реку, получив винтовочную пулю прямо в лицо. В лицевую броню.

А вот когда с диким скрежетом мост рухнул в воду, я и упал вместе с ним. И вот тут и выяснилось, что костюм мой обладает ещё и антигравом. Бася, скотина железномозговая, не мог раньше сказать?

Антигравом! Я умею летать! Теоретически. Всё опять упёрлось в отсутствие энергии.

В общем, когда из водной взвеси, поднятой рухнувшим мостом, я появился, аки Христос, скользя по водной глади, даже предатели стрелять не стали. Многие крестились.

А теперь идут, помалкивают в тряпочку. Да-да. Они сдались в плен. И что мне теперь с ними делать? А? Развесить вдоль дороги, как римляне делали? Блин, даже для меня, озверевшего маньяка – это слишком. А как? Привести их в наш супер-пуперсекретный лагерь? Настолько секретный, что для получения допуска надо сначала застрелиться? Во избежание разглашения.

Я тяжко вздохнул. Ё-моё! Есть же цельный генерал! Пусть он и разгребает этот головняк! Ха-ха! Я наворочал, а он – разгребай! Супер! Всегда бы так!

Настроение сразу улучшилось. Мысли полетели по другой орбите. Когда сюда шли, я бегал кругами вокруг ядра отряда, сенсорами прощупывая территорию. И засёк что-то вроде МТС. Крытые корпуса, колючий периметр, вышки, охрана, прожектор, генератор, вспышки электродуги и шипение автогена. И всё это нам нужно. И даже очень нужно!

– Привал, – скомандовал я. – Командиры – ко мне!

Отошли в сторонку, изложил им свои наблюдения, подчеркнул, что эти технические мощности нам позарез нужны – особенно генератор и сварка-резка, – разделывать бронетехнику будущего на удобоваримые блоки.

А потом связался с Коль-Коль. Он обещал выслать к нам «полные коробочки». Вот и кавалерия!

– Командир, а может – этих вперёд пустим? Они же в их форме. Сумятицу внесут, – предложил командир партизан. Увидев наши взгляды, он смутился. – А что? Они всегда перед собой наших пленных гонят.

– Уподобиться им? – ответил я. – Кем мы станем? Ими? Хотя здравое зерно в этом есть. Так и сделаем. Не совсем так, но сделаем.

Пленные сидели плотной толпой, окружённые партизанами и осназом. Попаданцам я приказал держаться мористее. Я подошёл. Они стали вставать на ноги. Дождался, пока все поднимутся, убрал шлем.

– Ну, братцы-кролики, что мне с вами делать? Да, для начала представлюсь – полковник Медведь, осназ НКВД. Для ясности ситуёвины.

Колонна солдат вспомогательных батальонов вермахта, численностью до роты, вышла на дорогу к рембазе. Командиру этого подразделения сразу же доложили об этом.

– Что за чёрт? Мне не докладывали о смене охраны! – вспылил он, хватаясь за трубку телефона. Но связи не было.

Что за день-то такой! То звонят ему, забирают у него половину этих варваров на охрану моста, оставив его почти беззащитным против орд этих вездесущих партизан, то присылают целую роту!

Командир рембата вылетел на улицу из конторы МТС. Ну, точно – идут пешком. Никакого автотранспорта. А это что значит? А значит это, что появилось сто лишних ртов! Пока по интендантствам пробьёшь им довольствие – эти свиньи его рембат совсем объедят! И рабочие из пленных ещё больше будут обираться этими варварами. Опять упадёт и без того никакая выработка. Шайсе! Что происходит в головах штабистов? Неужели эта проклятая русская зима так заморозила мозги штабным служащим?

Меж тем появление отряда солдат совсем остановило работу, и командир рембата вынужден был опять повышать голос, чтобы эти лентяи начали выполнять свои обязанности.

Ворота открыли, смена хиви стала входить во двор МТС. Во главе отряда шёл русский просто каких-то невероятных размеров. Он был так мощен своим телосложением, что ему не нашли формы – он был одет в безразмерный пятнистый балахон. Хорошо хоть кепи подошло этому хиви, а то бы самое время было насторожиться.

Медведеобразный хиви остановился, обвел двор МТС взглядом своих стальных глаз, безошибочно определил командира рембата и неспешной, валкой походкой направился к нему. Подойдя к немцу, хиви небрежно козырнул – немца аж перекорёжило – бросил мимолётный взгляд на пулемётную вышку и… Молниеносным движением, никак не вяжущимся с его неспешностью, схватил немца за горло, вздымая его в воздух. Немец засучил ногами, не доставая сапогами до земли.

А вокруг часто затрещали выстрелы. Первым был убит пулемётчик. Он повис на ограждении вышки. Кровь из его пробитой головы тягучей струйкой текла на вытоптанную землю двора МТС.

Вбегающие во двор якобы солдаты вспомогательного батальона разбегались во все стороны, с ходу вступая в рукопашную схватку. Мат-перемат стоял во дворе бывшей машинно-технической станции. Потому что обе противные стороны были русскоговорящими.

Ничего не понявшие рабочие из пленных просто попадали на землю, кто где был, закрыв головы руками. Только двое из них, со своим рабочим инструментом, стали молотить ближайших к ним охранников.

Всё закончилось быстро. Я упаковал придушенного гауптмана в пластиковую стяжку, засунул ему в рот его же носовой платок, оставил охранять его парочку хроно-«зайцев» – Бороду и этого сурового, из «хохлов», с тонкими губами, прозвище которого оказалось Моток.

Почему не Лёлика и Болика? Как только закончился маскарад, они тут же встали от меня по бокам, как секьюрити. Прикалывает их, что ли? Они что, решили, что мне может здесь что-то угрожать?

Выяснить не успел – кавалерия пожаловала – броня с десантом припылила. Под красным флагом. Вы бы видели, как вспыхнули глаза чумазых рабочих МТС. Как потухли выжившие (опять!) хивики.

Сам Сугроб пожаловал. Как батька Черномор. Он тут подсдулся слегка, лицом – просветлел. Алкогольная интоксикация его покидает.

– Ну, раз ты припёрся, то и рули тут, – обрадовал я его при рукопожатии.

И рванул в лес на пятой передаче.

Устал я, морально устал. Побыть одному надо. Думаете это легко – людей десятками на фарш переводить? Моя невозмутимость – показная, напускная. Надо марку держать.

А как только люди остались далеко позади, упал на колени и завыл волком, пальцами разрывая масккостюм (что ещё влезет на мою тушу в экзоскелете?), напрасно пытаясь разодрать доспех на груди. Сердцу отчаянно не хватало места в моём теле, оно рвалось наружу.