Из императорского дворца, в котором остановилась принцесса, Владимир выбежал на главную площадь Херсонеса. Слева от дворца был разбит шатер Великого князя, а справа находился храм Пресвятой Богородицы. Посередине площади высился земляной холм. Во время осады города русы пытались возвести насыпь у крепостной стены, но защитники, сделав подкоп, по ночам выкрадывали землю из насыпи и таскали на площадь. Днем насыпь росла, а к утру оседала.

Теперь на площади день и ночь кипела работа. На холме возводился храм Иоанна Предтечи, в котором собирался креститься Владимир. Поэтому и торопились со строительством. Анна прибыла, а церковь еще не готова.

Дядька Добрыня и гридень Громыхало, ожидавшие князя, подошли к нему.

– Ну что? От ворот поворот? – насмешливо спросил дядька.

Владимир гневно метнул взгляд в его сторону.

– Это тебе не своих баб щупать! – рассмеялся Громыхало. – Принцессу объездить – не скакуна усмирить.

Великий князь словно не слышал. Приложив десницу к глазам, так как приходилось смотреть против заходящего солнца, оглядывал стройку.

– Когда закончат? – спросил он Добрыню.

– За возведение местный грек отвечает. Феофаном кличут.

– Сюда его!

Феофана долго искать не пришлось: он суетился неподалеку, во все вникая и отдавая распоряжения. На вопрос Владимира скромно ответил:

– На все воля Божья.

– А что в твоей власти? – скрипнул зубами Великий князь.

– Я стремлюсь исполнить волю Всевышнего.

– А мою волю?

– Когда язычник велит Божий храм возводить, то разве не глаголет он волю Господа?

– Во как повернул! – восхищенно воскликнул Добрыня. – Вот у кого премудростям учиться. Теперь выходит, что ты, князь, за сроки и отвечаешь, раз глаголешь волю Божию.

– Отпусти его, – посоветовал Громыхало, указывая на грека. – Я за ним наблюдал: он свое дело знает. А мы только мешаем.

Владимир в знак согласия махнул рукой и вновь стал рассматривать строящийся храм.

– Смотри, солнечных зайчиков нахватаешь, – предупредил Добрыня.

– Да, еще долго, – вздохнул Великий князь, оставив без ответа предупреждение дядьки, – даже стены не готовы. А к куполам и не приступали.

Вдруг Владимир стал тереть глаза.

– Что такое? – тревожно спросил Добрыня.

– Накаркал, я ничего не вижу.

– Это от зайчиков, – сказал Громыхало, – сейчас пройдет.

Не прошло. Владимира отвели в шатер и послали за знахарем. Тот до вечера суетился вокруг больного. Чего только не перепробовал: и настои, и отвары, и заговоры, и заклинания, и пляски – все напрасно. Не помог и местный лекарь-еврей. А весть о недуге Великого князя стремительно разлетелась по городу и достигла покоев принцессы Анны. Она немедля послала к Владимиру своего придворного лекаря – грека. Тот явился лишь к утру и беспомощно развел руками:

– Ничего не пойму: глаза в порядке, а ничего не видят.

Анна выслушала лекаря в присутствии лучшей подруги Анастасии и пресвитера Михаила, прибывших с ней из Константинополя.

– Я к нему, – заволновалась принцесса.

– Подожди, – остановил ее Михаил. – Ни по греческим, ни по славянским обычаям невесте не принято до свадьбы навещать жениха.

– Он же болен!

– Думается мне, что Великий князь болен душою, а не телом, – предположила Анастасия, уже посвященная во все подробности первой встречи принцессы и Владимира.

– Почему? – обратилась к ней Анна.

– Болезнь тела от лекаря не скрыть.

– И что ты предлагаешь?

– Посоветовать Великому князю креститься. Тогда и снизойдет на него благодать Божия.

– Воистину снизойдет! – подхватил Михаил.

– Да! Да! – порывисто встрепенулась принцесса. – Надо срочно сообщить Владимиру.

– И сделать это лучше отцу Михаилу, – остановила ее патрикия.

– Я с радостью, – выразил готовность пресвитер.

– Вы знаете, что ему сказать? – обратилась Анна к священнику.

– Всевышний вложит в мои уста нужные слова.

Несмотря на ранний час, визит Михаила к Владимиру начался пышно и торжественно. Пресвитера сопровождала целая свита священников и придворных. Они едва вместились в огромный княжеский шатер. Снаружи тревожно толпилась дружина. Владимир встал с ложа. С непокрытой головой, босиком, в нижнем белом белье до пят. Он приказал принести одежду, но Михаил остановил слугу:

– Ничего не надо. Мы ненадолго.

«Ненадолго» вылилось в пышную приветственную церемонию, торжественное богослужение с песнопениями, молитвами и небольшим крестным ходом. На площади собрались не только дружина и рать, но и почти все жители Херсонеса. Дружинники не спешили принимать новую веру. Крещение Владимира могло внести раскол в ряды и гридней, и отроков, и пасынков. Перед походами волхвы проводили обряды жертвоприношения и гадания, а после побед устраивались пышные тризны. Если Владимир крестится, то как проводить древние обряды? Они просто немыслимы без участия Великого князя. Отдельной группой стояли волхвы, кудесники, вещуны, заклинатели… Все с нескрываемой тревогой наблюдали за происходящим.

Михаил громогласно огласил послание Анны:

«Если хочешь избавиться от болезни этой, то крестись поскорей; если же не крестишься, то не избудешь недуга своего».

Владимир протянул руку, пытаясь нащупать в пространстве епископа. Михаил снял крест и вложил в руку Великого князя.

– Неужели христианский Бог избавит меня от слепоты?

– Всемогущ Бог наш единосущный! – провозгласил епископ.

– Если вправду исполнится это, то поистине велик Бог христианский, – изрек Владимир и повелел себя крестить.

Известие громом пронеслось над площадью и всем Херсонесом. Люди застыли в ожидании.

– Слава Богу! – воскликнул Михаил. – Когда начнем обряд?

– Немедля.

– В каком храме?

– Пресвятой Богородицы.

– Я оповещу об этом епископа Херсонского, – поклонился Михаил. – Он совершит обряд.

Священник перекрестился и отбыл, а Владимира одели и повели в церковь Пресвятой Богородицы. Ни в храме, ни на площади яблоку было негде упасть. Людей больше занимал не сам обряд, а чудо. Чудо исцеления. Все задавали друг другу и себе один и тот же вопрос: «Неужели прозреет?»

В полной тишине Великого князя ввели в храм. Епископ Корсунский, облаченный в белые одежды, епитрахиль, поручи и фелонь, встретил Великого князя у входа и сам развязал ему пояс. Диаконы помогли Владимиру разуться и раздеться. Великий князь остался в одних ризах. Нижнее белье можно было не снимать, но Владимир решительно совлек его с себя, оставшись в чем мать родила, и, повернувшись на восток, навстречу солнцу, стал на колени. Епископ возложил руку на голову Великого князя и начал оглашение:

– Пусть никакие еретики не прельстят тебя, но веруй, говоря так: «Верую во Единаго Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли».

Это была прелюдия к молитве оглашенных, посвящение крестившегося в суть христианской веры:

«Верую во Единаго Бога Отца нерожденного и во Единого Сына рожденного, в Единый Дух Святой, исходящий: три совершенных естества, мысленных, разделяемых по числу и естеством, но не в Божественной сущности; ибо разделяется Бог нераздельно и соединяется без смешения».

Речь текла плавно и мощно, а каждое слово произносилось отчетливо. До каждого в храме доходил смысл изреченного.

«Не три бога, но Один Бог, так как Божество едино в трех лицах. Отцу отцовство, Сыну сыновство, Святому же Духу исхождение».

Внимал и Владимир, постигая непостижимое и осознавая непознаваемое. Как разумом понять Христа, который «…оставшись как был и став каким не был, приняв вид рабский – на самом деле, а не в воображении, всем, кроме греха, явившись подобен нам…»? Почему «все свойственные человеческой природе, неподдельные мучения пережил»? Ничего подобного в других религиях не было. Везде боги наказывали людей, но нигде люди не наказывали Бога. А Иисус «был распят и вкусил смерти безгрешный».

Что же подвигло Спасителя на такие жертвы? Во имя чего?

Только во имя Любви! Безмерной и бесконечной Любви! Как же велик Бог, любящий так рабов Своих! И как ничтожен человек, не готовый поступиться и малым ради ближних своих?

Вглядывался Владимир внутренним взором в невидимый дух и вдруг просветлел:

– Узрел! Узрел я истинного Бога!

«Прозрел!» – пронеслось в храме.

«Прозрел!» – возликовала площадь.

Люди радовались так, как будто именно они исцелились, словно с ними произошло чудо. Рус обнимался с греком, а варяг с торком. Рев стоял такой, что Владимир с ужасом осознал: он не может не прозреть.

А обряд крещения продолжался. После прочтения молитвы оглашенных Великий князь, повернувшись на запад и воздев руки, троекратно отрекся от сатаны, изгнав его из души своей. Только очистившись от нечисти, избавившись от всяких злых и дурных помыслов, можно обращаться к Христу, давать обет служению добру и любви.

«Когда же ты отрицаешься сатаны, разрывая совершенно всякий с ним союз, и древнее согласие со адом, тогда отверзается тебе рай Божий», – напомнил епископ наставления Кирилла Иерусалимского, повернув Владимира к востоку. Теперь Великий князь стоял с опущенными руками, выражая полную покорность Сыну Божиему.

– Сочетался ли еси Христу?

– Сочетаюся.

Повторил троекратно. И лишь потом:

– Веруеши ли Ему?

– Верую Ему, яко Царю и Богу.

Шум в толпе давно стих. Все внимали каждому слову, каждому жесту, вникая в смысл таинства. Человеческая плоть умирала и рождалась духовная, способная приобщиться к Божественному Духу. Как Христос умирал и воскресал, так и человек преображался в крещении. Исповедание Символа веры слушали, затаив дыхание:

– Верую во единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли.

– И во Единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго… Бога истинна от Бога истинна.

– И в Духа Святаго, Господа Животворящаго.

– Исповедую едино Крещение во оставление грехов.

– Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь.

После чтения молитв Великого князя троекратно окунули в купель, облачили в белые одежды, называемые «блистающей ризой, ризой царской, одеждой нетления», и надели на шею нательный крест.

И вот перед народом предстал не Великий князь Владимир, а раб Божий Василий, прозревший и видящий все в ином свете. Да, он остался Великим князем, но это уже был не просто Великий князь, а раб Божий, посвятивший свою жизнь не гордыне, не похоти, а служению Господу и Руси. Путь к Богу еще только начался, еще много искушений было впереди, но самый важный шаг, первый шаг навстречу Спасителю, был сделан.

Владимир вышел на паперть, окинул ясным взором замершую площадь и провозгласил:

– Слава Господу!

Не мудрено, что в тот же день крестилась почти вся дружина. До позднего вечера во всех храмах Херсонеса читались крещенские молитвы, курился ладан и произносились при троекратном погружении в воду заветные слова:

– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.