К концу лета на небе появились грозовые тучи.

А на финансовых рынках всего мира осень 2008 года стала сезоном ураганов. Мне порой казалось, что я даже слышу грохот — звук цунами, которое высасывает воздух из фондовых рынков, заставляет лопаться пузырь на рынке недвижимости и направляется прямо к башням, в которых швейцарцы занимались тайными банковскими операциями.

Почти все американские СМИ наблюдали за другой драмой — битвой настоящих титанов. Фавориты президентской гонки Барак Обама и Джон Маккейн ожесточенно бились на окровавленном ринге, а Джо Байден и Сара Пэйлин сидели по углам ринга, протирали кубиками льда почерневшие глаза бойцов и отправляли их в центр ринга с началом очередного раунда. Жаждущие зрелищ массы охотно поглощали этот корм, позволявший привлекать миллионы долларов на телевизионную рекламу между раундами напряженных дебатов. Поэтому широкая публика, по сути, не заметила того, как землетрясение раскалывает подземные хранилища Цюриха и Женевы. Однако это отлично заметили те из нас, чья профессиональная карьера была связана с международным банковским делом. А один бывший швейцарский банкир, который вызвал первый взрыв и стал козлом отпущения, вообще больше ни на что не обращал внимания.

Карл Левин и его коллеги-сенаторы из постоянного подкомитета Сената по расследованиям уже были на марше. К ним присоединились влиятельные коллеги из обеих партий — Клэр Маккаскилл, Том Коберн и другие. Они понимали, что утраченные миллионы налогоплательщиков не были для их избирателей чем-то абстрактным — многие из них оказывались из-за этого на улице. Акулы из налоговой службы почуяли кровь в воде и яростнее прежнего стали охотиться на преступников, раздавая направо и налево штрафы и тюремные сроки. А министерство юстиции плелось в хвосте, издавая громкие вопли и пытаясь убедить хоть кого-то в том, что именно оно возглавляет процесс.

В ноябре Рауля Вейла, моего бывшего начальника и главу UBS Global Wealth Management, обвинили большим жюри во Флориде в помощи американским нарушителям налогового законодательства и в подстрекательстве к злоупотреблениям. Вейл отмахнулся от обвинений, он был уверен в том, что правительство Швейцарии никогда не экстрадирует его по требованию США. Ведь если Швейцария начнет сдавать своих крупнейших банкиров, в стране не останется никого, чтобы управлять этим «казино». Однако Рауль был высокомерным мерзавцем, и я знал, что рано или поздно его где-то поймают, как поймали Мартина Лихти. Министерство юстиции обязано был подвергнуть его суду.

Марк Брэнсон, финансовый директор UBS, давший показания под присягой перед комитетом Левина и поклявшийся сотрудничать в рамках иска к «Джону Доу», вернулся в Швейцарию и, по всей видимости, забыл о своем обещании. Дуг Шульман, комиссар налоговой службы, все еще был новичком в своей должности, на которую назначают на пять лет, но он точно хотел сохранить свое место. Он не казался особенно крутым, однако первый взгляд бывает обманчив. Довольно быстро налоговая служба запустила на полную скорость процесс против UBS в суде Флориды, потребовав оглашения имен 19 000 американцев, владевших секретными счетами, и на этот раз она победила. Как мы все хорошо знаем, налоговая служба обладает мощной силой. Если крупное финансовое учреждение, с которым оно судится, отказывается от сотрудничества, его ждет смертельный удар — у него отзывают лицензию, замораживают счета и каждый день штрафуют на миллионы долларов: фактически его деятельность останавливается. И мои бывшие боссы в офисах UBS в Цюрихе, Женеве и Лугано начали мочиться от страха.

В это время я уже вернулся в Бостон и планировал свои следующие шаги вместе с Дугом. Я внимательно обдумал все произошедшее после того, как впервые обратился к американским властям, и понял, что результаты оказались плачевными. Я начал с визита в министерство юстиции, а теперь у меня на ноге следящее устройство и я практически под домашним арестом жду вердикта, который, с учетом моих прежних неудач, вполне мог означать тюремный срок. Сенат принял мои свидетельства, использовал их и инициировал масштабное дело против крупнейшего швейцарского банковского заговора в истории. Но ко мне стали относиться как к парии и отправили в чулан, как беременную девочку-подростка в сериале 1950-х годов «Отец знает лучше».

Вас это может удивить, особенно с учетом моего неприятного опыта в State Street Bank, однако я больше не доверял никому в Вашингтоне и чувствовал себя намного спокойнее в Бостоне. Я чувствовал атмосферу прошлых дней, когда власть в Вашингтоне все еще принадлежала британцам в напудренных париках, а Бостон был центром мятежников и их «чаепитий». Мне больше не нужно было мотаться в столицу, выпрашивать внимания к себе и доверять свою судьбу бездарностям. Я уволил Пола Гектора и Рика Морана. Это нужно было сделать намного раньше.

Тщательные поиски привели меня в уважаемую бостонскую фирму Todd & Weld, LLP, и я нанял одного из самых опытных ее юристов, Дэвида Майера. В прошлом Майер 12 лет проработал главой убойного отдела в офисе генерального прокурора в округе Суффолк и имел репутацию отличного защитника несправедливо обвиненных. В 2007 году он получил титул «Юрист года» от издания Massachusetts Lawyers Weekly. Этот человек показался мне опытным, закаленным бойцом, полным энтузиазма и никак не связанным с чиновниками из федерального правительства, типичным жителем Бостона, не запятнанным дружбой с людьми из Вашингтона. Он связался с министерством юстиции и проинформировал их, что теперь он представляет мои интересы. На это Кевин Даунинг ответил с присущей ему вежливостью: «А ты кто такой, черт побери?»

Даунингу не понравилось то, что я уволил Гектора и Морана, которых он мог контролировать, и нанял какого-то адвоката в Бостоне, которого он не мог бы вызывать в министерство юстиции и вытирать об него ноги, когда только ему заблагорассудится. Майер проигнорировал недовольство Даунинга и потребовал от него подтвердить дату моего слушания во Флориде.

— Я хочу получить отсрочку, — огрызнулся Даунинг. — Я подал прошение в суд и рекомендую вам с этим смириться. В противном случае вы можете забыть о смягчении наказания.

Это был не первый раз, когда Даунинг блокировал слушания по моему делу. С Гектором и Мораном он проделывал это три раза в течение года. У него не было для этого никаких причин — он просто хотел, чтобы я постоянно чувствовал себя как на иголках. Вы думаете, что законы этой страны защищают права американских граждан? Законы есть, но они писаны только для вас, а законодатели нарушают их направо и налево.

Даунинг наслаждался, заставляя меня мучиться неизвестностью, но не понимал, что на самом деле оказывает мне огромную услугу. У меня не было никаких других дел, и я принялся изучать детали программы налоговой службы по вознаграждению изобличителей. Правительство пока не выдвинуло UBS требования по уплате каких-либо штрафов, но вот-вот это должно было случиться. Ко мне обратилось сразу несколько симпатизировавших моему делу некоммерческих групп поддержки, таких как POGO (Project on Government Oversight) и GAP (Government Accountability Project). Однако, хотя они и выступали против моего обвинения и тысячи людей подписали петиции в мою защиту, у этих организаций просто не было «зубов», чтобы обернуть ситуацию в мою пользу, или денег, чтобы заплатить мне за мои усилия.

Именно тогда я открыл для себя Национальный центр помощи информаторам в Вашингтоне. Это была небольшая организация, в которой работали талантливые и знающие люди, твердо убежденные в необходимости защиты информаторов вроде меня. Исполнительным директором NWC был Стивен M. Кон, который также работал партнером в юридической компании Kohn, Kohn & Colapinto. Эта компания считалась лучшим защитником изобличителей в границах Белтуэй. Кон представлял интересы Линды Трипп, сотрудницы министерства обороны, предавшей огласке интрижку между Биллом Клинтоном и Моникой Левински. Трипп пострадала от репрессий со стороны работодателя, подала иск против правительства и получила 595 000 долларов, восстановление в должности и премии за период временного отсутствия на работе. Было очевидно, что Кон — нужный мне человек.

Стив полетел в Бостон, и мы встретились в гостинице Langham. Он мне сразу понравился. Стив был невысоким впечатлительным человеком с кудрявыми седыми волосами, очками в проволочной оправе и невероятно высоким интеллектом. Он многие годы представлял интересы изобличителей и выступал в Конгрессе. Он сам написал несколько серьезных книг по этому вопросу, но в моем случае речь шла о чем-то беспрецедентном. Затем к нашей команде присоединился Дин Зерб, еще один талантливый адвокат, рекомендованный Стивом. Мы встретились с ним в гостинице Hilton около аэропорта. Дин был толковым налоговым юристом и одним из авторов закона об изобличителях, принятого в комитете Сената по финансам. Если вы хотите что-то узнать о Конституции, спросите у Томаса Джефферсона. А если вы хотите узнать о законе об изобличителях, спросите у Дина Зерба. Дин был искренне поражен, когда я показал ему все документы о моей истории изобличения банка — подколотые, подшитые и подкрепленные кучей внутренних меморандумов UBS.

— Это просто невероятно! Не могу поверить своим глазам! — выдохнул Дин. — Как вам удалось все это сделать, Брэд?

Я поднял штанину и показал ему свое черное следящее устройство.

— У меня было много свободного времени.

Через несколько дней Стив и Дин еще раз приехали ко мне, и мы встретились в гостинице Boston Harbor. Я подписал соглашение об их вознаграждении.

— Это будет серьезная битва, — сказал Стив. — Но вы, Брэд, хорошо вооружены.

— И опасен, — улыбнулся я в ответ.

Стив Кон и Дин Зерб сделали первый залп по Сенату, запросив копию моих показаний. Этот документ был нужен, чтобы продемонстрировать налоговой службе, как много информации я передал правительству. Однако Боб Роуч отверг эту просьбу, сославшись на правила комитета. Да неужели? Они пытались скрыть от меня мои собственные слова? Еще шесть месяцев борьбы — и нам разрешили изучить стенограмму в защищенной комнате на Капитолийском холме. Документы подтвердили все, что я рассказывал, однако нам не разрешили сделать копии.

Тем не менее я начал испытывать определенный оптимизм. Не в отношении слушания, которое опять было отложено благодаря усилиям Даунинга. Появилась надежда, что когда-нибудь я получу финансовое возмещение за все свои страдания. Каждая газета и каждый блог, описывавшие мое дело, выступали против творившейся несправедливости и обрушивались на правительство за попытки преследовать своего лучшего информатора. Не то чтобы это серьезно влияло, но я знал, что это могло помочь в работе Стиву и Дину.

Отзвенели новогодние колокола, настал 2009 год, и я почувствовал себя менее скованным и готовым к новым надеждам и переменам.

Но вовсе не об этих банальных вещах думал новый президент Америки. Конечно, как и большинство американцев, изучавших свою историю и живших во времена расового угнетения, я искреннее желал Бараку Обаме всего хорошего и надеялся, что он сможет поднять нашу страну на новый уровень гармоничного развития и соответствия идеалам. Но, как и большинство американцев, которые уже не раз обжигались на предвыборных обещаниях политиков, я предпочитал подождать и посмотреть. Как полицейский, который видел слишком много крови и поэтому утратил веру в человечество, я, международный банкир, видел слишком много коррупции и злоупотреблений со стороны богачей, чтобы по-прежнему верить в своих лидеров. Я переводил средства политикам из разных лагерей не потому, что я верил в ту чепуху, которую они пытались мне втюхать, а потому, что они могли представить меня своим зажиточным друзьям. Это срабатывало каждый раз, и я начал воспринимать политику как «пирог», которым власть имущие «кормят» народ, пока влиятельные люди договариваются обо всем за нашими спинами. Поэтому, хотя мне и нравились обещания нового президента о всеобщем здравоохранении, расовой гармонии и мире, я был уверен, что он откажется от половины своих идей, а со второй половиной облажается. Так оно и вышло.

Был и еще один интересный момент — новый генеральный прокурор. На место прежнего генерального прокурора, Альберто Гонсалеса, назначенного Бушем, пришел Майкл Мукасей — после того, как Гонсалес был обвинен в «политизации» министерства юстиции и использовании его ресурсов для наказания врагов Джорджа Буша. Затем Мукасея сменил Эрик Холдер, который оказался самым большим «политизатором» из всех, кто только руководил министерством. Именно он помиловал Марка Рича, нефтяника-миллиардера, который лишил Соединенные Штаты огромных сумм налогов с доходов (адвокат Рича, Боб Томаян, имел 25 миллионов долларов на швейцарском секретном номерном счете в цюрихском отделении UBS). Незадолго до своего назначения Холдер был адвокатом, зашибавшим огромные деньги и работавшим на UBS. Поэтому у Кевина Даунинга появился новый босс, которому не за что было любить меня. Здесь надежд не было.

Зимой Бостон бывает довольно суровым, но такая погода всегда мне нравилась. Я там вырос, я проводил зимы на хоккейных площадках и лыжных склонах и привык к резким порывам ветра, пронизывавшим бетонные каньоны города, и горам грязного снега. В квартире Дуга не было камина — меня грели новости о пожарах, которые я распалил по всему финансовому миру.

Большое жюри во Флориде, которое обвинило Рауля Вейла, топталось на месте с ноября в ожидании его выдачи швейцарцами. Я знал, что это бесполезно, со временем это поняли и судьи. 14 января 2009 года разозлившийся главный судья объявил Вейла «беглецом от американского правосудия». Но Вейл, работая в UBS, ни разу не ступал ногой на территорию США, и вряд ли можно было ожидать, что он поедет в отпуск в Грейсленд. Однако, когда Соединенные Штаты заявляют о том, что разыскивают международного банкира за серьезные преступления, на это обязательно обращает внимание Интерпол — международная криминальная полиция. Через некоторое время Вейл был арестован в Италии и предстал перед федеральным судом во Флориде осенью 2015 года. Увы, несмотря на признания руководителей UBS и показания Мартина Лихти, согласно которым Вейл был в курсе нарушений законодательства США, с него сняли все обвинения. Министерство юстиции даже не удосужилось вызвать меня для дачи показаний!

Затем, в июне 2016 года, французские прокуроры заявили, что хотят привлечь UBS и Вейла к суду за уклонение от налогов. Возможно, UBS воспринял это как очередной красный флаг опасности, поскольку уже через четыре дня банк поднял руки вверх и сдался на милость Конгресса США. UBS заключил с министерством юстиции соглашение об отсрочке судебного преследования, признался в «определенном неправомерном поведении» и согласился выплатить правительству США штраф в размере 780 миллионов долларов. Как была рассчитана эта сумма и почему флоридский судья так быстро на нее согласился, было неясно, но я понимал, что это лишь символическое наказание. В 2000–2007 годы UBS зарабатывал по 200 миллионов долларов в год на активах, хранившихся на секретных счетах североамериканцев — не менее 1,6 миллиарда! При этом UBS имел около 20 миллиардов долларов активов, принадлежавших американцам, в виде наличных средств и ценных бумаг. Даже если бы столь крупная сумма лежала на обычных сберегательных счетах семей с Род-Айленда, проценты по ней были бы куда больше, чем согласился заплатить банк. Как оказалось, сумма штрафа исчислялась на основе той суммы, мошенническое происхождение которой удалось доказать именно мне! Хоть что-то… Правительство США приняло условия игры и было готово принять сумму штрафа. Люди в UBS подумали, что им удалось соскочить с крючка.

А затем — бабах! Уже на следующий день налоговая служба обрушилась на UBS с очередным ходатайством об исполнении иска к «Джону Доу» и потребовала огласить список из 19 000 имен. В UBS считали, что 780 миллионов долларов решат проблему, но они ошибались. И если Эрик Холдер был марионеткой нового президента, то Дуг Шульман был человеком Джорджа Буша. Он серьезно относился к своей работе и имел полную поддержку Конгресса и общественности.

Спустя неделю Марсель Ронер, исполнительный директор UBS, подал в отставку. UBS заявил, что Ронер «уходит в отставку» в подходящем для этого возрасте 44 лет, однако было очевидно, что его заставили «пройти по доске». Это произошло 26 февраля, в день моего 44-летия, и это был лучший подарок! Мы с Дугом открыли бутылку шампанского. Она отлично пошла под праздничный торт и коробку швейцарского шоколада.

2 марта Эрик Холдер принимал в своей вашингтонской штаб-квартире почетного гостя. Эвелин Видмер-Шлумпф, глава департамента юстиции и полиции Швейцарии, прилетела в Вашингтон в большом напряжении. Постоянный подкомитет Сената по расследованиям, которому наконец удалось, сломать хребет UBS, обратил свои взоры на десяток других швейцарских банков. Первым в списке был Credit Suisse, где я начинал свою карьеру в области частного банковского обслуживания. Сенат требовал безоговорочной капитуляции. Видмер-Шлумпф, швейцарская коллега Холдера, заявила, что стремится к «справедливому и равному отношению» ко всем швейцарским банкам, оказавшимся в осаде. Она просила пощады. Министерство юстиции отказалось обсуждать ответ своего начальства, а Холдер, видимо, сказал ей, что скоро с эшафота покатится еще больше швейцарских голов. Она отправилась домой с поджатым хвостом.

Через два дня подал в отставку председатель правления UBS Петер Курер — тот самый человек, который сражался со мной за премию, отвергал мои жалобы на действия UBS и свел на нет внутреннее расследование. Затем он поднялся до самых вершин, а теперь оказался на улице. Швейцарское банковское дело становилось минным полем.

В тот же день сенатор Карл Левин открыл второй раунд слушаний в парламентском подкомитете. Рядом с ним сидели сенаторы Клэр Маккаскилл из Миссури и Том Коберн из Оклахомы. Свидетелями со стороны правительства были комиссар налоговой службы Дуг Шульман и Джон A. ДиСикко, исполняющий обязанности помощника генерального прокурора по налоговым вопросам в министерстве юстиции США. ДиСикко выглядел типичным несчастным государственным чиновником, которым и был — несведущим и одетым в дешевый костюм не по размеру. Он говорил скучным и монотонным голосом. Лучшее, что нашлось в министерстве юстиции…

Я никак не мог увидеть в зале Кевина O'Коннора, босса Кевина Даунинга. Оказалось, что он оставил работу помощника генерального прокурора Соединенных Штатов, третью по важности позицию в министерстве юстиции, и стал партнером Рудольфа (Руди) Джулиани — бывшего мэра Нью-Йорка — в нью-йоркском офисе Bracewell & Giuliani, компании с годовым оборотом 325 миллионов долларов. Разумеется, я тут же вспомнил о связях с Абдулом Азизом Аббасом. А ведь еще два года назад я проинформировал Даунинга и министерство юстиции о том, что Аббас был другом Джулиани.

На этот раз Левин был настолько зол, что казалось, что еще немного и из ушей у него пойдет пар. UBS был загнан в угол налоговой службой, неохотно признал свои проступки, подписал соглашение об отсрочке наказания и пообещал заплатить 780 миллионов долларов штрафа, но пытался отказаться выдать имена 19 000 американских владельцев счетов, ссылаясь на «швейцарские законы о банковской деятельности».

Но сильнее всего Левина разозлило то, что Марк Брэнсон во время летнего заседания назвал цифру в 19 000 вполне достоверной и конечной. К тому моменту Левин и его сотрудники уже узнали из моих показаний, что реальное количество американских счетов превышало 52 000! Хуже того, начиная с августа, то есть за полгода с момента, когда UBS пообещал сотрудничать и сообщить имена «значительного количества» американцев-владельцев счетов, он прислал не более двенадцати!

Это был настоящий бардак. Я следил за происходящим, положив ноги на стол и с блюдом попкорна на коленях. Перчатки были сброшены, Левин, Маккаскил и Коберн обрушились на Брэнсона, вполне обоснованно обвиняя его в том, что он ведет себя, как высокомерная марионетка и апологет UBS. Левин сказал: «До сих пор тюремный срок по этому делу грозит только информатору — Брэдли Биркенфельду!»

Брэнсон проигнорировал все это и отказался отвечать на 90 процентов вопросов относительно преступлений UBS против Америки. Он заявил:

— Я ничего не знаю об этом, поскольку работаю в этой должности всего один год.

UBS занял удобную позицию, отправив отвечать перед Конгрессом за свои действия в Швейцарии человека, которые прежде работал в Японии и мало что знал. Брэнсон заявил, что банк выплатит согласованные суммы штрафов, однако не собирается разглашать ни одного имени до тех пор, пока ему не поступит на это разрешение от правительства Швейцарии.

— Вопрос уплаты штрафов по этому делу был разрешен в суде, — усмехнулся Брэнсон. — Что же касается имен владельцев счетов, то этот вопрос должен решаться на уровне государства.

Теперь UBS чуть ли не молился на правительство своей страны, предполагая, что швейцарские законы в отношении конфиденциальности позволят ему уклониться от постыдного разглашения имен клиентов.

Левин был готов швырнуть свой молоток через всю комнату в голову Брэнсона. После четырех часов не самого приятного обмена репликами Левин отпустил Брэнсона, но послание было четким: «Мы поджарим ваши швейцарские задницы. А теперь убирайся из моего зала!»

Последний раз такое же удовольствие при просмотре судебной драмы я получил от фильма «Несколько хороших парней».

Как и в любой судебной драме, самое интересное происходит за сценой — горячие споры между адвокатами противоборствующих сторон, ожесточенное давление на жертвы и ответчиков, негласные сделки. Скандал, связанный с банковскими преступлениями и коррупцией в Швейцарии уже привел к большому пожару на мировых финансовых рынках, но это было лишь началом. Где-то далеко серьезные люди затевали большую игру.

6 марта новый госсекретарь Хиллари Родэм Клинтон прибыла в Цюрих для секретных переговоров со своей коллегой, министром иностранных дел Швейцарии Мишлин Кальми-Ре. Госпожа Кальми-Ре была, вне всякого сомнения, взволнована, поскольку американские власти начали активно давить на два крупнейших банка Швейцарии, UBS и Credit Suisse, имевшие свыше 80 000 сотрудников по всему миру и сотни миллиардов в активах. Активы банков начали падать в цене. Банки истекали кровью, как свежезарезанный бычок. Курс акций UBS достиг исторического минимума — 7,45 долларов за акцию, упав на 90 процентов, и совсем скоро банку предстояло списать в счет безнадежных убытков 53 миллиарда долларов. Кальми-Ре принялась умолять свою влиятельную «старшую сестру» Клинтон о передышке. Если бы UBS пришлось выдавить из себя имена 19 000 американских владельцев счетов, то все остальные его клиенты тут же вскочили бы и удрали, и это привело бы крупнейший банк Швейцарии к полному краху.

По всей видимости, у госсекретаря Клинтон не было нехватки в творческих идеях. Ее новый босс, президент Барак Обама, обещал в ходе своей предвыборной кампании закрыть тюрьму для террористов, организованную Джорджем Бушем в кубинском заливе Гуантанамо. Клинтон, склонная к политически целесообразным шагам, не показывала публично, насколько сильно она презирает Обаму (вместе со своим мужем она заключила сделку с дьяволом — Билл поддерживал кандидатуру Обамы, а Обама назначал Хиллари госсекретарем, и с этой высокой позиции она могла бы начать свой путь к президентскому креслу). Возможно, госсекретарь Клинтон предложила Мишлин принять нескольких не самых важных террористов из Гуантанамо — парочку уйгуров-мусульман из Китая, пойманных в Афганистане и в целом безобидных — и тихонько посадить их в какую-нибудь тюрьму в Швейцарии. Кроме того, Обама был заинтересован в начале секретного диалога с иранскими духовными лидерами. Поскольку у Соединенных Штатов не было посольства в Тегеране, интересы страны там представляли именно швейцарцы. Возможно, Швейцария могла бы оказать на Тегеран определенное давление и вынудить его выпустить сидевшую в тюрьме американскую гражданку, а Обама, в свою очередь, начал бы работать над отменой дурацких санкций, наложенных Бушами на Иран за его ядерные амбиции. В конце концов, в том, что касается энергетической независимости, у всех должны быть равные и справедливые шансы. Это напугало бы израильтян, однако Обама, достойный сын борца против колониализма, не особенно об этом волновался. Кроме того, голоса американских левых евреев и так были у него в кармане. Клинтон предложила Кальми-Ре предпринять все эти небольшие шаги в обмен на некоторое смягчение скандала с UBS (понятно, что все это напрямую финансировалось американскими налогоплательщиками).

Мишлин Кальми-Ре пообещала подумать, и Хиллари Клинтон полетела блистать перед телекамерами на очередном международном мероприятии. Вскоре после этого пара китайских уйгуров уже наслаждались швейцарским весенним солнцем. Через пару месяцев американская заложница в Иране, Роксана Сабери, уже была в Нью-Йорке. Каким-то чудесным образом налоговая служба и министерство юстиции приостановили исполнение приговора в отношении UBS, а Кальми-Ре сказала банку, что ему лучше поделиться именами американских владельцев счетов — причем в достаточно большом количестве — поскольку Хиллари Клинтон только что спасла их задницы.

Не знаю, насколько сильно Клинтон беспокоилась о том, что после разглашения банком имен пострадает кто-то из ее друзей-миллиардеров.

В то время американские налогоплательщики даже не представляли себе, что именно происходит. Мы бы и не узнали о подковерных договоренностях госпожи Клинтон со швейцарцами, если бы еще один изобличитель, Брэдли Мэннинг, не выложил в Интернет тысячи секретных электронных писем и телеграмм правительства США. Среди них было несколько отчетов государственного департамента о сделках, заключенных Клинтон с UBS и Швейцарией. Все остальные ее договоренности с Кальми-Ре так и остались тайной, поскольку Клинтон переписывалась со своего личного адреса электронной почты, а затем уничтожила всю переписку. Ребята, тут смотреть не на что. Проходите.

Еще более невероятные открытия ждали нас, когда мы узнали о том, как именно UBS отблагодарил Хиллари за вмешательство в процесс. Вплоть до 2008 года UBS делал лишь небольшие пожертвования фонду Клинтонов, формальная миссия которого звучала так: «Призывать компании, правительства, неправительственные организации и отдельных людей к глобальному оздоровлению и росту благосостояния, росту возможностей для девушек и женщин, снижению масштабов детского ожирения, созданию экономических возможностей и обеспечению роста, а также помощи в преодолении последствий климатических изменений». Судя по моим наблюдениям, Фонд, хотя и передавал небольшую долю полученных им средств на благие дела, фактически представлял собой мини-государство Клинтонов, которое платило огромные суммы своим сотрудникам для подкрепления их лояльности и покупало политическое влияние в невиданных ранее масштабах. Как бы то ни было, но до переговоров Клинтон с Кальми-Ре UBS передал Фонду всего около 60 000 долларов — этой суммы банку не хватило бы даже на ежегодную оплату корпоративной парковки. А затем вдруг в кассе Фонда Клинтонов появилось 600 000 долларов, переданных UBS в качестве дара. Также банк решил вступить в партнерство с Фондом и заняться развитием нескольких муниципальных проектов, для чего выдал ему займ на 32 миллиона долларов под очень разумный процент. А еще UBS внезапно решил, что Билл Клинтон умеет очень хорошо говорить на тему различных глобальных вопросов, и заплатил ему 1,52 миллиона долларов за серию бесед у камина с руководителем отдела управления капиталом Бобом Маккеном. Таких денег Билл Клинтон не получал с того дня, как покинул президентский пост.

Но ведь это же не всегда предполагает какие-то взаимные обязательства, правда? Представьте себе, что вы — член городского совета в крошечном городке, а у вашего местного банка какие-то разногласия с советом. Вы вступаете в игру и решаете проблемы, и вдруг — бывают же совпадения! — банк переводит тысячи долларов вашей любимой благотворительной организации, вступает с ней в партнерство и начинает финансировать ее проекты, а затем платит вашему мужу-политику огромную сумму просто за то, что он попил кофейку с президентом банка. Это же не взятка, правда? Неужели никто в ваших краях не обратил бы на это никакого внимания?

Да вы бы уже давно сидели в тюрьме!

Как бы то ни было, все узнали о действиях Хиллари, очень похожих на приемы мафии намного позднее 2009 года. А в то время никто не знал, что она приводит в чувство Мишлин Кальми-Ре и UBS находился в глубоком пике. Разгневанные граждане Швейцарии, клиенты банка и акционеры UBS требовали публичных жертв. Марсель Ронер и Петер Курер уже совершили харакири, а 17 марта были публично уволены еще два руководителя — Мишель Гиньяр и Даниэль Перрон. 1 апреля UBS закрыл свое подразделение, связанное с работой в мире искусств (больше никаких скульптур Родена или экстравагантных выставок Art Basel, ребятки!). Жаль, что вы не видели, как я танцую джигу в квартире Дуга.

Кристиан Бовэй выброшен, как перепивший матрос! Уволен! Ушел! «Не стоит благодарности, Валери!» Просто представьте себе — если бы Кристиан не начал спорить со мной из-за трехстраничного меморандума, то, возможно, вы бы не читали эту историю. Швейцарцам стоило поставить его перед расстрельным взводом без повязки на глазах.

2 апреля в Лондоне проходил глобальный саммит G20 по вопросам финансовых рынков и мировой экономики. На него собрались главы государств, министры финансов и руководители центральных банков двадцати крупнейших экономически развитых стран мира. Впервые в истории Швейцария оказалась в «сером списке». Это означало, что участники считают экономическое состояние страны, мягко говоря, шатким. Фактически это была публичная пощечина за плохое поведение.

15 апреля UBS проводил ежегодное собрание своих акционеров в Цюрихе. К сожалению, меня там не было, но мои друзья рассказали мне, что оно превратилось в полномасштабную потасовку. Акционеры орали на менеджеров UBS и рвали в клочки розданную им ежегодную отчетность, которая не стоила той дорогой бумаги, на которой была напечатана. Через пять дней, пытаясь хоть немного поднять ценность своих акций, банк избавился от всей своей бразильской сети, занимавшейся частным оффшорным банковским обслуживанием. Продажа принесла ему 2,5 миллиарда долларов, но этого было мало. Банк заявил о «более крупных, чем планировалось» убытках в размере 1,7 миллиарда за первый квартал. Иными словами, он признался: «Мы сильно облажались».

Хотя, возможно, и не так уж сильно. Назначенный Джорджем Бушем на пост министра финансов Хэнк Поулсон, председатель ФРС Бен Бернанке и руководитель ФРС в Нью-Йорке Тим Гайтнер уже вовсю распоряжались сотнями миллиардов долларов в рамках программы TARP. Интересно, что, когда пришло время назначить преемника Поулсона в казначействе, делишки Гайтнера в отношении его личных финансов ничуть не смутили Обаму. «Турбо-Тим» не заплатил 35 000 долларов обязательной медицинской страховки и налогов на зарплату за период своей работы в Международном валютном фонде (в 2001–2004 годах), и это было случайно обнаружено во время аудита налоговой службы. Тим возложил вину за «ошибку» на свою компьютерную программу, занимавшуюся расчетом налогов. Новый состав Конгресса, который контролировали демократы, закрыл глаза на эту чушь и подтвердил его назначение.

Одним из крупнейших бенефициаров игры Поулсона, Бернанке и Гайтнера со ставкой 700 миллиардов долларов стала AIG, огромная страховая компания. Решили, что она «слишком велика, чтобы обанкротиться». Ей передали 180 миллиардов долларов, а она, в свою очередь, переправила 100 миллиардов из этой суммы двадцати своим иностранным банковским партнерам по бизнесу.

Угадайте, кто получил серьезную часть этой суммы, выкачанной из жалких сбережений налогоплательщиков? Правильно — UBS. AIG передала UBS неплохой кусок от полученных средств в размере пяти миллиардов. И об этом никто ничего не знал. Эта информация не всплывала на поверхность, пока Гайтнера не заставили объяснить, как именно он потратил деньги налогоплательщиков. Вот почему UBS не особенно беспокоился о том, что ему нужно выплатить 780 миллионов долларов налоговой службе. На публике они вопили, плакали, скулили и впадали в истерику. А за закрытыми дверями они смеялись до упаду. Еще одна «сделка века», и американского налогоплательщика снова надули.

Как говорится, каждому свое.

Пока я наблюдал за этим цирком из бункера в Бостоне, мой новый защитник, Дэвид Майер, засыпал флоридский суд петициями, требовавшими назначения даты слушания по моему делу. Даунинг, не краснея, откладывал его несколько раз. Этот мастер вешать лапшу на уши постоянно заявлял, что вот-вот получит новые свидетельства по моему делу. Это была ерунда, поскольку единственным свидетелем, который мог что-то сказать, был я. Поэтому я вместе со Стивом Коном и Дином Зербом продолжал активно изучать вопросы награды для осведомителей, а Дэвид Майер без устали выслушивал комплименты правительственных чиновников о том, что без моих показаний они никогда не смогли бы прижать швейцарцев.

Однако Хиллари Клинтон уже сделала все возможное для того, чтобы швейцарцы не пострадали. Мишлин Кальми-Ре пообещала надавить на UBS и заставить его передать США значительную часть списка из 19 000 имен. И UBS, наконец, сдался.

30 апреля 2009 года в окружном суде Флориды UBS наконец ответил на иск к «Джону Доу» и огласил имена 4500 американских держателей секретных счетов. 4500 из 19 000?

И конечно, список был «пустышкой». В нем не было ни одной важной персоны. Это были дети, получившие средства из родительских трастов, врачи, владельцы небольших компаний и люди, которые сами заработали свои миллионы. Никаких политиков, лоббистов, специалистов по привлечению средств на предвыборные кампании или оборонных подрядчиков. Агнцы, отданные на заклание. Но условия сделки были крайне выгодными и для UBS, и для владельцев счетов. Их имена оставались неизвестными, если они добровольно сообщали налоговой службе о своих счетах, возвращали деньги и ценные бумаги на родину и были готовы заплатить налоговой службе соответствующие штрафы. Сумма возвращенных активов превысила 12 миллиардов долларов; американские деньги возвращались в американские банки.

Со всей скромностью могу сказать, что эти деньги вернулись благодаря мне. «Не за что, Америка. Был рад помочь».

UBS уже выплатил свой штраф в размере 780 миллионов. Нельзя было снова подать на них в суд и пересчитать сумму их штрафа — это было бы «вторичное привлечение к ответственности за одно и то же преступление». Секретная договоренность Хиллари Клинтон и Мишлин Кальми-Ре принесла отличные результаты всем вовлеченным сторонам, а теперь все это еще и обрело пристойную упаковку. Думаю, что руководителям UBS стоило бы закатить по этому поводу вечеринку в Цюрихе. «Вы платите только один раз!»

Кевин Даунинг держал меня на крючке, но это совершенно меня не волновало. Я все еще был на свободе и чувствовал себя последним оставшимся в живых после перестрелки. Я с удовлетворением смотрел, как мои бывшие боссы в UBS один за другим падали со своих насестов и банк был вынужден навсегда отказаться от своего самого грязного бизнеса. С моей точки зрения, ему пришлось заплатить слишком маленький штраф. Однако с точки зрения цены акций он огреб по полной и его высокомерные боссы с трудом пытались не потерять свои отвисшие челюсти. Вкладчики забрали из банка свыше 200 миллиардов долларов. Опционы, принадлежавшие высшим руководителям, были привязаны к цене акций и теперь практически ничего не стоили (я продал свои акции давным-давно, когда все еще было в порядке). Банк навсегда утратил репутацию заведения, в котором можно открыть секретные номерные счета. Ни один американец больше никогда не обратился бы к UBS, чтобы прокатиться на удобном лифте к его шикарному хранилищу. И я знал, что на этом плохие новости не закончатся. Банк проводил свои мошеннические схемы во многих странах, и теперь их правительства видели, как Америка возвращает обратно свои деньги. Франция и Германия уже проснулись и начали собственные расследования. UBS оказался в сердце урагана, получив лишь небольшую передышку. Однако край урагана уже показался на горизонте, и все обещало стать намного хуже.

В мае Даунинг наконец связался с моим адвокатом Дэвидом Майером и поделился с ним печальными новостями. Судя по всему, его невероятные оправдания закончились и он не знал, как помучить меня подольше. Суд Южного округа Флориды установил окончательную дату слушания вопроса о моем приговоре — 21 августа 2009 года и отказался предоставлять дальнейшие отсрочки. Даунинг никогда прежде не позволял закону влиять на его собственные действия, но у него кончились боеприпасы. Для нас это означало еще три месяца ожидания, однако мы ждали оглашения этой судьбоносной даты почти целый год.

— Ну что, пришло время, — сказал я Майеру. — Пора драться.

За день до назначенной даты я упаковал небольшую сумку и сел на самолет, летевший в Форд-Лодердейл. Я знал, что не задержусь там. Моя судьба уже была решена прогнившей системой.