Швейцарские банкиры предпочитают молчать.

Иначе дело может закончиться холодной каменной тюрьмой, в которой они проведут многие годы, пока все их клиенты не умрут и говорить будет больше не о чем.

После того как меня оглушили трехстраничным меморандумом UBS, затем попытались кинуть, я очень хотел закричать на весь мир о том, что делают эти ублюдки. Однако швейцарские банковские законы строго запрещали это. Я знал, что стоит мне только вякнуть, и швейцарские гвардейцы — вроде тех, что охраняют Ватикан, — тут же схватят меня и засунут за решетку, где меня услышат разве что мой адвокат да уборщик, с которым, впрочем, придется говорить по-французски. Это было совсем не так, как в Бостоне, где можно легко нанять пару клоунов. Эти парни очень серьезно относятся к тем, кто пытается покуситься на их деньги.

Кроме того, швейцарские банкиры никогда не судятся со швейцарскими банками. Забудьте и думать об этом, если вы хотите работать в области корпоративных финансов или частного банковского обслуживания. В моем случае это было совершенно неважно, я знал, что у меня есть с полдюжины других способов заработать себе на жизнь. Однако новость о моем судебном иске распространились в UBS быстро, как лесной пожар в Калифорнии. Не прошло и пары дней после визита доктора Понсе в женевский суд, как мне позвонил Джеймс Вудс.

— Брэдли, ты подаешь в суд на банк? Ты что, совсем спятил?

— На какой вопрос мне ответить сначала, Джеймс? «Да» — на первый, «нет» — на второй.

— Серьезно, чувак. Ты же знаешь, что никогда больше не сможешь работать в этом городе?

— Я уже слышал все это раньше. Я дружу с барменом в «Pussy Cat». Уверен, что у него найдется для меня местечко.

— Да ладно тебе! — Джеймс перешел на шепот. — Брэд, они так кипятятся, что у них пар идет из ушей!

— Отлично. Значит, заплатят.

— Херня! Они лучше сдохнут.

Я рассмеялся.

— Приду на их похороны с большим удовольствием!

Я живо представил себе, как он качает головой, положив трубку. Он был прав — никто не мог и подумать о том, чтобы подать в суд на влиятельный международный банк с миллиардными оборотами типа UBS, крупнейшее финансовое учреждение в мире и думать, что выйдет сухим из воды. Никто, кроме меня.

Главное в судебных разбирательствах с крупными корпорациями состоит в том, что батальоны их адвокатов могут затянуть все до бесконечности. Я знал, что они будут тормозить дело, переносить заседания, устраивать мне изматывающие опросы и протестовать против каждого моего шага. Доктор Понсе предупредил меня об этом, но я ждал этого и был готов. Если они думали, что иск — это мой последний сюрприз, то сильно ошибались. Пришло время третьего этапа моей атаки. Я приготовился к тому, чтобы стать главным бедствием каждого большого финансового учреждения — рассерженным и опасным внутренним изобличителем.

Дерните меня за хвост — получите рога.

Каждая крупная западная корпорация имеет набор внутренних процедур для разоблачения неправомерных действий. Возможно, вы думаете, что они созданы для того, чтобы любой сотрудник, раскрывающий нечто неблаговидное, мог конфиденциально пожаловаться своим начальникам, сохранить свою работу и быть уверенным в том, что компания стоит на верном пути. На самом же деле, когда сотрудник оказывается в сложном положении и у него нет иного выхода, кроме как рассказать о нарушениях, все качают головами и говорят ему: «Огромное вам спасибо!» — и после этого он превращается в изгнанника, который с тем же успехом мог бы вытатуировать у себя на лбу слово «предатель». Те, кто дошел до этого, знают, что это конец их карьеры в фирме — вот почему это такая же редкость, как девственницы в Париже. Большинство изобличителей никогда не получают никакой награды. К ним относятся, как к стукачам: их унижают, им угрожают, против них устраивают интриги, их карьерный рост всячески тормозят. Они теряют работу, у них рушатся браки, их семьи оказываются в бедственном положении, и их жизни разрушаются. Почти никто не идет на это, если только его не припрут к стене.

Я же находился в очень редком и удачном положении. С одной стороны, я все еще был сотрудником UBS — в отпуске перед увольнением, но с хорошей зарплатой. С другой стороны, я уже ушел в отставку. И что они могли со мной сделать? Лишить меня премии? Они уже сделали это, мы сражались по этому вопросу в суде, так что они имели дело с человеком, которому было нечего терять. Помяни дурака… На вершине пирамиды UBS были большие финансисты — и у всех у них отказали мозги.

Один из них, джентльмен по имени Петер Курер, был международным управляющим директором и генеральным советником UBS. Именно он был автором внутренней политики в отношении разоблачений. Эта политика была сформулирована в трех длинных документах, по 10–15 страниц каждый: политика группы, корпоративная политика и политика в области частного банковского обслуживания. В документах были тщательно перечислены процедуры, в соответствии с которыми следовало разоблачать неправомерные действиях и требовать возмещения. В отличие от трехстраничного меморандума эти документы имели логотип UBS, были напечатаны на официальных бланках и подписаны лично Курером.

А теперь угадайте, кто получил цифровые и бумажные копии этой политики? Я написал Куреру длинное письмо, в котором напомнил о своих правах как сотрудника UBS, акционера и внутреннего изобличителя, и точно объяснил, почему я это делаю. Чтобы убедиться в том, что он четко понял смысл моего послания, я приложил к письму копии подписанной им политики и печально известного меморандума. Возможно, вы думаете, что и он проигнорировал меня, так же как и отдел кадров, но я сделал все возможное для того, чтобы он не смог этого сделать. На сей раз я узнал почтовые адреса всех членов совета директоров UBS и отправил каждому из них копию письма и приложений, отправленных Куреру — по официальной почте с уведомлением о вручении. Кстати, швейцарская почтовая система работает просто идеально; ее главный распределительный центр недалеко от Женевы напоминает ракетный комплекс НАСА, а сотрудники почты очень любят свою работу. Никто из правления больше не мог притвориться, что не получил копии моего пропитанного ядом письма.

Прошло три дня и… Бабах! Эффект был такой, будто я сбросил на банк атомную бомбу. Друзья принялись писать мне с личных электронных адресов.

— Брэд, ты даже не представляешь, что сейчас происходит в банке!

— Думаю, что немного представляю.

— Они просто обосрались!

— Отлично. Я пришлю им упаковку туалетной бумаги.

Затем я получил электронное письмо от Петера Курера: «Мистер Биркенфельд, двое специалистов по внутренним расследованиям из цюрихской штаб-квартиры хотели бы завтра побеседовать с вами. У вас найдется время?»

«Ради этого я перенесу все свои дела», — ответил я.

Затем я вытащил доктора Понсе на обед в «Hotel des Bergues», расположенный около пешеходного моста на другой стороне Женевского озера. Мы заказали ризотто с лобстером в том же баре, в котором любил зависать Ян Флеминг, когда учился здесь в течение года. Это было идеальное место для тайных переговоров — мебель из темного каштана, синие парчовые стулья, будто взятые из королевского дворца, дорогие персидские ковры и внимательные официанты, умевшие держать дистанцию.

— Слушайте, док, — сказал я. — Эти тупицы хотят заставить меня отступить и забыть о происходящем.

— Этого не будет, Брэдли, — ответил Понсе. — Я буду рядом с вами. Сейчас самый разгар судебного разбирательства, и ваш «стрелок» вас не бросит. Все, как в ваших любимых вестернах.

Я улыбнулся.

— Как в «Непрощенном»?

— Я не смотрел, но звучит подходяще.

На следующее утро мы с доктором Понсе пришли в то же здание штаб-квартиры UBS, где я уже встречался с Моникой и Юргом. К тому времени мое имя и фотография были разосланы во все отделы службы безопасности UBS c особым предупреждением, поэтому на сей раз у нас были сопровождающие, которые привели нас на нужный этаж в маленькую переговорную. За столом уже сидели два специалиста из отдела внутренних расследований, приехавшие из Цюриха — господа Шмидт и де Куртон. Они напоминали парочку худых близнецов из фильма «Люди в черном». Доктор Понсе вытащил свою визитную карточку и положил ее на стол. Их глаза загорелись.

— Что здесь делает ваш адвокат, мистер Биркенфельд? — требовательно спросил один из них.

Не успел я ответить, как Понсе отодвинул меня в сторону и бросил:

— Во-первых, мистер Биркенфельд не доверяет этой фирме. Во-вторых, он совершенно определенно не доверяет никому из вас двоих. Так что, если вы возражаете против моего присутствия, мы можем уйти прямо сейчас.

— Нет, нет, нет! — поднял руки второй. — Нам просто придется сообщить об этом в Цюрих!

— Тогда сядьте и заткнитесь! — рявкнул Понсе. — И давайте уже перейдем к делу.

Все происходившее напоминало боксерский поединок. Я рассказывал о том, что и почему сделал, а эти два клоуна постоянно уклонялись и лавировали. Доктор Понсе почти не прерывал меня и не шептал предупреждений мне на ухо, поскольку я уже познакомил его со своим планом. Я собирался скормить этим чувакам немного правды и немного выдумок, поскольку после этого планировал воспользоваться услугами своих друзей в банке и расколоть этих парней. Если они собирались провести серьезное внутреннее расследование, то им нужно было изучить все мои задокументированные заявления. Если же нет, то все это просто притворство (как я и ожидал).

Через час они сложили свои ноутбуки в портфели.

— Мы собираемся провести очень тщательное расследование, — пообещал один, а второй кивнул.

— Уверен, что так и есть, джентльмены, — сказал я. — Удачи!

Я снова оказался прав. Петер Курер потребовал провести полное и максимально формальное внутреннее интервью. Оно заняло около месяца, однако он вместе со своими маленькими серыми человечками просто приглушил весь скандал. Они коротко побеседовали лишь с двенадцатью из тридцати с лишним людей в американском отделе в Женеве. А в Цюрихе, где такая же деятельность по добыче Новых Денег развивалась в полный рост, они не поговорили ни с одним сотрудником! Моих обвинений они даже не обсуждали! Моя шпионская сеть оказалась слишком хорошей. Иногда я ненавижу, когда оказываюсь прав.

И наконец я получил электронное письмо от Курера, в котором тот извивался, как уж на сковородке.

Треп, треп, треп. А как же все это швейцарское дерьмо, по которому мы все только и ходили? Я был вне себя от злости. Считайте меня крикуном или предателем, ничего страшного. Но называть меня лжецом? Теперь, ребята, вы играете с огнем. Письмо заканчивалось интересной фразой, которая позволила мне понять главную цель Курера.

Я переправил письмо по факсу доктору Понсе. Тот позвонил Петеру Куреру напрямую.

— Я понял, что вы хотите договориться с мистером Биркенфельдом, — сказал Понсе. — Мы согласны. Вы должны ему 600 000 швейцарских франков. Выпишите ему чек на эту сумму, и мы оставим вас в покое.

Бабах! Залп из всех орудий! Юридический отдел UBS обезумел, и команда адвокатов устремилась в суд с требованиями о предварительных слушаниях. Они прыгали, дымились от напряжения и вопили: «Протестую!», а мы с Понсе просто сидели и зевали. Однако судья не купился на их бред и предложил им либо разрешить конфликт миром, либо начать полноценный процесс со всеми ужасами прессы и публичности. Я отправился домой и стал ждать. Мне позвонил Джеймс Вудс, и мы отправились выпить в La Clémence, модное кафе-бар в Старом Городе с большими зелеными зонтами и свежим пивом.

— Видел бы ты, что творится в отделе, — сказал он мне, отхлебнув эля St. Andrew's. — О тебе говорят так, будто ты Усама бен Ладен.

— Забавно, ведь он, возможно, их клиент.

— Я серьезно, Брэд. Думаю, что уже заказали доски для дартса с твоим портретом. У тебя большие яйца, раз ты это делаешь.

— Что еще может быть у мужика? Только яйца.

Банк попытался нанести мне еще один удар, дабы разрешить конфликт, и это была еще одна глупая тактическая ошибка. Его юристы позвонили доктору Понсе и предложили мне 100 000 швейцарских франков — одну шестую от суммы, которую были мне должны. Я сильно разозлился, а Понсе, как мне показалось, в тот момент полностью слетел с катушек.

— Увидимся в суде! — завопил он в трубку.

Чем ближе был день суда, тем яснее люди в штаб-квартире UBS понимали, что они проиграют. Швейцарские законы и нормы, связанные с вопросами занятости, были очень жесткими, и они понимали, какое решение примет судья. В тот момент я даже начал ценить всю эту швейцарскую прямолинейную систему. Судья и не подумал бы пересматривать свою позицию. Поэтому, по всей видимости, накануне нашей встречи люди из штаб-квартиры в Цюрихе позвонили Бовэю в Женеву и сказали: «Кристиан, просто заплати ему эти чертовы деньги!»

Так и вышло. Мы все собрались рядом с залом судебных заседаний в совещательной комнате, где ведущий адвокат UBS из знаменитой юридической фирмы Lenz & Staehelin пробормотал свое предложение с таким видом, будто только что пережил аварию:

— Мистер Биркенфельд, мы готовы перевести вам 575 000 швейцарских франков завтра утром. Согласны ли вы на это?

Я обошел вокруг стола, похлопал его по плечу и улыбнулся.

— Да, меня это устроит, — сказал я.

И чтобы воткнуть нож в его рану еще глубже, я добавил,

— И вы заплатите мне на офшорный счет, ведь правильно?

Парень судорожно схватился за свой карандаш и покраснел так, что мне показалось, что его сейчас хватит удар. Доктор Понсе взял меня под локоть и вытащил из комнаты. Мы отправились в ближайший бар и отметили мою историческую победу шампанским. Я подал в суд на самый крупный банк в мире на его территории — и выиграл!

Я праздновал еще дней десять. Все же я смог обыграть одно из самых мощных банковских учреждений на планете в его собственной грязной игре и вернулся домой победителем. Клуб Pussy Cat, еще одно старое убежище Яна Флеминга, находился прямо за углом и немного в гору от моей квартиры в О-Вив. Я уже много лет был там завсегдатаем, а работавшие там русские и украинские танцовщицы всегда были счастливы видеть меня, особенно теперь, когда я постоянно поил их шампанским по невероятно завышенным ценам, обвитый парой потрясающих блондинок — Наташей и Светланой.

Но вскоре роза увяла. Впервые в жизни я стал плохо спать по ночам.

Возможно, вы думаете, что полмиллиона долларов — отличное успокоительное, но у меня и без того хватало денег, так что эта премия ничего в сущности не меняла. Как-то раз, вырубившись после вечеринки около четырех утра, я проснулся уже три часа спустя от звуков трамвайных звонков и сел в постели. Простыни были смяты, в камине догорал огонь, в ведерке с растаявшим льдом стояла пустая бутылка из-под шампанского, а зеркало в ванной было украшено отпечатком губ. Я не помнил, что было ночью, зато я ясно понимал — с UBS еще ничего не кончено.

На самом деле я ничего не выиграл. Победителем остался UBS, а вместе с ним — вся эта чудовищно коррумпированная швейцарская банковская система. Я работал на нее десяток лет, я заработал для нее кучу денег, я превратил машину для высасывания денег из североамериканских клиентов в настоящее произведение искусства. Но им было наплевать на всех — на меня самого, на моих коллег и на своих собственных акционеров, они ни о чем не жалели, у них не было ни намека на совесть. Даже после того, как я поймал их на месте преступления, они лгали, изворачивались и пытались еще раз переманить меня на свою сторону. Конечно, они вопили, дымились от злобы и боролись со мной за премию, но все это было лишь фикцией. 600 000 долларов? Да это копейки для UBS! Конечно, они могли сделать умнее — извиниться, удвоить премию, купить мне новый автомобиль и закатить мне прощальную вечеринку. Они бы не обеднели, а я, возможно, оценил бы этот жест и спокойно ушел.

Но не теперь. Не с этим металлическим привкусом предательства у меня во рту. Мой банковский счет лопался от денег, я мог делать все, что хочу — заняться прямыми инвестициями, отправиться в путешествие по всей Европе или просто поехать домой и навестить родных и друзей. Но вся эта история продолжала стоять у меня поперек горла. Они подвергли сомнению мою решимость и изобретательность. Они хотели просто заплатить мне и продолжать заниматься своими грязными делишками, пока я уезжаю в сторону заката, как тупой клоун из американского родео. Большая ошибка. Я еще не закончил. Все это колоссальное швейцарское мошенничество навредило слишком многим простым людям, которые с трудом платили налоги, и я сыграл в этом слишком серьезную роль. Мысль о том, что ублюдки из UBS будут и дальше обхаживать «жирных котов» и недобросовестных дельцов со всего мира, совершенно не заботясь о законах или людях вроде меня, которые платили за все это сполна, приводила меня в гнев. Нужно было как-то покончить с этим.

Я не мог говорить о зревшем внутри меня конфликте ни с кем из моих друзей в Женеве, в основном все они были такими же банкирами, как и я, и были связаны швейцарскими правилами конфиденциальности и секретности. Однако у меня был еще один близкий друг, которому я мог доверять — Санджей Кумар, эксперт в области трастовых фондов, родившийся в Индии и выросший в Швейцарии. У нас были кое-какие совместные дела, но мы никогда не работали на одних и тех же людей. Санджей был стильным высоким парнем, счастливо женатым и спокойным, как Женевское озеро в июле. К его немногочисленным слабостям относились изобразительное искусство и классические старые автомобили. На его визитной карточке можно было написать единственное слово — «доверие».

Я договорился поужинать с ним в La Favola, тихом крошечном итальянском ресторанчике в Старом Городе, где не принимались кредитные карты. Это был будний день, и ресторан был пуст, если не считать нас самих, официантов, десятка пустых столов, накрытых тонкими льняными скатертями, мерцающей серебряной посуды и антикварной деревянной обшивки. Я намотал на вилку пасту аррабиата и заговорил.

— Я никак не могу отпустить эту историю, Санджей.

— Но ты же выиграл, Брэд, — сказал он со своим необычным британско-индийским акцентом. — Я слышал, что ты провел свою партию просто прекрасно.

Санджей нечасто использовал это слово.

— Я не выиграл ничего, кроме денег. Думаю, что мне нужно сделать следующий шаг.

— Что именно ты имеешь в виду?

— Американских клиентов.

Он перестал есть, откинулся в кресле и отхлебнул из бокала пинонуар.

— Ты же понимаешь, мой друг, что рискуешь не только столкнуться с уголовным преследованием здесь, в Швейцарии. Ты рискуешь жизнью.

— Нет, если я смогу получить защиту со стороны правительства США.

Санджей пожал плечами.

— Брэд, ты знаешь, что я буду на твоей стороне, что бы ты ни выбрал.

— Да, знаю, — сказал я с улыбкой. — Именно поэтому мы сейчас с тобой ужинаем.

Он улыбнулся в ответ.

— И именно поэтому за ужин сегодня платишь ты.

Мы расстались, и я отправился домой мимо витрин с сигарами Davidoff, вкусным шоколадом Auer и мягкими, как масло, кожаными изделиями Bally's. Я вспомнил, как все это нравилось мне раньше. Теперь же все это внезапно потеряло смысл. Разговор с Санджеем оказался для меня чем-то вроде визита к психотерапевту. Но я не нуждался в услугах специалиста. Я знал, что делать, и был уверен в том, что моя стратегия окажется успешной.

У меня было много времени подумать о том, что я сделал, и все это не очень радовало. Американские налогоплательщики с трудом сводили концы с концами, в то время как богатые становились еще богаче, прятали свои деньги и дурачили налоговую службу. Все это происходило по всему миру, и именно пронырливые швейцарцы были теми банковскими пиратами, которые все это устраивали. Я собирался рассказать о происходящем правительству США. Я был чертовски уверен в том, что федеральной налоговой службе или министерству финансов США будет очень интересно узнать секреты, которые мог выдать только человек вроде меня, и только их мощные правоохранительные системы могут низвергнуть швейцарские банковские замки, выстроенные на фундаменте обмана. Возможно, думал я, меня даже поблагодарят. Однако в то время я даже не мечтал о какой-либо награде. Кроме того, тогда еще не было закона о вознаграждении для изобличителей.

Однако я не мог просто так появиться в Вашингтоне с улыбкой и с кучей секретных бумаг. Я все еще был резидентом Швейцарии и не мог называть никаких имен — если только меня не заставили бы дать показания в Соединенных Штатах. Я должен был действовать аккуратно.

Вернувшись в свою квартиру, я взглянул на свои бесстыдно дорогие часы. В Штатах было на шесть часов меньше, то есть в Вашингтоне был разгар рабочего дня. Я понимал, что, если я хочу поделиться конфиденциальной информацией с американскими властями, мне нужна поддержка серьезных адвокатов. И я вовсе не ждал, что правительство встретит меня хлебом-солью. Был шанс, что меня назовут соучастником и дело закончится потасовкой, в которой я окажусь главным мальчиком для битья.

Я не хотел появиться там вооруженным одной лишь золотой ручкой Montblanc. Поэтому я принялся шарить по Интернету, выискивая координаты известных мне крупных фирм — Williams & Connolly, LLP; Hogan Lovells, LLP; Arnold & Porter, LLP; Covington & Burling, LLP. Все они считались ведущими специалистами в области судебных разбирательств по вопросам финансов и налогового законодательства. Я подумал о том, как преподнести свою историю, не рассказав при этом слишком много, и сначала позвонил в компанию Williams & Connolly. Там я попросил со единить меня с ведущим специалистом, способным представлять клиента по вопросу раскрытия информации об уклонении от налогов. Трубку взял один из партнеров.

— Прошу простить мне мою скрытность, сэр, — сказал я. — Но позвольте мне называть себя Джоном Смитом.

— Да, мистер Смит.

— Я — американский гражданин и налоговый резидент Швейцарии. Я ищу адвоката, способного представлять меня в деле с участием швейцарского банковского учреждения.

— Я понял. А о каком учреждении может идти речь, мистер Смит?

— UBS, AG.

— М-м-м, — он замолчал на несколько секунд, и я слышал в трубке, как он перебирает какие-то бумаги. — Боюсь, что все не так просто.

— Почему?

— У UBS Americas договор на юридическое обслуживание с нашей компанией. У нас может возникнуть конфликт интересов. Прошу прощения, но вам придется поискать кого-то еще. Удачи!

Он повесил трубку. Твою мать! Придурок! Ты только что раскрылся перед каким-то чуваком, который может сейчас запросто поднять трубку, позвонить в UBS, выяснить, кто ты такой, и настучать на тебя!

Затем я еще раз все обдумал и успокоился. Тот факт, что у UBS был договор с Williams & Connolly, еще не значил, что они вместе выпивают. Это означало лишь, что банк держал эту фирму про запас, на случай, если ему понадобится совет, услуга или решение какого-нибудь политического «тонкого вопроса».

Но я решил вести себя осторожнее и принялся узнавать, чьи интересы представляют остальные крупные юридические фирмы. И конечно же, у всех были договоры с UBS! Эти швейцарские ублюдки были умны — они, не жалея денег, привлекали к работе каждую крупную юридическую фирму в Вашингтоне на случай, если бы кто-то вроде меня хотел бы стать их клиентом. Моей последней надеждой была компания Covington & Burling, партнером в которой работал Эрик Холдер. Я знал, что он был помощником генерального прокурора США при Билле Клинтоне и именно он одобрил предложенное Клинтоном в последний день его работы президентом довольно необычное помилование Марка Рича, нефтяника-миллиардера, жившего в Цуге. Для моего дела был нужен как раз такой человек, знавший все входы и выходы мира финансов на самом высоком уровне. Но затем я пробежался взглядом по списку клиентов Холдера. Господи Боже! Опять UBS!

Итак, мне предстояла непростая задача. Я вспомнил, что когда-то встречался с Бобом Беннеттом, легендарным адвокатом из вашингтонской компании Skadden Arps. Беннетт представлял интересы Каспара Уайнбергера во время скандала «Иран-контрас"и Билла Клинтона после интрижки с Моникой Левински. Это был серьезный мужик и с точки зрения своей репутации, и с точки зрения влияния. В моей черной книжке был его личный телефонный номер. Я позвонил ему, однако на сей раз не делился никакими деталями. Я сказал лишь то, что мне нужен отличный юрист.

— У нас высокие гонорары, Брэд, — предупредил он меня.

— Ну что ж, а я неплохо обеспечен.

Он рассмеялся.

— В таком случае нам имеет смысл встретиться. Вы сейчас в Штатах?

— Пока нет, однако все, что мне нужно — чтобы мы могли назначить встречу через несколько дней.

— Тогда я переключу вас на мою секретаршу. Буду счастлив увидеться с вами и поболтать.

Казалось, что все пошло на лад. Боб Беннетт. Это было серьезно! Я позвонил своему турагенту и собрал вещи. Я не сказал о том, куда я направляюсь, ни одной живой душе, даже уборщице.

Дело было весной 2006 года. Вишни уже сбросили свои цветы, и те заполняли водостоки в Вашингтоне, как перья фламинго. Я приземлился в национальном аэропорту имени Рейгана. Первое мая уже прошло, а это значило, что закончился и мой отпуск. Я больше не был сотрудником UBS. Меня не связывал контракт, а любое чувство лояльности к компании давно умерло. Обычно, приезжая в Штаты, я останавливался в Бостоне, чтобы повидаться с семьей, однако в этот раз я даже Дуга не предупредил о своем приезде. Я не хотел, чтобы кому-то из важных для меня людей пришлось давать показания о моих делах, о которых они и понятия не имели. Какое-то время я должен был хранить все в секрете. Я зарегистрировался в гостинице Four Seasons и впервые за многие годы заплатил за это из своего кармана.

Компания Skadden, Arps, Slate, Meagher & Flom, LLP имела офисы в каждом крупном городе по всей стране. Я договорился встретиться с Бобом Беннеттом во втором по величине офисе в столице, на Нью-Йорк-авеню, в старом здании, занимавшем полквартала и, по иронии судьбы, расположенном напротив казначейства США. Мы оба знали правила конфиденциальности: хотя я формально еще не нанял Беннетта, все сказанное мной не должно было покидать стен его офиса. Но я был осторожен. Впрочем, как оказалось, в этом не было особого смысла. Как только я сказал, что планирую выступить против UBS, Беннетт откинулся назад в большом кожаном кресле.

— Это все меняет, Брэд. Я думал, что вы хотите рассмотреть в суде какую-то претензию со стороны неудовлетворенного клиента.

— Боб, только не говорите мне, что UBS — ваш клиент.

— UBS — клиент всех. — Боб пожал плечами и оттянул подтяжки большими пальцами. — Так делают все крупные финансовые фирмы, особенно у них серьезные интересы и лоббисты здесь, в Стране чудес. Это вроде как страховка от судебного разбирательства.

— Знаю, — тяжело вздохнул я. — Просто я думал, что, может, они хоть вас не охомутали.

— Я бы не использовал такие термины, но, по сути…

— Ну и куда же мне теперь идти? Мне нужны пробивные адвокаты, способные подержать мою куртку, когда я полезу в драку.

Беннетт потянулся к своей картотеке и достал из нее визитную карточку.

— Думаю, вам стоит поговорить с этими парнями. Это хорошие ребята, раньше оба работали прокурорами в министерстве юстиции. Мне кажется, они вам понравятся. И они умеют тянуть за нужные ниточки. Я позвоню им и предупрежу.

Так он и сделал, и на следующий день я уже подходил к небольшому зданию на 7-й улице. Пол Гектор и Рик Моран руководили небольшой юридической фирмой, в которой были партнерами-основателями. Hector & Moran, LLP не были мощной, крутой компанией, с которой я хотел бы работать, однако Беннетт заверил меня, что в данном случае не возникнет никакого конфликта интересов и что оба учредителя имеют отличную репутацию в деле корпоративных внутренних расследований, взаимодействия с правоохранительными органами и судебной защиты преступников из деловых кругов. Я искренне надеялся, что последний из перечисленных талантов мне не пригодится.

Получив рекомендацию от такого серьезного человека, как Беннетт, Пол и Рик тепло приветствовали меня в своем скромном общем офисе. Они были настолько похожи друг на друга, что их можно было принять за братьев — обоим было за сорок, у обоих были короткие темные волосы, гладко выбритые лица, белые деловые рубашки, узкие галстуки и тесные костюмы. Их вполне можно было бы принять за персонажей сериала «Безумцы», если бы он был посвящен будням федеральных прокуроров.

— Итак, мистер Биркенфельд, — спросил Пол, пока Рик разливал кофе по чашкам. — В чем суть вашего дела?

— Зовите меня Брэд, — ответил я, — а суть дела состоит в том, что у меня имеется инсайдерская информация о всемирном заговоре, и я бы хотел, чтобы вы представляли мои интересы и помогли мне донести эту информацию до правительства США.

Они посмотрели друг на друга, а затем синхронно достали свои блокноты и щелкнули кнопками авторучек.

— Что за всемирный заговор? — спросил Рик.

Я откинулся назад в кресле и скрестил пальцы на колене.

— Я — американский гражданин, постоянно живущий в Женеве, Швейцария. В течение последних 10 лет я работал там частным банкиром. Последние четыре года моим работодателем был швейцарский банк UBS, AG, из которого я к настоящему времени уже уволился. Там я занимал должность директора и занимался развитием бизнеса для американского отдела. Моя работа состояла в том, чтобы приезжать в эту страну, беседовать с зажиточными американскими клиентами, а затем переводить значительные части их состояний на секретные швейцарские номерные счета.

Гектор и Моран лихорадочно записывали мои слова, время от времени глядя на меня и кивками приглашая меня продолжать.

— Все это делалось для того, — продолжал я, — чтобы помогать этим американским гражданам прятать свои деньги, избегать уплаты налогов, обманывать супругов и партнеров по бизнесу и, по сути, ду рачить правительство США. В одном лишь моем личном портфеле было около 150 клиентов, включая 30 североамериканцев, и я получал за работу с ними очень неплохие деньги. В нашем отделении UBS в Женеве имелось около 7000 таких счетов. А в трех отделениях UBS в Швейцарии, занимавшихся офшорным частным банковским бизнесом, общее количество американских клиентов составляло около 19 000.

Я сделал паузу для пущего эффекта.

— UBS поощрял эту практику. По сути, банк обучал нас способам нелегальной деятельности и обмана американских федеральных властей. Все эти годы я не имел ничего против, но теперь изменил свою точку зрения. Швейцарцы занимались этим мошенничеством почти 100 лет, они прятали целые состояния для наркобаронов, диктаторов, мафиози, политиков, кинозвезд и обычных мошенников. UBS находится на вершине огромной пирамиды, и так уж вышло, что я знаю, где захоронены все фараоны.

Партнеры перестали писать и уставились на меня, как на инопланетянина, только что приземлившегося в своей летающей тарелке прямо у них в офисе.

— Думаю, что пришло время рассказать об этом, — сказал я. — Мне кажется, пора поставить этих ублюдков на колени. А вы как считаете?

Я улыбнулся им и подумал, что они вот-вот упадут со своих стульев.

Затем я провел в Вашингтоне еще несколько дней, в основном с Гектором и Мораном в их офисе. Я особо никуда не высовывался. Я был знаком со множеством людей со всего мира, и мне не улыбалось встретить какого-нибудь клиента, консультанта или банкира у входа в юридическую фирму и услышать: «Брэд! Какого черта ты делаешь здесь, в Лоббиленде?» К тому же я приехал не развлекаться, мне предстояло немало работы.

Потребовалось два полных дня, чтобы рассказать Полу и Рику все детали. Мы подписали договор, по которому они представляли мои интересы. Договор предполагал полную конфиденциальность, поэтому я ничего не утаивал. Под вечер их головы затуманивались, а на пальцах появлялись мозоли от писанины. Я честно рассказал им, как мы впахивали на манер рабов на галерах, таская в UBS Новые Деньги, как банк заставлял нас лгать, обманывать и — если говорить совсем честно — красть. Я дал им такие имена, что у них чуть не полопались глаза — в числе наших клиентов и владельцев счетов были Игорь Оленикофф, знаменитости, корпоративные титаны, таинственный Абдул Азиз Аббас, имевший прямые связи с Саддамом Хусейном, порнозвезды, знаменитые врачи и один из биологических братьев Усамы бен Ладена. Я показал достаточно документов, подтверждавших мои слова, однако они были не вправе показывать их властям США до того, как я получу иммунитет и защиту от судебного разбирательства в Швейцарии.

Когда мы закончили, Пол переглянулся с Риком и поделился со мной тактическим планом:

— Брэд, мы решили рассказать обо всем этом в министерстве юстиции.

— Отлично, — сказал я, — но почему именно там?

— Хорошо, — сказал Рик, — мы оба — бывшие федеральные прокуроры, поэтому можем говорить с этими людьми на одном языке и знаем, как работает эта система.

— Парни, вы уверены, что это правильный шаг? — спросил я. — Не налоговая служба и не комиссия по ценным бумагам?

— Да, мы уверены, — сказал Пол. — Мы создадим короткое описание ситуации, бриф страниц на пять, в котором изложим суть дела, не упоминая вашей личности или вашего местонахождения. Мы назовем вас, к примеру, «Джон Форчун, торговец нефтью». В этом брифе будет написано, что вы готовы изобличить швейцарский частный банковский бизнес и что у вас есть списки американцев, уклоняющихся от уплаты налогов, а также множество подтверждающих это документов.

— Похоже, все правильно, — сказал я. — Выбейте для меня иммунитет от преследования федеральными властями, и я расскажу все самое интересное.

— Да. Мы его получим, — сказал Пол. — Не беспокойтесь, у меня много друзей в министерстве юстиции. Я когда-то и сам там работал.

Мы ударили по рукам, и я улетел в Женеву.

За нескольких следующих месяцев я собрал еще больше свидетельств, чтобы представить их вместе с Гектором и Мораном в министерство юстиции. В августе я вернулся в Вашингтон, чтобы встретиться с ними еще раз, после чего вновь улетел в Швейцарию. Мне казалось, что все идет как надо. В конце концов Боб Беннетт убедил меня в том, что эти парни были пронырливыми, толковыми и умели пройти сквозь игольное ушко.

Тогда я даже не представлял себе, что они совершили важнейшую тактическую ошибку, способную изменить весь ход моей жизни.

Потребовалось еще около четырех месяцев, чтобы Гектор и Моран почувствовали себя полностью готовыми. Вернувшись в Женеву, я попытался успокоиться и начал ждать. Сразу после новогодних праздников 2007 года юристы наконец позвонили в министерство юстиции и забросили свой крючок.

Но нам не повезло. Первой рыбой, учуявшей наживку, оказался падальщик по имени Кевин Даунинг, один из ведущих прокуроров отдела по контролю за соблюдением налоговой дисциплины. По всей видимости, Даунинг был не в лучшем расположении духа, поскольку в то время он по уши погрузился в расследование крупнейшего в истории США дела о налоговом мошенничестве, возбужденного против большой бухгалтерской компании KPMG, LLP (162 000 сотрудников по всему миру). KPMG обвинили в создании массивных налоговых убежищ, позволивших самым богатым клиентам компании спрятать 2,5 миллиарда долларов налогов. Знакомо, правда? Министерство юстиции выиграло дело в 2005 году, однако теперь компания подала апелляцию и перспективы федералов выглядели не особенно радужными. И угадайте, кто защищал KPMG? Skadden Arps! Тот самый Боб Беннетт, который отправил меня к адвокатам, решившим, что нам поможет министерство юстиции, оказался главным противником правительства. Я понял, что попал в мясорубку.

Гектор и Моран встретились в министерстве юстиции с Кевином Даунингом и еще одним помощником прокурора по налоговым вопросам, Карен Э. Келли. Даунинг быстро просмотрел бриф о «Джоне Форчуне, торговце нефтью» и швырнул его на большой стол.

— Мне нужно больше, чем эта сказочка, — усмехнулся он. — Кто этот парень?

— Мы пока не можем вам сказать, — ответил Пол. — Ему нужны гарантии.

— Покажите хоть какие-то улики, тогда и поговорим.

Пол и Рик позвонили мне и попросили разрешения продемонстрировать Даунингу некоторые из документов, которые я оставил в их офисе.

— Конечно, — сказал я. — Только убедитесь в том, что вы вычеркнули оттуда все упоминания UBS, имена клиентов или мои личные данные.

— Так и сделаем.

Весна 2007 года в Женеве постепенно становилась жаркой, а мои адвокаты готовились к следующей большой встрече. Перед встречей они отправили Карен Келли «интригующее» электронное письмо со словами: «Смеем вас уверить, что такое дело попадается один раз в жизни!» «Именно это мне и нужно, — огрызнулась она в ответ. — Еще одно дело, которое попадается лишь раз в жизни!»

Когда адвокаты рассказали мне о довольно холодном приеме, я задумался над тем, не совершили ли они ошибку. Вдруг они лаяли не на то дерево? Может быть, им было нужно пойти в налоговую службу, и та смогла бы защитить меня как конфиденциального информатора? Я узнал, что еще в декабре 2006 года налоговая служба создала программу вознаграждения изобличителей — самую масштабную программу такого рода со времен Авраама Линкольна, который делал нечто подобное для искоренения преступности в армии в годы Гражданской войны. «Ну что ж, — подумал я. — Их рекомендовал Боб Беннетт, так что, наверное, они все делают правильно».

Даунинг и Келли просмотрели мои документы, в которых были вычеркнуты имена клиентов, но четко были указаны суммы на счетах, не облагавшиеся налогами. Кроме того, мы показали им несколько отредактированных меморандумов UBS о деятельности охотников и собирателей по всей территории США. Этого оказалось недостаточно.

— И вы говорите, что это может быть самым крупным налоговым мошенничеством в мире? — усмехнулся Даунинг. — Вот это? Принесите мне серьезную информацию, тогда и поговорим.

Пол и Рик принялись умолять меня поделиться важными материалами, которые не позволили бы Даунингу и дальше отмахиваться от нас. В тот момент я уже работал на одного своего друга и вел крупные проекты в области частного инвестирования, однако отложил их в сторону и принялся собирать основной пласт — отбирать, копировать, редактировать и выделять ярким маркером данные, способные по-настоящему поразить этих ребят. Теперь я решил рассказать, о каком банке идет речь. Однако я не мог рисковать и отправлять все эти документы через курьерскую службу FedEx. Как знать, вдруг швейцарцы уже что-то подозревают и проверяют мою почту? Поэтому я вновь сел в самолет, полетел в Вашингтон с пересадкой в Бостоне, передал документы из рук в руки Гектору и Морану и сказал им, что теперь я жду их с победой.

Затем я отправился домой в Женеву, а Гектор и Моран поехали в министерство юстиции. Кевин Даунинг и Карен Келли забрали у них толстый портфель со словами:

— Не звоните. Мы сами с вами свяжемся.

Весна уже заканчивалась. Прошел уже год с того момента, как я впервые появился в Вашингтоне. Я решил устроить себе «антистрессовую» неделю и отправился к Мауро на Филиппины. Как обычно, мы веселились, летая тут и там на его вертолете и ухлестывая за женщинами. У меня было хорошее настроение. Ведь документы, которые Пол и Рик передали в руки министерства юстиции, не могли позволить им и дальше игнорировать меня, правда?

— Мы не можем вызвать повесткой какого-то анонимного стукача, — сказал Даунинг.

Он позвонил Гектору вскоре после Дня труда — и точно, ведь именно это кричит пилот самолета, прежде чем удариться о землю и сгореть.

— А как же иммунитет от судебного преследования? — спросил Пол.

— Ничего не могу обещать. Этот парень ничего не получит, пока я не встречусь с ним лицом к лицу.

Когда два моих орла-юриста позвонили мне и поделились новостями, у них были такие голоса, как будто их заживо ощипали.

— Чего еще они хотят? — взорвался я. — Анализы моей крови и мочи?

Я сказал адвокатам, что свяжусь с ними позже, и принялся размышлять. Думал я целый месяц. Я понимал, что стоит мне сделать этот шаг, и пути назад уже не будет. В конце мая я решился. Пора вступать в игру на всю катушку. Конечно, проще простого было бы отказаться от всего, залечь в своей прекрасной берлоге в Шоколадной Стране, зарабатывать деньги и забыть об истории с UBS, как об обычной неприятности. Но, как я уже сказал, я не такой. Я люблю неприятности.

— Я вылетаю, — сообщил я Полу и Рику по телефону. — Приготовьте свои бронежилеты.

Но прежде чем упаковать все диски и документы, связанные с UBS, я решил обеспечить себе страховку. Я знал, что, войдя в министерство юстиции, я окажусь в черной дыре и, возможно, уже не смогу выбраться из нее целым и невредимым. Однако если бы моя история каким-то образом обрела огласку, а броские заголовки газет начали бы рассказывать о шокирующих деталях секретных швейцарских банковских делишек, меня было бы намного сложнее запихнуть в рамки программы защиты свидетелей (которая совершенно точно не соответствовала моему стилю жизни).

До того как встретиться с американскими федеральными агентами, я должен был разбудить у них аппетит и не позволить им отвернуться от меня. Я был уверен, что, услышав мою историю, они начнут восхвалять меня, как настоящего американского патриота, виртуального Поля Ревира.

Я много лет читал Financial Times и давно обратил внимание на одного журналиста, которого невозможно было подкупить или сбить со следа — Хейга Симоняна, репортера старой школы и весьма уважаемого эксперта в нашем веселом финансовом бизнесе. Я накинул куртку и прошел по улице О-Вив под проливным дождем до трамвайного круга, где неподалеку от симпатичного кафе стоял ряд таксофонов. Засунув телефонную карточку в прорезь аппарата, я позвонил в Times.

Симонян почти сразу поднял трубку.

— Да? Кто это и что вам нужно?

— Мистер Симонян, мне придется называть себя Тарантулом, — сказал я. — Моя история потрясет вас и поможет навсегда сорвать завесу тайны со швейцарского банковского бизнеса.

Дождь лил мне на голову и плечи. За 20 минут быстрого монолога я рассказал ему то, что могло стать главным делом всей его карьеры. Я слышал, как он барабанит по клавишам, будто строчит из пулемета.

Как и мои адвокаты, услышав мой рассказ, Симонян чуть не упал со стула.