Коля и Оля
Коля и Оля поженились по любви на втором курсе мединститута. Ах уж этот второй курс, пора несбыточных надежд и великих стремлений, располагающая к решительным поступкам. Бракосочетанию предшествовали пятимесячные романтические отношения и совместная недельная поездка на Селигер.
Они были очень разными, и потому их тянуло друг к другу. Оля, в частности, была однолюбкой. А Коля — донжуаном, каких мало. Поначалу Оле нравилось, что другие женщины обращают столько внимания на ее мужа. Со временем стало напрягать.
В институте все проще, особенно когда ветреный муж учится с тобой в одной группе. Всегда можно вмешаться и сохранить семейное счастье. После института все стало сложнее — пути-дорожки разошлись.
Оля устроилась в приемное отделение одной из лучших (без преувеличения) московских городских больниц. Кроме приемного, мест там нигде не было, но Оля рассудила, что лучше уж худшее отделение в лучшей больнице, чем наоборот. Оля была целеустремленной, планировала свою жизнь на несколько лет вперед и прекрасно понимала, что от «стартовой площадки» зависит очень многое. Хорошая, «центровая» клиника была наилучшей «стартовой площадкой» для дочери отставного подполковника и учительницы математики, то есть для человека без широких связей в медицинском мире. У Оли был вариант пристроиться на кафедре терапии, но ее к науке не тянуло. Уж больно долго делаются научные карьеры. Пока в профессоры выбьешься — сдохнешь. Да и что такое простой профессор? Ноль без палочки, пешка. Для того чтобы считаться фигурой, нужно заведовать кафедрой или отделом в научном институте, а лучше всего — руководить всем институтом. Но до таких должностей Оле было как пешком до Китая. А вот стать к сорока годам главным врачом крупного стационара она рассчитывала твердо.
Коля же стал работать в реанимационном отделении «окраинной» больницы, у которой было только одно преимущество — ее многопрофильность. Ему там было интересно. К науке Коля не тяготел совершенно, а вот практическую работу любил очень. Причем серьезную. Чтобы не просто лечить, а спасать, вырывать из рук смерти. В реаниматологии преимущественно такие фанатики и работают.
Коля и Оля были умными и ответственными, поэтому года через четыре почти синхронно шагнули на ступеньку выше — стали заведовать своими отделениями. Замечательный, надо сказать, результат. Обычно со второй категорией на заведование не ставят, да еще в такие ответственные отделения, как приемное и реанимационное. Но из любого правила существуют исключения.
Людям, далеким от медицины, сравнение реанимационного отделения с приемным может показаться неуместным и даже кощунственным. В самом деле — в реанимации людей с того света на этот возвращают, а в приемном бумажки заполняют да по отделениям распределяют. Как можно сравнивать? На самом же деле с административно-деловой точки зрения приемное отделение важнее всех прочих. Даже важнее реанимационного. Приемное отделение не просто принимает пациентов, а оценивает их состояние и распределяет по другим отделениям. Или же отказывает в госпитализации. Или же переводит в другие стационары. Если приемное отделение работает плохо, то и вся больница будет работать плохо, поскольку половину своего рабочего времени врачи станут тратить на переводы «не туда положенных» пациентов из одних отделений в другие. В результате теряется драгоценное время, страдает качество медицинской помощи, пишутся жалобы… А представьте, что будет, если в приемном отделении обычной больницы не распознают вовремя холеру и уложат холерного больного в гастроэнтерологическое отделение с диагнозом «обострение хронического гастроэнтероколита»? Больницу закроют на карантин со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями, а после заодно с карантином снимут и главного врача…
Очень скоро главный врач больницы, в которой работала Оля, осознал, что его заведующая приемным отделением — это та самая каменная стена, за которой любой руководитель может ̶жить спокойно, и сделал Олю своим заместителем по медицинской части (на врачебном арго — начмедом). То есть формально Оля стала Номером Вторым в масштабах больницы, а неформально — Номером Первым, поскольку начмед решает все внутрибольничные вопросы.
И все было бы хорошо, да только одно напрягало Олю — великая любвеобильность ее ветреного супруга, которому должность заведующего реанимационным отделением давала в этом смысле великие преимущества. Любой ночной приход домой, а то и неприход, можно спокойно оправдать служебной необходимостью. «Извини, кисонька, тяжелого пациента перевели из терапии, пришлось всю ночь с ним лично возиться, никому больше доверить не мог». А уж с кем Коля там на самом деле возился — с пациентом или с дежурными медсестрами, это только ему одному известно.
Разумеется, Оля страдала. Она как могла пыталась сохранить хрустальный сосуд своего счастья, а для этого ей было нужно контролировать Колю. После нескольких лет брака Оля поняла, что требовать от любимого («любимого» — ключевое слово) мужа полной и абсолютной верности — это все равно что требовать у кошки, чтобы она перестала вылизываться. Оля старалась не допускать перехода легких Колиных интрижек в нечто серьезное. Сами понимаете, что без обладания исчерпывающей информацией добиться этого невозможно.
Оля поступила мудро — завербовала одну из медсестер Колиного отделения. Уговор был таким: ты мне даешь информацию о похождениях моего блудливого муженька, а я тебе годика через два дам должность старшей медсестры в моей больнице, причем не в хлопотно-суетливом реанимационном отделении, а где-нибудь поспокойнее и повыгоднее. Да, кандидатуры для измены жене Коля находил исключительно в больнице, поскольку больше нигде не бывал. Придет домой, отоспится — и бежит на работу. Ну фанатик же, как и было сказано.
Медсестра согласилась и два с половиной года исправно снабжала Олю информацией. Бедный Коля не мог понять, кто из отделения «стучит» на него супруге. Уволил двух ни в чем не повинных медсестер и одного невиновного врача… Но все без толку. Стоило только Коле «углубить» очередную интрижку, как дома начинался настоящий Армагеддон. Кандидаткам в разлучницы тоже доставалось на орехи. Скандалов на рабочем месте Оля не устраивала — ни к чему этот цирк, а вот явиться домой к разлучнице могла запросто. Причем не со скандалом, а с разговором по душам. «Вот посмотри, как я мучаюсь, и скажи — хочешь ли ты такой участи для себя? Коля мог тебе наплести все, что угодно, но я-то его, кобеля кобелянского, знаю куда лучше тебя. Он даже сейчас, в самый разгар вашего «необыкновенного» романа, трахает на дежурствах Таню, Веру и Надю. А еще у него с окулистом Ириной Николаевной вялотекущий роман уже третий год». В глаза разлучницам Оля глядела искренне, сведения излагала самые что ни на есть верные, плакала интеллигентно — минимум слез, максимум тоски в глазах. Убедившись в том, что про Таню, Веру, Надю и Ирину Николаевну Оля сказала правду, разлучницы давали Коле от ворот поворот. А одна из разлучниц даже стала Олиной близкой подругой. Знакомя ее с кем-нибудь, Оля шутила: «Это моя молочная сестра». Молочная, ага.
Тайное всегда становится явным. Когда одна из медсестер реанимационного отделения вдруг перешла в Олину больницу на мегасуперхлебную должность старшей медсестры гинекологического отделения, Коля все понял. Из «окраинной» больницы — в «центровую», да еще в старшие, да еще в такое отделение… Для сравнения — это все равно что из кресла главы администрации какого-нибудь сельского поселения пересесть в кресло мэра Москвы. Чудес на свете не бывает, а у того, что кажется чудом, всегда есть какая-то реальная подоплека.
Коля все понял и пришел к предательнице на новую работу. Нет, не счеты сводить или скандалы устраивать, не такой у него был характер, а для того, чтобы просто посмотреть в глаза и спросить: «Ну как же так, Маша? За что? Разве я тебя чем обидел?»
«Обидели! — истерично выкрикнула Маша в лицо Коле. — Столько лет вместе проработали, а вы на меня никакого внимания не обращали! Разве это не обидно?!»
«Обращал… — растерялся Коля. — Еще как обращал… Даже очень. Но ты была такая недотрога, что я на тебя лишний раз взглянуть боялся…»
«А что я должна была, как все эти проститутки, вам на шею вешаться? — всхлипнула Маша. — Я не такая! У меня, может, чувство собственного достоинства есть! И вообще, любовь — это не потрахушки на дежурстве, а нечто иное…»
Чувство собственного достоинства — это серьезно.
И любовь, конечно же, не потрахушки на дежурстве, а нечто иное.
Вскоре Маше пришлось уволиться со своей мегасуперхлебной должности, потому что Коля ушел от Оли к ней. Маша вернулась в свою старую больницу, только не в реанимацию, а в неврологическое отделение, потому что принципиально не хотела работать в одном отделении с мужем. Очень скоро она выбилась в старшие медсестры. Доказала себе и миру, что и без Олиной поддержки что-то может.
Самое интересное во всей этой истории то, что после женитьбы на Маше Коля сильно изменился — совершенно забыл про свое былое донжуанство. Как отрезало. На дежурствах в свободное время книжки читать начал, с окулистом Ириной Николаевной отношения перешли в чисто дружеские… И так далее. Видимо, что-то его в Оле не устраивало, вот он и искал свой идеал, пока не нашел его в Маше.
Коля и по сей день заведует своим отделением, а Маша работает старшей медсестрой. Оля занимает очень ответственную должность в министерстве здравоохранения. Замуж она больше не выходила, несмотря на неоднократно поступавшие предложения. Короче говоря, все у всех хорошо, чего и вам желаю.
