4
Когда я вернулся домой, мамина машина уже стояла у дверей. Это был приятный сюрприз – в прошлом году, например, она так много работала сверхурочно, что часто возвращалась, когда я уже спал. И все же ее появление тревожило: она всегда чувствовала, если меня что-то беспокоило. В детстве я был уверен, что мама – мутант-телепат и способна читать мои мысли, особенно бредовые.
Мама лежала в гостиной на диване (Маффит свернулся клубочком у нее в ногах) и смотрела новую серию одного из своих любимых сериалов «Доктор Кто». Ни она, ни Маффит не заметили, как я вошел, и у меня была возможность понаблюдать за ними обоими.
Моя мать, Памела Лайтман (в девичестве Крэндэлл), была одной из самых крутых и стойких женщин на свете и очень напоминала мне Сару Коннор и Эллен Рипли. Если у нее и случались проблемы, то она решала их довольно быстро, потому что принадлежала к категории тех матерей-одиночек, которые, вооружившись мощной пушкой, легко отстреливали киборгов-убийц. Кроме того, мама была невероятной красавицей. Конечно, все так говорят о своих матерях, но в моем случае это было правдой. Мало кто из парней знает, что это за Эдиповы муки – жить в одном доме с безумно сексуальной, вечно одинокой мамой. Я видел, как у мужчин едет крыша от одного взгляда на нее, и от этого во мне возникало отвращение к существам одного со мной пола – как будто без этого у меня не хватало психологических проблем.
Растить сына в одиночку ей было очень тяжело. Родители ей совсем не помогали: отец рано умер от рака, а религиозная мать отреклась от нее за то, что она забеременела еще в школе, да еще и вышла замуж за никчемного геймера, который ее «обесчестил». Мама говорила, что ее мать один раз попыталась с ней помириться – через несколько месяцев после гибели отца, но совершила ошибку, сказав ей, что нет худа без добра и теперь она сможет найти себе респектабельного мужа, человека с карьерой.
После этого мама сама отреклась от нее.
Я боялся, что тяжелее всего для мамы была необходимость каждый день видеть меня. Я выглядел в точности как мой отец, и пока что это сходство только увеличивалось. Теперь я приближался к тому возрасту, в котором он погиб, и я пытался не думать о том, какой это ужас для матери – каждое утро видеть, что ей улыбается двойник покойного мужа. Я даже подозревал, что именно поэтому в последние годы она столько времени проводит на работе.
Мама никогда не играла роль одинокой вдовы – она постоянно ходила на танцы с подругами, и порой у нее были мужчины, но она всегда разрывала отношения раньше, чем те успевали перерасти во что-то серьезное. Я никогда не спрашивал у нее, почему она так делает. Причина была очевидной – она все еще любила моего отца, или, по крайней мере, его образ.
Когда я был моложе, то испытывал некое извращенное удовлетворение от мысли, что она так по нему скучает, ведь это доказывало, что мои родители действительно любили друг друга. Теперь, немного повзрослев, я начал беспокоиться о том, что она останется в этом доме совсем одна, когда я закончу школу и уеду.
– Привет, мам, – сказал я негромко, чтобы не напугать ее.
– О, привет, милый! – Она приглушила звук в телевизоре и села. – Я не слышала, как ты вошел.
Мама указала на свою правую щеку, которую я послушно поцеловал, затем взъерошила мне волосы и похлопала по дивану рядом с собой.
Я сел рядом и взял Маффита на руки.
– Как прошел день, малыш?
– Неплохо, – ответил я и пожал плечами, чтобы ложь выглядела убедительнее. – А у тебя?
– Нормально, – ответила она, подражая моему голосу, и тоже пожала плечами, пародируя меня.
– Это хорошо, – отозвался я, хотя и подозревал, что она тоже сочиняет. На работе она заботилась о раковых больных, многие из которых уже находились на терминальной стадии. Я не понимал, как на такой работе вообще могут быть хорошие дни.
– Ты сегодня рано. Похоже на рождественское чудо.
Мама рассмеялась нашей старой шутке – у нас в семье все более-менее необычные события назывались рождественским чудом.
– Решила взять отгул. – Она спустила ноги с дивана на пол и повернулась ко мне. – Есть хочешь? Лично я не отказалась бы от французского тоста с корицей. – Она встала. – А ты? Хочешь позавтракать со мной вместо ужина?
Вопрос заставил меня насторожиться. Обычно мама предлагала мне завтрак вместо ужина лишь в тех случаях, когда хотела серьезно поговорить.
– Спасибо, я съел пиццу на работе, – ответил я, осторожно отодвигаясь. – Боюсь, больше ничего не влезет.
Мама перегородила мне путь на лестницу.
– Не пущу, пока не обсудим твои дела, – объявила она, театрально топнув ногой. – Звонил замдиректора школы и сказал, что ты сегодня ушел с математики, – а перед этим опять сцепился с Дугласом Нотчером.
Ее слова меня разозлили, однако я постарался унять гнев. Я понимал, что она расстроена и беспокоится за меня, хоть и пытается это скрыть.
– Мам, ничего не было. Мы не дрались. Просто он уже несколько недель мучает одного парня у нас в классе, и я просто не смог на это больше смотреть. Поэтому и сбежал – чтобы не оторвать Нотчеру голову ненароком. Ты можешь мной гордиться.
Она внимательно посмотрела мне в глаза и, вздохнув, поцеловала в щеку.
– Ладно, милый. Я понимаю, тебе нелегко в этом зверинце. Но еще пара месяцев, и ты будешь свободен. Тогда сможешь сам выбирать свою судьбу.
– Два месяца. Я выдержу, не волнуйся.
– Не забывай… – Она прикусила губу. – Ты уже совершеннолетний…
– Знаю. Не бойся, этого больше не повторится.
Мама намекала на то мое давнее столкновение с Нотчером. И я в тысячный раз обещал ей, что ничего подобного больше не повторится…
На самом деле вот что тогда произошло.
Когда я учился в седьмом классе, однажды утром в школьном коридоре я встретил Нотчера и его дружков. Он улыбнулся и сказал:
– Эй, Лайтман! Правда, что твой старик был настолько туп, что умудрился взорваться на заводе с говном?
Я ничего не перевираю. Это прямая цитата. И у меня были свидетели.
Однако следующее, что я помню, – это то, как сижу на груди Нотчера и смотрю на его залитое кровью лицо, а вокруг вопят одноклассники. Чьи-то сильные руки пытаются меня от него отцепить, а я в это время думаю: почему у меня так адски болят кулаки и почему окровавленный Нотчер валяется на мраморном полу в школьном коридоре? Потом мне сказали, что я напал на него, словно дикий зверь, и избил до потери сознания. Причем я колотил его даже после того, как он обмяк. И понадобились двое учеников и учитель, чтобы оторвать меня от него.
Нотчер на неделю загремел в больницу с легким сотрясением мозга, а еще я умудрился сломать ему челюсть. Учитывая все произошедшее, я легко отделался – меня всего лишь на две недели исключили из школы и обязали до конца учебного года ходить к психотерапевту на занятия по управлению гневом. Но с тех пор у меня появилось прозвище Зак Атака, и решительно все начали считать меня психом.
Однако больше всего меня из того случая расстраивал тот десятисекундный пробел в моей памяти, за время которого я успел выключиться и забыть, как пришел в ярость и набросился на Нотчера. Я почти каждый день спрашивал себя: что бы произошло, если бы меня не остановили?
Нотчер, наверное, увидел в Сети скан с некрологом на моего отца, опубликованный в местной газете: если гуглить его имя, одна из ссылок ведет к нему. Именно так я и узнал, как погиб отец. Мама и бабушка с дедушкой скрыли от меня подробности его смерти – и я благодарен им за это, потому что текст некролога преследовал меня с того самого дня, как я его прочитал. Я до сих пор помню его наизусть:
«ЖИТЕЛЬ БИВЕРТОНА ПОГИБ В АВАРИИ НА ВОДООЧИСТНОЙ СТАНЦИИ БИВЕРТОН-ВЭЛЛИ-ТАЙМС – 6 ОКТЯБРЯ 1999 г.
Житель Бивертона погиб в пятницу, примерно в 9 часов утра, на городской водоочистной станции на Саут-Ривер-роуд. Погибший – Ксавье Улисс Лайтман, 19 лет, проживавший в доме номер 603 на Блюбоннет-авеню, сотрудник городской администрации. Смерть Лайтмана установил прибывший на место патологоанатом округа Вашингтон. Лайтман работал рядом с резервуаром и потерял сознание в результате утечки метана, которую никто не заметил. Следователи полагают, что вспышка на оголенном электропроводе привела к воспламенению газа, и Лайтман мгновенно погиб в результате взрыва газа. Лайтман всю жизнь прожил в Бивертоне; у него была жена Памела и сын Закари. Организация похорон…»
– Зак, ты меня слушаешь?
– Конечно, мам, – соврал я. – Что ты там говорила?
– Я сказала, что школьный психолог, мистер Расселл, тоже оставил мне сообщение на автоответчике. – Она скрестила руки на груди. – По его словам, ты пропустил два последних занятия по профориентации.
– Извини – забыл, наверное. На следующее пойду, честно.
Я снова попытался проскользнуть мимо нее, но она преградила мне путь, а затем еще раз топнула ногой, словно она – Гэндальф, а я – балрог.
– Ты принял решение?
– О том, чем я хочу заниматься в жизни?
Она кивнула.
Тяжело вздохнув, я сказал первое, что пришло мне в голову:
– Ну, я довольно долго об этом думал и, тщательно все взвесив, пришел к выводу, что не хочу ничего покупать, продавать или перерабатывать.
Она нахмурилась и замотала головой, но я продолжил:
– Понимаешь, я не хочу строить на этом карьеру. Не хочу покупать что-то проданное или переработанное, не хочу продавать что-то купленное или переработанное…
– …или обрабатывать что-нибудь проданное, купленное или переработанное, – закончила мама. – Ты за кого меня принимаешь? Думаешь, я Ллойд, полный дебилоид?
– Ты меня расколола. – Я поднял руки, признавая свою вину. – А кто меня заставил смотреть этот фильм? Разве не из-за тебя я посмотрел его стопятьсот тысяч раз?
– Зак, денег в твоем фонде хватит на четыре года обучения практически в любом из колледжей. Можешь поступать, куда захочешь, и учиться, чему хочешь. Ты хоть понимаешь, как тебе повезло?
Да, мне повезло. Мама отложила деньги на мое обучение, когда я еще был малышом, – часть компенсации за смерть отца, оставшейся после покупки дома. На эти деньги она и медучилище окончила.
– Или ты считаешь, не повезло?
Хотите узнать еще об одной моей невероятной «удаче»? Труп моего отца так сильно обгорел при взрыве, что патологоанатом идентифицировал его лишь по пломбам в зубах, и поэтому матери не пришлось ездить в морг на опознание.
Вы тоже думаете, что счастья нашей семье привалило немерено?
– Ты подумал о том, о чем мы говорили в прошлый раз? – спросила мама. – Ты вроде бы хотел учиться на разработчика видеоигр, как и Майк Круз?
– Мам, я отлично играю в видеоигры, но придумывать их я не умею. Для этого нужно здорово разбираться в программировании или в цифровой графике, а я здесь полный ноль. – Я вздохнул и опустил взгляд.
– Главное, что ты любишь игры. А со всем остальным ты разберешься. Тебе это понравится. – Она легонько прикоснулась к моей щеке. – Ты же знаешь, что я права. У тебя врожденная любовь к компьютерным играм.
Да, тут мама точно была права. На первый взгляд, хоть она и выглядела сейчас как обычная женщина, в свое время она была хардкорным геймером и несколько лет зависала в «World of Warcraft». Сейчас мама играла редко, лишь время от времени выполняя вместе со мной задания «Терры фирмы».
– Есть же какие-то люди, которым платят за то, что они играют в видеоигры?
– Да, тестеры отдела качества. В теории работа хорошая, но на самом деле – просто отстой. Платят гроши, и тебе постоянно нужно тысячу раз проходить один и тот же уровень, чтобы найти ошибки в коде. Я бы на такой работе спятил.
Мама со вздохом кивнула.
– Я бы тоже. Знаешь, Зак, – сказала она, заговорщически улыбаясь, – ты ведь можешь поступить в колледж, даже если пока не знаешь, что хочешь изучать. Выбери разные предметы и посмотри, что тебе понравится. Рано или поздно ты поймешь, чем хочешь заниматься.
Я улыбнулся и кивнул, но она все равно меня не пропускала.
– Я не давлю на тебя, милый. Просто хочу составить план.
– Мой план на данный момент, – медленно ответил я, – работать на «Звездной базе». Может, мне перейти на полную ставку?
– Зак, это подработка для школьников, там карьеру не сделаешь. Подумай о том, что будет лет через пять. Все уже закончат колледж, а ты…
– А я буду целый день просиживать задницу в пяти кварталах от родной школы и все так же работать продавцом, как и в шестнадцать лет, – закончил я за нее.
– Вот именно.
Я прикинулся обиженным.
– Твое недоверие меня пугает.
– Мистер, вас еще больше напугает мощный пинок под зад, если вы не прекратите валять дурака и не начнете строить серьезные планы на будущее.
– Когда ты начинаешь называть меня «мистер», я понимаю, что дело – дрянь.
– Я не говорю, что ты непременно должен поступить в колледж. Уйди в монастырь. Завербуйся в Корпус мира! В «Люди Икс»! Мне плевать, что ты будешь делать, – только делай что-нибудь, ладно?
Я притворился, что облегченно вздыхаю.
– Тогда я лучше сбегу с бродячим цирком. Сначала буду угадывать вес клиентов, а потом дослужусь до оператора карусели.
– Для такой работы у тебя еще слишком много зубов во рту, умник. – Мама шутя толкнула меня в плечо. – Я не наезжаю, я добра тебе хочу. Ты ведь такой талантливый, ты способен многого добиться! – Она посмотрела мне прямо в глаза. – Ты же знаешь это, да?
– Да, знаю, мам. Не волнуйся за меня, ладно?
Но она, нахмурившись, по-прежнему стояла у меня на пути – все указывало на то, что пройти мимо нее будет нелегко. И тут боги ниспослали мне дар: мой телефон звякнул, сообщая о том, что пришла эсэмэска. Я выудил его из кармана и посмотрел на экран:
«Срочное напоминание от командования Оборонительного Альянса Земли: лейтенант Лайтман, вам приказано зайти в Сеть в 20:00 для инструктажа».
Круз и Дил также прислали мне по нескольку сообщений – спрашивали, что за хрень приключилась в классе и буду ли я выполнять задание в «Армаде».
– Прости, мам, пора бежать! – Я показал ей телефон, словно пропуск. – Опаздываю на задание в «Армаде», оно начинается через несколько минут.
– Да, да… Понимаю. Опаздываешь в видеоигру. – Она шагнула в сторону, пропуская меня. – Задай им перцу, ковбой.
– Спасибо!
Я чмокнул ее в щеку, и она улыбнулась. Затем я схватил замаскированную коробку с системой управления для «Армады» и побежал по лестнице, мечтая поскорее укрыться в своей комнате, а уже оттуда уйти в другую реальность.
Однако голос мамы двигался быстрее, чем я, и ее последняя реплика достигла моих ушей раньше, чем я покинул «нейтральную зону». В детстве я слышал от нее эту фразу бесчисленное количество раз, и обычно эти слова я пропускал мимо ушей, но сейчас они наполнили меня неподдельным ужасом.
– Я знаю, будущее иногда пугает. Однако от него не уйти.