Глава 27
Как только я вошел в здание, стены судорожно задрожали, что вызвало новый рев толпы на противоположной стороне улицы. Пройдя по истертой ковровой дорожке, лежащей на вздыбившемся полу, я направился прямиком к лестнице за кухней.
Ветер со стоном врывался в выбитые окна на четвертом этаже. Где-то на полпути я заметил еще одну узкую лестницу, примыкающую к печной трубе и идущую наверх. Она вела в темноту мансардного этажа. Включив фонарик, я стал подниматься по ступеням.
Мансарда задыхалась от выброшенных матрасов, сломанной мебели и деревянных ящиков. Под открытыми стропилами рев ветра напоминал дыхание огромного первобытного чудовища. В воздухе вокруг кружились крошки голубиного помета и штукатурка, образуя плотный, кислый на вкус туман.
После Афганистана до сего момента я ни разу не испытывал синдром посттравматического стресса. Но сейчас у меня перед глазами возникли лица бойцов, которых я потерял, жутко изуродованные талибами. В течение нескольких секунд я стоял, не в силах пошевельнуться, стараясь стереть эти образы из своей головы.
Почувствовав, как здание снова поползло, и потеряв равновесие, я ухватился за ручку ближайшей двери. Когда скрежет прекратился, я увидел слабую полоску света, пробивающегося из соседней комнаты.
Рация у меня в кармане затрещала, оживая голосами. Сунув руку, я выключил ее и, достав из подмышечной кобуры пистолет, медленно двинулся вдоль оштукатуренной стены. Наконец я смог заглянуть в открытую дверь.
В дальнем углу на металлическом столе коптила старая керосиновая лампа. Рядом с ней лежал «Кольт» калибра.45, в точности такой же, как и у меня. Перед ним стояла фотография в рамке молодого мужчины.
Я шагнул в комнату.
– Это тебе не понадобится, – сказал Фрэнсис Мэрион Тейлор, бесстрастно глядя в дуло моего пистолета.
Выражение его худого обветренного лица было спокойное, словно он только что насладился вкусным бифштексом и теперь собирается отойти ко сну. Бледно-серые глаза были окружены глубокими морщинами. Я сразу же его узнал.
Это он сидел в баре рядом с Беном, когда четверо ангелочков, вздумавших познакомиться поближе с простым народом, расспрашивали того про Гуадалканал. Он был в той же самой военной куртке с медалью за Вьетнам.
– Значит, ты наконец разыскал меня, майор Кантрелл, – натянуто усмехнулся генерал Тейлор.
Я опустил свой пистолет. В это мгновение с громким скрипом содрогнулась наружная стена под стропилами. Казалось, боксер-профессионал колотит легкую грушу.
– Не знаю, долго ли еще продержится это здание, – продолжал Тейлор. – Тебе лучше убраться отсюда, пока остается такая возможность.
– Я так понимаю, вы не собираетесь уходить вместе со мной.
– Нет.
Я сомневался, что мне удастся заставить его уйти, помимо его воли, поэтому решил потянуть время, если оно у нас вообще оставалось. Здание могло обрушиться в любую минуту.
– Мне нужно было спросить у вас, почему, – сказал я, убирая «Кольт» в кобуру. – Но, кажется, ответ я уже знаю.
– Когда Крейтон погиб, я находился в Боливии, обеспечивая прикрытие группы борьбы с торговлей наркотиками, помогавшей тогдашнему правительству страны. К тому времени как я вернулся домой, его уже похоронили – как в буквальном, так и в переносном смысле. Один из парней из того братства, в которое хотел попасть Крейтон, рассказал в полиции, что тот был подавлен из-за разрыва со своей подругой. Окружной прокурор посчитал это самоубийством и постановил прекратить официальное расследование.
– Кто был этот парень из братства? – спросил я.
– Деннис Уитли.
– Понятно, – сказал я.
– Я понимал, что Крейтон проучился в колледже совсем недолго и еще не мог завести себе подругу. Во многих отношениях он оставался совершенно наивным. Я подозревал, что тут что-то нечисто, однако жена упросила меня не поддаваться горю… и жить дальше. Тут накалилась ситуация в Персидском заливе, и меня направили туда на два года, после чего случилось вторжение в Панаму. Следующие пять лет я провел по большей части за пределами Штатов. Жена умерла. Шли годы. Крейтон становился отдаленным болезненным воспоминанием, которое я старался избегать.
Раздался треск ломающегося дерева, после чего здание снова сдвинулось. У меня на глазах керосиновая лампа медленно сползла к краю стола и упала на накренившийся пол.
– Что заставило вас вернуться к этому?
– В начале этого года я получил письмо от одного офицера, служившего под моим началом в Ираке, а теперь возглавлявшего курсы подготовки офицеров резерва здесь, в Сент-Эндрюс. Он спрашивал, известно ли мне, что на факультете нанотехнологий учредили стипендию имени Крейтона Тейлора, и хотел узнать, собираюсь ли я принять участие в торжественной церемонии ее представления. Я ответил, что никто из колледжа со мной не связывался и я ни о чем не знаю.
Я кивнул, предвидя заранее, какими будут его следующие слова.
– Если учесть, что Крейтон не успел проучиться в Сент-Эндрюс и года, у него никак не могло быть перед колледжем каких-либо выдающихся заслуг. Следовательно, за учреждением стипендии стояло что-то другое.
– Сознание вины, – подсказал я.
Генерал Тейлор кивнул.
Именно деньги Денниса Уитли стали причиной его убийства, точно так же, как они, судя по всему, стояли за угрозой шантажа.
– Узнать правду оказалось непросто, однако в конце концов мне удалось выяснить, что стипендия, в числе прочей благотворительности, была учреждена фондом Уитли. Тогда я решил приехать сюда, встретиться с ним и узнать, что же на самом деле произошло с Крейтоном.
– У вас все еще оставались сомнения?
– До тех самых пор, пока Уитли не сознался во всем прямо перед тем, как я помог ему взобраться на перила, – кивнув, подтвердил он. – Он рассказал мне, что их было трое – он сам, Масси и Палмер.
Я печально смотрел на него.
– Горе и гнев, – продолжал Тейлор. – Две очень мощные силы… такие же мощные, как этот ураган… способные задушить все остальные человеческие чувства. Честное слово, я пытался перебороть их. Моя покойная жена этого не вынесла бы.
Здание еще десять секунд содрогалось в конвульсиях, затем снова все стало тихо.
– Я чувствовал себя так, будто у меня обнаружили неоперабельный рак.
– И вот теперь вы исцелились…
– Едва ли, – сказал генерал, беря со стола фотографию в рамке и бросая ее мне. – Крейтон был моя плоть и кровь, – продолжал он, пока я разглядывал широкое невинное лицо его сына. – Последний представитель рода. Не знаю, сможете ли вы это понять.
– Ни в одном учебнике не написано, как быть в такой ситуации.
– Как и большинство моих предков, я хотел стать солдатом. Но это оторвало меня от семьи почти на весь срок взросления Крейтона. Во многих отношениях моя жизнь была прожита впустую.
– Я сам был бы не прочь переиграть свою жизнь заново.
Генерал Тейлор улыбнулся. У него была приятная улыбка.
– Теперь у меня другие планы на будущее.
Я понял, что он собирается сделать. Но не переставал ломать голову над тем, как вытащить нас обоих отсюда живыми. Я не хотел, чтобы смерть генерала Тейлора легла камнем на мою совесть. С меня хватало тех трех, что погибли в Афганистане. Я протянул ему фотографию сына. Он положил ее на стол рядом с пистолетом.
– Зачем вы заставили Масси…
– Он сам пожелал умереть голым, – ответил Тейлор, поняв, что́ я хочу у него спросить. – И не спрашивай у меня почему.
– Чувство вины толкает людей совершать странные поступки.
– Мне сказали, что ты был хорошим офицером, – сказал он.
– Кто?
– После того как Бен Массенгейл рассказал мне о том, что произошло с тобой в Афганистане, я связался со своими знакомыми в Форт-Беннинге. Что ж, в армии случаются ошибки.
– Да… – согласился я. – Я убедился в этом на своем опыте.
– Ты не виновен в гибели своих людей. Тебя предал вождь племени, выдававший себя за нашего союзника.
– И ему сошло это с рук, – с горечью произнес я. – Наш генерал отпустил его на все четыре стороны.
– Начальство приготовилось к круговой обороне. Генералы важнее майоров. Полагаю, это ты также усвоил.
– С тех самых пор мне постоянно являются лица этих людей.
– Они никогда не оставят тебя в покое.
– Генерал, я также навел справки о вас, – сказал я.
– Неужели?
– Мой друг сказал, что вы могли бы получить высокую должность в Пентагоне, но разреженный воздух этого заведения пришелся вам не по душе.
– Или я не пришелся по душе ему. В любом случае мы не подошли друг другу.
Казалось, его бледные глаза подсвечиваются изнутри. Они проследили за тем, как я подошел к выбитому окну и выглянул наружу.
Я прикинул, какие у нас будут шансы остаться в живых, если мы выпрыгнем в окно. Футах в пятидесяти от дома раскачивал своими ветвями раскидистый явор. Однако, поскольку летать я не умею, добраться до него невозможно. Оглянувшись на генерала Тейлора, я понял, что он прочитал мои мысли. Под его пристальным взглядом я отошел от окна.
– Знаешь, что сказал мне Уитли после того, как поведал о том, что они сделали с моим мальчиком? Он сказал, что выделит десять миллионов долларов на учреждение мемориальной премии имени Крейтона… и будет ежегодно выплачивать мне приличную сумму за все то, что пришлось пережить нашей семье. Он предложил мне деньги.
– Он просто пытался расплатиться за содеянное единственным известным ему способом, – сказал я.
Глаза генерала Тейлора снова стали холодными.
– У тебя есть дети? – спросил он.
Я молча покачал головой.
– Что ж, друг мой, надеюсь, ты никогда не узнаешь, каково потерять своего единственного ребенка.
Я собирался сказать, что у Уитли был рак поджелудочной железы и он умер бы через несколько недель, но тут здание снова содрогнулось. Я ощутил колебание пола под ногами. Казалось, я стою рядом с железнодорожным полотном, по которому проезжает товарный состав.
– Генерал, нам пора уходить отсюда, – сказал я, стараясь сохранить свой голос спокойным.
– Так уходи, майор.
– Только вместе с вами.
– Всем нам суждено умереть.
– В положенный срок.
– Джейк, нам незачем расставаться с жизнью обоим.
– Генерал, я без вас никуда не уйду, – сказал я, решительно делая шаг к нему.
– Похоже, тебе нужны дополнительные доводы, – сказал генерал, словно обращаясь к упрямому школьнику.
Молниеносным движением схватив пистолет со стола, он взвел курок. Я застыл на месте.
Задержавшись на мгновение, генерал посмотрел в лицо своему сыну. Затем, взяв левой рукой фотографию в рамке, прижал ее к груди, приставил пистолет к своему сердцу и нажал на спусковой крючок.
