Железо и нефть
В том же 1955 году начался бум на нефтяном и на сырьевом рынках Французской Африки, бум, который стал основным финансовым событием последующих лет.
Мы приняли активное участие в освоении богатств африканской земли и постарались заинтересовать в этом наших клиентов с помощью разнообразных финансовых операций. У меня остались прекрасные воспоминания об этой эпохе лихорадочной деятельности, в том числе и о работах по эксплуатации месторождения железа в Мавритании и по созданию компании «Миферма», в которых я лично принимал активное участие.
Я помню, что предварительно пришлось решить некую личную проблему, с которой мог разобраться лишь Гастон Деффер, тогдашний министр заморских департаментов и территорий. Министр принял меня прохладно: я был для него символом постылого капитализма; он намекнул, что, не будь у меня военных заслуг, он не согласился бы на встречу со мной. Но затем, оставив в стороне этот изъян собеседника, министр быстро решил мой вопрос. Для того чтобы начать дело, было необходимо получить кредит в 69 миллионов долларов от Всемирного Банка, который к нашим просьбам не прислушивался. Вильфрид Баумгартнер, управляющий «Банк де Франс», давал обед в честь Юджина Блэка, президента Всемирного Банка, оказавшегося в Париже проездом. Я не вполне случайно сидел рядом с Блэком и смог завоевать его расположение; в результате, после соответствующих переговоров, мы получили кредит.
Я навсегда запомню этот обед из-за одного удивительного совпадения. После кофе я с управляющим прошел к нему в кабинет и обнаружил там на видном месте фотографию портрета Филиппа Эгалите ребенком кисти Токе… эта самая картина принадлежала нашей семье и находилась у меня, в гостиной на улице Курсель! Заметив мое удивление, Баумгартнер объяснил, что как раз сегодня утром административный совет общества друзей Версальского замка предложил ему купить картину. Это была точная копия нашего полотна; и мы, договорившись с Жеральдом ван дер Кемпом, главным хранителем Версаля, сравнили обе картины. Та, что выставил на продажу Версаль, оказалась подделкой. Лишь благодаря случаю это удалось выяснить вовремя.
Через несколько лет мне был преподнесен еще один сюрприз с участием Вильфрида Баумгартнера. Как-то у меня с ним была встреча во второй половине дня. Мы быстро решили деловые вопросы, но Вильфрид задержал меня у себя в кабинете, болтая о том о сем и, казалось, не обращая ни малейшего внимания на то, что уже стемнело. Задержавшись из-за этой беседы, я поехал прямо в Феррьер. Замок показался безлюдным и погруженным во тьму. Мне передали, что моя жена Мари-Элен просит немного подождать в гобеленовой гостиной. И тут я вдруг вспомнил, что сегодня мой пятидесятый день рождения и, наверное, что-то затевается, но что именно? Меня провели в большую столовую, где свет не горел. Он вспыхнул неожиданно, и человек сто гостей одновременно поднялись из-за столов с возгласом «Счастливого дня рождения!». Среди приглашенных был и Баумгартнер. Именно его моя жена попросила удержать меня в Париже, чтобы я приехал последним.
Но вернемся к «Миферме». Это было грандиозное дело. Предстояло построить более шестисот километров железнодорожных путей через марокканскую пустыню, от порта на полуострове Нуадибу до месторождения. Каждый состав состоял из вагонов весом по 20 тонн, длина его доходила до двух километров, тянули поезд два локомотива, а вели его две бригады машинистов, сменявшие друг друга с перерывом на сон. Состав шел со скоростью 12 километров в час; с вокзалами в начале и в конце пути была установлена радиосвязь. Поскольку административный совет собирался чаще всего в Мавритании, мне приходилось постоянно ездить туда. При хорошей погоде путешествие было приятным, но во время песчаной бури оно становилось нелегким испытанием.
С экономической точки зрения это месторождение представляло собой исключительный интерес, поскольку содержание железа в руде было очень высоким. К несчастью, курс акций быстро рухнул, и когда через много лет долг был выплачен и, наконец, наступила пора получать дивиденды, предприятие оказалось национализированным 28 ноября 1974 года! Несмотря на выплаченную по договоренности компенсацию, общая рентабельность инвестиций оказалась просто смешной. Именно подобного рода случаи и отбили у большинства западных инвесторов желание рисковать, вкладывая средства в «развивающиеся» страны.
* * *
Кульминация экономической деятельности Франции в Африке связана с открытием нефти в Сахаре; тогда инвестиции буквально хлынули в разработку «черного золота». Первым месторождением, введенным в эксплуатацию, было месторождение Французской нефтяной компании в Хасси-Мессауде. Я, вместе со своей второй женой Мари-Элен и Жоржем Помпиду, был одним из первых, кто его посетил, прилетев в день открытия полетов туда «Каравеллы».
Правительство хотело собрать для развития нефтяных промыслов как можно больше средств частных инвесторов именно в тот момент, когда – сейчас это кажется смешным – рентабельность этих проектов казалась сомнительной. Были созданы специализированные инвестиционные компании, называвшиеся сокращенно РЕП (франц. «Recherche, exploitation, petrole» – «Поиск, разработка, нефть»); правительство определило им 5 % прибыли в год, причем в первые 12 лет в целях поддержки компании эта прибыль была гарантирована. В 1955 г. «Банк де Пари» выпустил акции первой из таких компаний под названием ФИНАРЕП, а мы, совместно с банком Вормс, также выпустили миллион акций КОФИРЕП по сто франков. Месторождения в Сахаре открывались одно за другим, разжигая биржевую лихорадку, так что к 1957 г. цена на акции КОФИРЕП взлетела в 7 раз по отношению к номиналу! В течение нескольких лет акции РЕП были на Бирже фаворитами и клиенты вставали в очередь, чтобы подписаться на новые выпуски.
Ободренные этим успехом, мы создали в 1957 г. три новых инвестиционных общества, два из которых были связаны с нефтью, а одно – с рудами. Самая значительная из этих компаний – ее значение теперь, через двадцать пять лет, можно оценить по достоинству – именовалась ФРАНКАРЕП. В ней мы также выступали совместно с банком Вормс. Это было чисто спекулятивное предприятие, поскольку оно должно было вкладывать деньги только в нефть. Фортуна благоприятствовала нам, и поиски нефти неоднократно оказывались удачными. Мы с Жоржем Помпиду разместили весь капитал через частных инвесторов, созваниваясь с ними, поскольку дело было слишком рискованным для того, чтобы привлекать широкую публику. После объявления независимости Алжира все активы ФРАНКАРЕП были национализированы; за нефть была получена незначительная компенсация, за газ – и вовсе ничего. Обретение Алжиром независимости, впрочем, положило конец увлечению подобного рода капиталовложениями, столь же скоротечному, сколь бурному. Независимость Алжира, неизбежная с политической точки зрения и по-человечески желанная, тем не менее, лишила Францию основного энергетического ресурса, одновременно сведя на нет биржевую прибыль от французских вложений, большей частью экспроприированных новым государством.
Но ФРАНКАРЕП не исчезла. Ее капитал сократился на одну пятую, и, благодаря некоторым другим вложениям, компания выжила вплоть до того момента, когда удача вновь пришла к нам вместе с инвестициями в нефть в Северном море, в Западной Африке, в Италии, в фосфаты во Флориде. Ныне ФРАНКАРЕП снова процветает.
Между 1955 и 1962 годами мы создали семь инвестиционных компаний, специализировавшихся на нефти или на другом сырье. Но по мере того, как проходила национализация, приходилось менять их профиль. Нам стало ясно, что независимое существование таких компаний больше не оправдывает себя, и мы постепенно слили их с «Компани дю Нор», неспециализированным холдингом.
И поскольку в 60 – 70-х годах налоговый статус холдингов различных типов был урегулирован, «Сосьете д’Инвестиссман дю Нор» и «Компани дю Нор» слились. По завершении этого процесса «Компани дю Нор» увеличила в результате последовательных слияний свои активы со 145 миллионов франков в 1946 году до 800 миллионов франков в 1968 году (которые к 1979 году оценивались в 2,4 миллиарда франков). В это время компания оценивалась приблизительно в половину стоимости акций Париба или в 60 % стоимости акций Суэцкого банка – совершенно замечательный рост и более чем удовлетворительный результат.
Что же входило в «Компани дю Нор», котировавшуюся на Парижской бирже и являвшуюся предприятием Ротшильдов, поскольку банк был нашей частной собственностью?
– САГА (фр. Societe anonyme de gerance et d’armement – Акционерное общество управления и судовладения), судоходная компания, обеспечивавшая с французской стороны часть пассажирских перевозок через пролив Па-де-Кале, которая позднее занялась торговыми перевозками между портами Северной Франции и портами западного побережья Африки;
– СЕГФ (фр. Compagnie des etrepots et gares frigorinques – Компания складов и холодильников), которая стала предприятием европейского масштаба по складированию замороженных и охлажденных продуктов;
– СНК (фр. Societe nationale de construction – Национальная Строительная компания), руководители которой, столкнувшись с ожесточенной конкуренцией, постоянно сменялись, накапливая все возможные ошибки в управлении, поэтому с финансовой точки зрения компания стала у нас чем-то вроде пугала;
– Компания по переработке и продаже нефти АНТАР, контроль над которой, после ряда разделений и слияний, в конце концов перешел к «Компани дю Нор» и к банку Вормс. Но в нефтяной отрасли прибыльна прежде всего нефтедобыча, переработка же и доставка нефти – это лишь способы, и часто дорогостоящие, для того, чтобы завоевать сегмент рынка для реализации произведенной нефти. АНТАР, таким образом, представляла ценность лишь для производителя, старающегося расширить свой рынок, и поэтому государственная компания ЭРАП пожелала купить АНТАР. Переговоры о цене шли очень трудно и, казалось, зашли в тупик, когда мне пришла в голову мысль обратиться с просьбой об оценке к американскому эксперту с мировым именем Уолтеру Леви, которому удалось привести обе стороны к соглашению. «Компани дю Нор» получила около сотни миллионов франков, выплаченных в течение трех лет.
Напомню, что в 1937 году «Компани дю Нор» потеряла права на эксплуатацию своей сети железных дорог, перешедшей в государственную собственность, и оказалась в том же положении, что и «Компани де л’Эст», «Компани дю Миди», а также компании ПЛМ (Париж – Лион – Средиземное море) и ПО (Париж – Орлеан).
С 1950 года мы обратили внимание на эти компании, у которых не было главного акционера. После ряда переговоров мы смогли, с всеобщего согласия, занять преобладающее место в двух из них: ПЛМ и ПО стали таким образом филиалами «Компани дю Нор». Часть их активов естественно дополняла активы «Компани дю Нор», например, акции СГФ и СЕРКО (компании, контролировавшей АНТАР). ПЛМ, давно работавшая в сфере гостиничного дела и туризма, стала активно развиваться под управлением моего кузена Эли и оказалась очень привлекательным сектором нашего предприятия.
