Глава 14
Вы Одри или Мэрилин?
Сегодня суббота, и вечером все парижские девушки веселятся до упада!
На самом деле, это две американские девушки веселятся до упада на улицах Бельвиля – рабочего квартала на севере Парижа, где когда-то жила Эдит Пиаф, а сейчас селятся иммигранты. Но это еще и очень богемный район со множеством галерей и кафе. И каждый год в июне здесь проходит знаменитый fête de musique.
Но сейчас – октябрь, становится ужасно холодно, и, честно говоря, это не самое лучшее время для прогулок по Парижу. То и дело идет дождь, и я уже начинаю опасаться простуды. И все же, несмотря на то, что в горле царапают кошки, я вместе с Элизабет распеваю, прогуливаясь вдоль канала. Мы только что выпили по бокалу вина в маленьком клубе, где исполняют ближневосточную музыку (там еще дают бесплатный кускус, который мы обязательно попробовали бы, если бы только что как следует не поужинали). Вечер заканчивается, и у нас наступает момент Эдит Пиаф. Мы хором распеваем:
Il me dit des mots d’amour, des mots de tous les jour!
А поскольку остальных слов мы не помним, то просто начинаем напевать мелодию La vie en rose! По какой-то непонятной причине это заставляет нас хохотать до слез. Мы придерживаем друг друга, чтобы не свалиться в канал. Может быть, причина всему – выпитое нами вино, но, думаю, это просто чувство радости от того, что мы вместе – и в Париже!
С Элизабет я познакомилась в 1996 году, когда мы обе учились в Вирджинском творческом центре. После вечера, проведенного в гостинице «Холидей Инн», где художницы до упаду танцевали с местными ковбоями, мы по-настоящему подружились. Всех очень удивило, когда Элизабет вышла замуж за британца и уехала в Англию! Зато, когда я оказалась в Париже, Элизабет достаточно было всего лишь пересечь Ла-Манш. И вот мы вместе снимаем небольшую студию возле кладбища Пер-Лашез. На этом кладбище похоронена писательница Колетт, а еще Оскар Уайльд, Марсель Пруст, Сара Бернар и Шопен. И Джим Моррисон из группы «Дорз». Когда по ночам мы распахиваем окно и прислушиваемся, то слышим, как Джим наигрывает песню Light my fire, а Шопен кричит, что от этой музыки у него болит голова. Колетт же утешает бедного Джима и приглашает его к себе…
Ну, конечно же, мы все это воображаем, но нам с Элизабет это нравится!
И вот мы с ней идем по улице Борепер, забывая обо всем французском – особенно об ужине, на котором мы побывали сегодня. Мы только что вышли из ресторана «Астье», куда нас пригласил экспат, бонвиван и гуляка, автор романа «От багелей к бриошам» Терренс Желлентер. Мы немного опоздали, и Терренс усадил нас в противоположных концах очень длинного банкетного стола. Мы весь вечер не могли не то чтобы словом перемолвиться, но даже и переглянуться. Впрочем, любые наши английские замечания были бы всем понятны, потому что к Терренсу пришло множество владеющих английским языком французов и пять-шесть американцев, приехавших в Париж.
Терренс жил в самых разных городах, но домом считает только Париж. Он – большой поклонник кино и знает о Голливуде абсолютно все. Особенно о старом Голливуде. Поэтому в разгар ужина он стал развлекать нас рассказами о своей встрече со знаменитым режиссером Билли Уайлдером. Билли снимал Мэрилин Монро в фильме «В джазе только девушки» и Одри Хепберн в «Сабрине». Терренс попросил рассказать, как это было, и
Билли Уайлдер ответил, что после съемок Одри Хепберн ему стало ясно: «Эта девушка одним движением руки сделала пышную грудь старомодной!»
Обычно мне такие высказывания не нравятся, но в тот вечер меня охватило ощущение ooh la la. Кроме того, должна признаться, что я – большая поклонница Мэрилин Монро. А если говорить о типах фигуры, то мой – ближе к Мэрилин, чем к Одри. Поэтому я присела, подхватила свою пышную грудь и спросила, кому это могла прийти в голову идея, что такое сокровище может быть старомодным? Заметили мой жест лишь некоторые, но сам поступок вызвал всеобщий смех. Я тоже рассмеялась и страшно покраснела, потому что даже не представляла, с чего вдруг я так поступила. Не думаю, чтобы Мэрилин когда-нибудь делала что-то похожее. Это скорее пристало Мэй Вест. Или нечто подобное можно было сказать, купив в Париже большое голубое боа из перьев. (Должна признаться, что это боа лежало в красивом пакете в нашей студии возле кладбища Пер-Лашез.)
До сих пор мне кажется, что тем вечером со мной что-то произошло. Я долгие недели разыскивала ooh la la, и вдруг в тот день это ощущение подкралось и охватило меня в ресторане «Астье». Во мне что-то щелкнуло и изменилось.
И вот после роскошной еды, вин и разговоров мы с Элизабет пешком отправились в Бельвиль. Идти нам далеко. И хотя было очень поздно, бары и кафе были переполнены. Мы остановились у маленького ресторанчика, и официант пригласил нас войти, предложив бесплатный кускус. Музыканты исполняли какую-то ближневосточную музыку – так душевно, что мы просто не смогли уйти. Мы сели за столик, заказали кир и стали слушать. Все были в восторге, что в Бельвиль забрели две американки! Нас стали спрашивать, откуда мы. Я ответила, что из Кейп-Кода, но никто не знал, где это. Тогда я сказала: «Из Бостона», и восторг еще больше усилился. «Вперед «Ред Сокс»!» и все такое. Но когда Элизабет сказала, что она американка, но живет в Англии, это всех окончательно запутало. Раздался смех, музыканты начали играть что-то новое, на сцену вышла девушка и стала танцевать танец живота.
Наконец пришло время, когда боязнь остаться заточенной в бутоне стала сильнее страха расцвести.
Анаис Нин
Потом мы вышли на бульвар и пошли дальше, обсуждая этот вечер и хохоча до слез.
– Можешь поверить, что я такое сказала? – спросила я, вспомнив эпизод с Мэй Вест.
– Ну, мы же с тобой – дамы среднего возраста, так что имеем полное право повеселиться! – ответила Элизабет.
Моя подруга – потрясающая женщина. Я даже остановилась, чтобы заглянуть ей в лицо.
– Ты абсолютно права, – сказала я. – Почему люди говорят, что молодость дается только раз? Мы навсегда останемся дамами среднего возраста!
– И сохраним право повеселиться! – улыбнулась Элизабет.
– Но ты копнула очень глубоко. Это настоящий дзен. Мы – дамы среднего возраста!
Мы снова посмотрели друг на друга, помолчали – целых три секунды! – и опять расхохотались на всю улицу!
* * *
Той ночью я лежала в постели с закрытыми глазами и размышляла над этим неуловимым ощущением ooh la la. Я почувствовала его в ресторане «Астье», а потом в баре, где мы с Элизабет слушали музыку. Но я не планировала ничего подобного. Это просто случилось.
Почему во Франции я чувствую себя совершенно иначе? Словно кто-то разрешает мне расслабиться, осмелиться сказать что-то дерзкое – по крайней мере, дерзкое с моей точки зрения. Почему здесь я чувствую, что могу выбраться из своей скорлупы и стать самой собой? Почему француженки всегда смеют быть самими собой?
Лежа в постели, я вспоминаю притчу о том, как десять слепых пытались описать слона. Одна часть моего «я» твердила, что ooh la la возникает, когда мы позволяем себе наслаждаться. Другая говорила, что все дело в белье. Третья заявляла, что ooh la la – это стиль, который мы видим на улицах. Четвертая же убеждала, что все дело в наставниках, которые были в жизни этих женщин. А сама я думала: «Все дело в ужинах. В общении. И в музыке!»
Я знаю, что все это важно. Но я понимаю и то, что существует некая философия, которая все это объединяет в нечто цельное. Просто я еще не открыла ее для себя. Честно говоря, француженки и сами не знают, в чем их секрет. Они просто знают, что именно так нужно жить. Вот так они открывают для себя joie de vivre и ощущение ooh la la. Но поскольку они всегда жили так, то не понимают, как это я не могу открыть их секрет. И мои поиски продолжаются. А пока нужно немного поспать. А то я точно заболею.
* * *
Утром у нас на завтрак багет, купленный в булочной на первом этаже, с маслом и джемом. И конечно же, замечательный кофе. Мы с Элизабет разговариваем о Шарлотте Генсбур. Ее нос меня буквально очаровал.
– И не потому что это идеальный маленький пикантный носик, – говорю я. – Нет, нос Шарлотты Генсбур невозможно не заметить. У нее длинный и элегантный нос.
Элизабет соглашается, но добавляет:
– Он слегка великоват для ее лица. Он сразу привлекает внимание к себе.
Француженки и сами не знают, в чем их секрет. Они просто чувствуют, что именно так нужно жить. Вот как они открывают для себя joie de vivre и ощущение ooh la la.
Элизабет начинает говорить искусственным голосом – так она разговаривает со своим котом Фрэнком:
– Привет! Я нос Шарлотты! Как дела?!
Элизабет в роли носа Шарлотты ведет себя точно так же, как ее рыжий кот Фрэнк. Я не могу избавиться от ощущения, что кот сейчас выйдет из-под стола, и начинаю говорить за Фрэнка – когда-то так говорил детектив Сэм Спейд из фильмов в стиле нуар.
– Это несовершенство делает нос Шарлотты таким привлекательным, таким поразительным! Я не могу оторвать от нее глаз!
– Да, – отвечает Элизабет голосом носа Шарлотты. – Это так! У меня восхитительный нос!
Шарлотта Генсбур – дочь Джейн Биркин (знаменитой актрисы и певицы, для которой дом Hermès изобрел особую сумку Birkin) и культового французского певца, актера и режиссера Сержа Генсбура. Жизнь его была трагичной, и истории о ней не сходили с первых страниц журналов и газет. И у него тоже был нос.
Именно отцу Шарлотта и обязана своим носом. Полагаю, поэтому она никогда не собиралась «исправлять» его. Ее нос – это ее наследство.
Мысли об этом все еще крутятся в моей голове, хотя прошло уже два дня. Я собираю чемоданы, чтобы ехать в Тулузу. Я думаю о том, что у каждого из нас есть какая-либо физическая особенность, доставшаяся нам по наследству. Это может быть маленькая родинка на носу, зеленые искорки в карих глазах, седая прядь в рыжих волосах в двадцать лет или крохотное пятнышко на левом плече – все это подарки от мамы, отца, бабушки или деда. И все это уходит корнями в тысячелетия. Когда мы меняем свои лица и устраняем маленькие несовершенства, то рвем тонкие нити, связывающие нас с семьей, с нашим прошлым. Да, мы можем стать совершенно новыми. Можем получить новое лицо и новое тело. Мы можем превратить стареющее лицо в юное, чистое, без отметин времени. Но какой ценой? Мне кажется, что идея сохранения физической наследственности стала мне так дорога, потому что я только что открыла ее для себя. Моя бабушка была довольно пышногрудой. И мама тоже. Кто знает, может быть, женщины из рода Вайянкуров, которые пятьсот лет назад жили в Сен-Николя-д’Альермон, тоже были пышногрудыми. И это заставляет меня думать, что ощущение ooh la la, посетившее меня сегодня, на самом деле часть долгой, долгой истории – такая же, как нос Шарлотты.
И вот я уже стою с чемоданом возле винтовой деревянной лестницы. Я попрощалась с Элизабет. Я в последний раз оглядываюсь на Бельвиль, чтобы и ему безмолвно сказать «до свидания». И тут я замечаю – как это я не видела раньше?! – маленькую табличку у последней ступеньки. На ней написано Essuez vos pieds S. V. P. Мне кажется, что это переводится как «Осторожно, ступеньки». Лишь позже я пойму, что на самом деле там было написано «Вытирайте ноги, пожалуйста». В этот момент что-то щелкает в моем мозгу. Наверное, это был знак самого провидения, потому что я запомнила это. Я твержу себе, что должна быть внимательна. Я должна осторожно подниматься и спускаться по этим безумным французским винтовым лестницам. И всю поездку я проявляю осторожность на всех многочисленных лестницах. Осторожно, ступенька!
Цените атмосферу ужинов – они помогают обрести ощущение ooh la la. Собирайтесь с друзьями – приглашайте гостей, встречайтесь в ресторанах. Каждая такая встреча – это возможность проявить свое истинное «я». Не бойтесь показаться немного театральной, говорить о политике или блистать интеллектом. Не бойтесь – вам просто не позволят зайти слишком далеко. Считайте такие вечера возможностью прикоснуться к своему истинному «я», чувствуя себя в полной безопасности в кругу родных и друзей.
Спросите себя, в чем проявляется ваша физическая наследственность? Не воспринимали ли вы ее как досадный недостаток? А может быть, у вашей мамы, бабушки или тети тоже есть такая особенность? Порадуйтесь этому. Найдите способ превратить так называемый недостаток в поразительное достоинство. Принимайте все, что делает вас отличной от других, и радуйтесь этому.
И наконец, впустите в свою жизнь музыку. Это отличный способ взбодрить свой мозг и посмотреть на мир новым взглядом.