Я ехала в шотландский город Инвернесс, и тут кто-то заговорил о Нью-Йорке: «Это город-призрак. Город-банкрот. Они продают акции, чтобы спасти город». И это я услышала сразу после того, как мой британский бойфренд заявил, что мы должны «остаться друзьями».

Сердце мое было разбито. Я страдала. Но к чему возвращаться, если на родине меня ждет всего лишь город-призрак? Когда деньги у меня кончились, я нашла канадское агентство по трудоустройству. Там мне сказали, чтобы я не заморачивалась на тему гражданства, а работодателям говорила, что я из Канады. Я нашла работу у модельера на стильной лондонской площади Оксфорд-Серкус. Компания производила очень модные шерстяные пальто и платья. Модели были простые: силуэт-трапеция, позаимствованный у Мэри Куант, и большие воротники. Там мне дали пальто винного цвета, в котором я проходила всю зиму. Пальто было не особенно теплым, и в нем я выглядела как обычная английская школьница. Зарплата, впрочем, была очень даже неплохой. Вскоре я снова сумела скопить определенную сумму и решила продолжить путешествие. Я уехала из Лондона, пережила непростую ночную морскую переправу через Ла-Манш и оказалась в Париже, где познакомилась с Морин. Морин родилась в Ирландии и уже несколько раз приезжала во Францию – она работала в Париже няней. После переправы через Ла-Манш меня мучила морская болезнь. Меня страшно тошнило. Морин была очень добра и позаботилась обо мне. Мы подружились. Поскольку остановиться в Париже мне было негде, она предложила мне переночевать у нее на полу.

Морин жила в пятиэтажном доме на Левом берегу – на бульваре Сен-Мишель. Был февраль, и мы согревались с помощью небольшого газового обогревателя. (Да, вы правы, это было довольно опасно.) И газ у нас вечно кончался в субботу вечером. Шел 1976 год. В то время только появился стиль диско. Морин обычно говорила: «На танцах мы согреемся. Пошли на дискотеку». Холодными субботними вечерами мы выходили на бульвар Сен-Жермен и шли в новую дискотеку, чтобы потанцевать с марокканскими студентами и парнями сомнительных занятий. Я не очень хорошо говорила по-французски, они не говорили по-английски, поэтому мы объяснялись, как дети. «Мы делать счастье?» Ну да, типа того. Мы целовались на мостах и объедались пирожными.

Каждое утро я шла с Левого берега через Люксембургский сад к зданию «Альянс Франсез». Некоторое время я тоже работала няней. В Париже я часами сидела в кафе, курила Gauloises и ходила, ходила, ходила. Как-то вечером я оказалась на вечеринке настоящих французов в доме настоящей француженки. Помню лишь соблазнительный звук французской речи вокруг себя и красивую одежду. На вечеринке все были одеты замечательно – стильные юбки, свитера, туфли… В своих джинсах и топе я чувствовала себя замарашкой. Честно говоря, я всегда более комфортно ощущаю себя в красивой одежде. Ведь этому учила меня моя бабушка. В 70-е мне нелегко было одеваться как хиппи. Это требовало определенных усилий – нельзя сказать, что такой имидж был для меня естественным. А тут я оказалась на вечеринке в окружении элегантных французов и даже не могла подобрать слова, чтобы объяснить, что хипповый вид – это всего лишь поза.

В Париже я прошла собеседование на должность секретарши. Фирма была английская. Собеседование проводил представитель лондонского модельера. До сих пор думаю, насколько иначе могла бы сложиться моя жизнь, если бы я проявила хоть капельку терпения. Помню, как мне диктовал красивый француз, говоривший на безупречном английском. Помню, как сидела за электрической пишущей машинкой, как заправляла туда бумагу и прижимала ее планкой. А потом я посмотрела на листок – образец текста – и начала печатать. Быстро печатать. Однако, увидев напечатанное, я поняла, что наделала массу ошибок. Я никак не могла понять – почему, а потом взглянула на клавиатуру – буквы на ней располагались иначе. Клавиатура была европейская. Там, где на американских или британских машинках находилась буква «а», на европейских стояла буква «q». И нужно было нажимать клавишу верхнего регистра, чтобы поставить точку. Я извинилась перед человеком, который диктовал мне письмо, и вернула ему листок. Он сказал, что понимает проблему. Если я хочу, то могу приходить в офис и потренироваться. Я ответила, что подумаю, но так и не вернулась. Сама не знаю, почему. Может быть, потому, что у меня не было денег и мне нужна была срочная работа и нормальная квартира. А может быть, потому, что я заболела. В феврале в Париже было холодно и дождливо. Маленькое британское пальто не согревало меня. Я свалилась с гриппом, а поправившись, вернулась в Лондон и устроилась на временную работу.