Вода и свет
В последний день праздника Иисус снова появился в Храме. Стоя — а это поза пророка — он воскликнул: «Кто жаждет, иди ко Мне и пей! Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой». Евангелист считает эти слова объявлением о Святом Духе. Иисус произнес эти слова при совершенно особых обстоятельствах: в последний день праздника Суккот процессия шла за водой к купальне Силоам, которую тогда называли «местом черпания воды» или «местом спасения». Купальня находилась у подножия древней горы Сион. Два священника, держа в руках трубы из бараньих рогов, те самые трубы, которые, по преданию, разрушили стены Иерихона, вели эту процессию через ворота Никанора. На обратном пути один из них поднимается по ступеням к жертвеннику. В присутствии народа и левитов он поднимает вверх два кувшина — один с водой, другой с вином и выливает содержимое кувшинов на жертвенник. Затем закалывают в качестве жертвы быков, не меньше семидесяти семи числом, от имени семидесяти семи народов мира. Этот обряд должен был не только обеспечить дождь в последующие недели; у него была духовная сторона, связанная со Словом Божьим. Вода — мощный символ этого Слова, так говорили раньше. Иезекииль объявил в своем пророческом видении, что из Иерусалимского храма потечет поток животворящей воды, которая оплодотворит землю Израиля. Согласно еврейской традиции, в День Мессии должны были забить из земли источники живой воды и сделать пустыню плодородной. И сам Иисус обещал Самаритянке, что даст источник вечной жизни — воду, которая утоляет любую жажду. Произнесенные посреди Храма, куда собрались толпы на церемонию возлияния, его слова приобретают мессианское значение.
Слушатели озадачены. Разве, согласно пророчеству Нафана, помазанник Божий не должен быть из рода Давида и из Вифлеема, родного городка этого великого царя? Специально упоминая о Вифлееме, про который говорил пророк Михей, евангелист Иоанн, несомненно, делает намек тем, кто знает, что Иисус действительно родился в этом городке, в Иудее… Это один из случаев иронии Иоанна: персонаж рассказа не знает того, что известно читателю.
Споры были ожесточенными, но в итоге никто не осмелился арестовать Иисуса. Даже солдаты из охраны Храма покорились его словам. Когда эти охранники пришли к первосвященникам и начальникам фарисеев, то услышали суровые упреки: «Почему вы не привели его?» Почему же солдаты не подчинились приказу? «Никогда человек не говорил так, как Этот Человек». Фарисеи пришли в ярость. Любознательный Иоанн записал все, даже особое мнение богатого и влиятельного Никодима: «Судит ли Закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он делает?»» Лучше бы он этого не говорил! Никодиму сделали резкое замечание: «И ты не из Галилеи ли? Рассмотри, и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк». Это ироническое замечание взято из жизни: историк Давид Флюссер на основе раввинских источников установил, что семья Накдимона бен-Гуриона (Никодима, сына Гуриона), уже несколько поколений которой жили в Иерусалиме, по происхождению была из Галилеи и имела земельные владения в Руме.
Суккот заканчивался восхитительным вечерним обрядом зажжения светильников. Народ шел к Двору женщин. Четыре юноши с кувшинами растительного масла и фитилями, сделанными из старой одежды священников, поднимались по лестницам и зажигали огонь в четырех подсвечниках, высота которых была 15 локтей. Потом участники праздника пели и танцевали с факелами в руках перед этими подсвечниками: День Мессии будет Днем света. Дворы домов освещались. Левиты, стоявшие на пятнадцати ступенях, соединявших Двор мужчин с Двором женщин, играли на арфах и лирах, трубили в трубы и ударяли в литавры.
Иисус был там среди паломников и снова заговорил как пророк. Во время обряда купальни Силоам он сравнил себя с живой водой. Здесь, среди тысяч огней, сверкавших во всем городе, он громко произнес: «Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни».
Вышедшие из себя фарисеи на этот раз встали на юридическую точку зрения и возразили ему, что он свидетельствует сам о себе, без доказательств, а потому его свидетельство не истинно, раз у него нет свидетелей. Иисус использует против них их же довод. Он говорит, что, хотя и сам свидетельствует о своих делах, его свидетельство истинно, потому что исходит от Отца. «А в законе вашем написано, что двух человек свидетельство истинно. Я Сам свидетельствую о Себе, и свидетельствует о Мне Отец, пославший Меня».
Иисус снова, причем перед книжниками и фарисеями, и только перед ними, отстраняется от Закона Моисея. Он, разумеется, не порывает с Законом, но оспаривает общепринятое толкование Закона. «Где твой Отец?» — спрашивают его собеседники. Он говорит на это: «Вы не знаете ни Меня, ни Отца Моего; если бы вы знали меня, то знали бы и Отца Моего». Его отец — не тот, кого они имели в виду. Этот обмен фразами позволяет понять, что спор был острым и противостояние жестким. Иисус страдал оттого, что был отвергнут Израилем, как отвергнуты были пророки Исаия, Иеремия, Осия, Амос и многие другие.
Иоанн не мог придумать этот случай. Он очень точно указал место и время события — последний день праздника Суккот, Двор женщин, и добавляет: «Возле Сокровищницы». Это уточнение показывает, как хорошо он был знаком с планировкой и обрядами Храма. Юридические познания, которые Иоанн имел как иерусалимский священник высокого ранга, позволили ему понять смысл события. Отец Ксавье Леон-Дюфур говорит: диалог «развивается по семитскому образцу — с помощью сцепления фраз посредством слов-крючков». Вряд ли реально утверждать, что этот рассказ чистый вымысел, сочиненный через 60 лет, уже после разрыва между христианством и Синагогой, лишь как ответ на тревоги христиан из иоанновских кружков 90—100 гг.! Иоанн тщательно и тонко продумывал свои мысли; он не был бы ни так прост, ни так наивен, чтобы вложить в уста Иисуса, Мессии, посланного Израилю, слова «ваш Закон», если бы они не были действительно произнесены.