Эпилог

Домой я возвращался в одиночку, зато с багажом как у съездившей в Париж модницы. Из Омска состав выходил рано утром, так что на вокзал Топинска я прибыл как раз к окончанию рабочего дня. Можно было, конечно, сразу отправиться домой, но решил все же отчитаться перед начальством. Весь свой багаж отправил в каланчу с посыльным. За его целостность особо не переживал, потому что в таком маленьком городке вряд ли найдется идиот, рискнувший ограбить полицейского. Из начальства в управе я нашел только Дмитрия Ивановича, да и тому явно было не до моих отчетов. Следователь пребывал в нервном состоянии и, отмахнувшись от уставного приветствия, задал довольно неожиданный вопрос:

– Игнат, ваше финансовое положение, случайно, не поправилось?

– Вы совершенно правы, поправилось, причем совершенно случайно.

Следователь оживился, и это оживление не показалось мне здоровым.

– Тогда, может, хотите выкупить мои пистолеты?

Я согласился и пару минут наблюдал, как следователя терзают два чувства – желание решить за мой счет какие-то проблемы и внутренняя порядочность. В итоге победила порядочность, и цена была озвучена вполне приемлемая.

– Дмитрий Иванович, простите за нескромный вопрос, – передав следователю тоненькую стопку купюр, спросил я. – У вас финансовые проблемы?

– Это действительно нескромный вопрос.

– Только в том случае, если вопрошаемым движет любопытство, а не желание помочь.

– Я не могу позволить себе брать в долг у подчиненного, – скупо заявил Бренников.

Да что же у него такое случилось? От прежнего уверенного в себе и отстраненно-холодного профессионала остались одни осколки. На запой не похоже, так что остается только одно – крупный проигрыш.

– Боюсь, теперь я уже не ваш подчиненный. Вот предписание о моем переводе.

Пару минут следователь оторопело смотрел на документы, а затем немного расслабился.

– Игнат Дормидонтович, – вздохнув, сказал он как равный равному. – У меня действительно проблемы, и очень крупные.

– Насколько?

– На пятьсот рублей.

Я с трудом удержался, чтобы не присвистнуть, и просто еще раз полез в карман за портмоне.

– Пятьсот всего или пятьсот не хватает?

– С вашими не хватает триста семьдесят.

Ну, это не смертельно. Сейчас в моем портмоне лежало чуть больше четырехсот рублей, которые я и отдал следователю.

– Это много, – нахмурился он.

– Дмитрий Иванович, вам еще нужно как-то жить.

Бренников завис, глядя на совершенно дикие для данной ситуации деньги, и лишь через минуту его мозг вышел на рабочую мощность.

– Не сочтите за оскорбление, но это честные деньги?

– Честнее не бывает, – по-доброму улыбнулся я.

– Клянусь, Игнат Дормидонтович, – наконец-то улыбнулся мой бывший начальник, – как только…

– Дмитрий Иванович, не нужно лишних слов, но в качестве благодарности я у вас кое-что стребую.

На Бренникова словно вылили ушат холодной воды. Он даже побледнел от возмущения.

Ничего, потерпит. Я понимал, что игромания – болячка серьезная и обещания отказаться от нее ничего не стоят, но есть вариант, который я уже испробовал на Евсее.

– Вы пообещаете мне, что впредь никогда не поставите на кон больше того, что есть у вас при себе. Какими бы выигрышными ни выглядели карты у вас в руках.

Краски вернулись на лицо следователя. Он на мгновение задумался и кивнул:

– Даю слово офицера. – После этого наша беседа становилась тягостной, и следователь прекратил ее: – Честь имею, Игнат Дормидонтович.

– Честь имею, Дмитрий Иванович.

Мы распрощались с Бренниковым, как два гвардейца на придворном балу – немного вычурно и натянуто.

Заглянув в наш кабинет, я увидел Леху, который обрадовался мне, как ребенок новогоднему подарку. У него были новости от нашего загулявшего юриста. Дава вернулся в Топинск, и явно с хорошими новостями. Развивший бурную деятельность Леха мгновенно назначил встречу в трактире всей нашей компании, а затем начал тянуть из меня омские новости. Пришлось его осадить, дабы не повторять все несколько раз.

До оговоренного с друзьями застолья еще было время, так что мы, заехав за подарком, направились к оружейнику. Костыли с подлокотниками Корнею Васильевичу явно понравились, хотя он постарался этого не показать. А вот моя новая трость вызвала у него целую бурю эмоций. Хватало и положительных отзывов, и откровенных ругательств. Он даже похвалил меня, что я не стал готовить боевую смесь в Омске и пришел с этим к нему. Кроме приготовления смеси оружейник что-то даже подкрутил в механике конструкции, но я особо не вникал, отбиваясь от изнывающего Лехи.

Наконец-то наша компания собралась. Для начала надутый как индюк Дава громогласно объявил о своем коммерческом успехе и торжественно передал нам с Борей по шестьсот рублей за продажу части прав на отбойный молоток. По его словам, это была лишь первая капля в денежном потоке. Я, конечно, восхитился и поохал – не стоило обижать друзей своим равнодушием.

Затем был долгий, почти часовой рассказ о моих приключениях в Омске, который прерывался на торжественные тосты и заказы очередного деликатеса. Располагая деньгами от Давида, мы не особо скромничали. Под конец мои друзья набрались до состояния нежной любви ко всему человечеству, а Боря вообще уснул прямо на столе.

Заказав парням номера прямо в этом же трактире, я решил отправиться восвояси. Морозный воздух прогнал бо́льшую часть хмеля, и только теперь я почувствовал, что тиски напряжения окончательно отпустили меня – и жизнь хороша, и жить хорошо, как очень верно сказал Маяковский. Теперь осталось еще позаботиться о Чиже и порадовать его подарками. Надеюсь, елку они еще не разобрали, так что хоть и с небольшим опозданием, мы все же отпразднуем Новый год в домашней обстановке.

Извозчика долго искать не пришлось, и через пару минут меня лихо везли домой. Не так лихо, как это мог сделать Баламут на своем монстре, но все равно с ветерком.

Настроение все улучшалось до момента, пока какая-то сила не выдернула меня из саней и не бросила в придорожный сугроб. Когда наконец-то оттер лицо, я увидел, как сани исчезли в снежной круговерти. Для начала нащупал двуствольник в кармане и горько пожалел, что оба револьвера отправились домой в багаже. Когда сумел найти улетевшую из саней вместе со мной трость, стало немного лучше.

Несмотря на снегопад, луна над облаками давала достаточное освещение, чтобы рассмотреть того, кто выдернул меня из саней. Это была хрупкая девушка, которую я, к своему ужасу, тут же узнал. Стрига Ольга, во всей красе и без ошейника, что очень, очень нехорошо.

Псевдоплоть изменила образ девушки не так уж радикально – похоже, она любила и свое тело, и лицо. Гибкие щупальца колыхались за ее спиной как своеобразные крылья. В отличие от щупалец профессора здесь каждое заканчивалось острым когтем. Имелись когти и на руках стриги. В остальном ее тело осталось обычным – это было хорошо видно благодаря тонюсенькой рубахе, которую она уже успела испачкать чем-то красным. Кроме рубахи нак ней ничего не было. И это в такой мороз! Мне даже в дорогущем пальто с бобровым мехом было холодновато.

– Ну, здравствуй, мальчик, мы очень рады тебя видеть, – зашипела стрига, и амулет у меня на груди завибрировал.

Интересно, она во множественном числе называет себя вместе со своими тараканами? Или две личности в одной черепушке сумели договориться? Уж не с помощью ли профессора?

– А уж я-то как рад! – поспешно воскликнул я, заметив недовольство стриги отсутствием моей реакции.

Но, как оказалось, ее заботило совсем другое.

– А профессор тебя неплохо защитил, – недовольно нахмурилась девушка, явно поняв причину бездействия ее чар, – и как ты его за это отблагодарил?

– Ты о чем? – решил я прикинуться дурачком, стараясь выиграть время, чтобы встать понадежнее и удобнее перехватить трость.

Что-то мне подсказывало, что лезть в карман за своим двуствольником затея не самая разумная – на этом болтовня закончится, и меня прикончат прямо с рукой в кармане.

– О чем?! – Эмоции ослабили концентрацию моей собеседницы, и ее лицо исказилось.

Мне даже показалось, что это воскликнули сразу два голоса.

Зубы стриги удлинились, а скулы подались вперед и заострились. Ее щеки начали зарастать чем-то похожим на чешую. Эта метаморфоза раздула во мне страх, который я постарался усилить еще больше. Профессор говорил, что для энергентов страх как наркотик, и был совершенно прав. Ольга вновь вернула себе человеческое лицо и довольно улыбнулась.

– Один глупенький ротмистр рассказал, что это ты убил учителя. А затем он снял наш ошейник и послал за тобой.

– Вот скотина! – Злость на мгновение затмила страх.

– Ну не злись на него. Перед тем как идти на свидание с тобой, милый, мы вскрыли жандармчику глотку.

Удобнее перехватив трость и твердо встав на ноги, я ощутил некую уверенность в себе и утратил накал страха. Это было тут же замечено стригой – кошка поняла, что игра с мышкой затянулась.

Она вновь превратилась в чешуйчатого монстра и прыгнула. Времени у меня было только на одно движение, но большего и не потребовалось. Я резко, до хруста провернул набалдашник трости и ткнул им в направлении стриги. При этом едва не забыл закрыть глаза.

Во время поворота внутри набалдашника не только сработал химический запал, но открылись отверстия для выхода пороховых газов. Вспышка и хлопок этой мини-гранаты не впечатляли мощностью, но основной упор был сделан не на это. Стрига пронзительно завизжала, когда облако серебряной пыли вместе со вспышкой ударило прямо в лицо и разверстую и полную острых зубов пасть. Это не дало ей завершить смертельного выпада, но, увы, не остановило. От мощного удара я отлетел назад и тут же вошел в перекат. За этот прием было честно уплачено десятками синяков на тренировках с казаками. Так что из переката я вышел на полусогнутые ноги, делая широкий мах извлеченным из трости клинком. Вопль стриги повторился.

Когда наконец-то стер с лица опять облепивший меня снег, я увидел, что Ольга, спотыкаясь на каждом шагу, пытается убежать. Судя по всему, она делает это вслепую – сработал все-таки порошок.

Меня такой расклад не устраивал. Метать длинные клинки казаки меня не учили, так что делал я это на свой страх и риск. Брошенная как дротик шпага вошла стриге в поясницу, вызвав очередной вопль.

Это, конечно, не ведьмачий кинжал, но ведун-оружейник постарался на славу, инкрустируя клинок серебряными рунами. Когда я подбежал, стрига уже встала на колени и практически вытащила из себя шпагу.

Интересно, а если попросить генерал-губернатора забрать у жандармов запрещенное оружие, как далеко меня пошлют?

Поражаясь появлению в своей голове совершенно несвоевременных и неуместных мыслей, я резко затормозил и вскинул руку с двуствольником.

Еще бы вспомнить, какой ствол сейчас на боевом взводе.

Оказалось, что это картечь, так что неточный из-за одышки после бега прицел особой роли не сыграл. Нижняя часть лица, лебединая шея и грудь повернувшейся ко мне стриги мгновенно превратились в кровавое месиво. Окрестности огласил еще один вопль, в котором уже не было даже страха, а лишь какая-то запредельная тоска.

Вот живучая тварь.

Во второй раз я целился очень тщательно, потому что от этого зависела моя жизнь. В буквальном смысле слова – запасных зарядов у меня не было. Контраст чистой верхней половины лица и красивых глаз с неспособной затянуться из-за серебряной картечи изувеченной нижней половиной пугала и завораживала. Мне даже стоило некоторых усилий повторное нажатие на курок.

Аккуратная дырка во лбу стриги сделала эту жуткую картину окончательно завершенной. Истерзанное тело вернувшей себе природный вид девушки безвольно завалилось в снег. Рядом бессильно уселся я. Навалившаяся тишина буквально оглушала, и трели свистков городовых прозвучали для меня сладчайшей музыкой.

Я едва не заплатил за свою глупость и небрежность по самой высокой цене из возможных. Не нужно забывать, что в этот мир меня занесло не для праздной жизни. Впредь, какой бы безопасной ни казалась ситуация и в какое бы изысканное общество ни занесла меня судьба, под самыми богатыми нарядами должен находиться изрядный арсенал. Даже в гости к дамам без парочки револьверов я больше не ходок.

А вот двуствольник в любом случае сохраню как талисман. К тому же что-то мне подсказывает, что пострелять малышу еще придется, и не один раз.