Книга: Видок. Чужая боль
Назад: Часть вторая
Дальше: Глава 2

Глава 1

Как там у классика – мороз и солнце, день чудесный? Интересно, в этом варианте истории господин Цой наш Александр Сергеевич написал что-то похожее? У меня как-то не дошли руки до местных перлов изящной словесности.
Сладко потянувшись, я отбросил одеяло и нашел босыми ногами пошитые по заказу войлочные тапочки. У меня вообще появилось много эксклюзивных вещей. Возьмем, к примеру, нижнее белье – классические «семейки» с каучуковой резинкой, да еще и в веселый цветочек. Специально просил пошить именно такие – для прикола.
За четыре месяца пребывания в этом мире я успел обжиться как в плане мелких бытовых вещей, так и в социальной плоскости. Разбогатеть пока не удалось – патент на отбойный молоток еще где-то гулял на одобрении в разных инстанциях. И все же зарплата видока аж в целых семьдесят два рубля пятьдесят три копейки позволила хоть немного улучшить свой быт.
Для начала я вставил в окно своего кабинета двойную раму и поэтому сейчас имел возможность прохаживаться по комнате в одних трусах. Осип уже успел растопить печь, и в комнате стояла приемлемая температура. Пацаненок по прозвищу Чиж, о котором я напрочь забыл, появился у нашего порога месяц назад. Очень был плохо одет для таких морозов и сильно побит.
Казаки приняли парня, обогрели, накормили и наваляли явившемуся следом за строптивым учеником сапожнику по самое не балуй. Вот с тех пор у нас и появился, так сказать, сын полка. При заселении, по моему совету, Чиж сделал Кузьмичу подарок, правда, не совсем удачный. Нет, домовому подношение определенно понравилось, но нам этот деревянный свисток вылез боком. Иногда, когда ему было тоскливо, чокнутый энергент свистел прямо посреди ночи.
Интересно, а энергетическим сущностям вообще бывает тоскливо?
Я бы уточнил этот нюанс у профессора, но его смена на энергетическом заводе закончилась, и Федор Андреевич убыл в родной университет, где преподавал на кафедре прикладной энергетики. Только перед его отъездом я узнал, что на заводе люди работают вахтовым методом. Все – от простых рабочих до ведунов и руководства – находятся в Топи только три месяца, иначе могут пойти мутации. И только находящиеся практически под арестом стриги живут там постоянно – им уже терять нечего.
На прощанье профессор оставил мне очень интересную книгу «Бестиарий, или Все известные ипостаси энергетических агентов и изменения их живых и неживых вместилищ». В довесок профессор презентовал бронзовый кулон-артефакт собственного производства в форме надколотого сердца. Висюлька чисто бабская, и такая форма явно была шуткой ученого, но носить я ее буду постоянно. Эта штука должна была защитить меня от любовных чар и морока. Во время моего мимолетного общения с рыжей стригой Федор Андреевич подметил, что у меня слабовата ментальная защита.
Также мне было обещано как можно быстрее разобраться с процессом вулканизации и его патентованием. Сомнений в чистоплотности профессора у меня не было, так что можно было просто отпустить ситуацию.
Надев простые брюки, я быстро спустился вниз и, не заходя в дежурку, выбежал во двор.
– Ух, хорошо! – Ядреный мороз вцепился в кожу, но тут же отпустил, после того как она буквально вспыхнула от растирания снегом.
И все же надолго этот процесс лучше не затягивать.
Как только я забежал в хорошо натопленную дежурку, Чиж подал мне большое полотенце. Снег от жара тела превратился в воду, которая смыла и остатки сна, и все лишнее с кожи. Остальное доделало чистое полотенце. Вот так и привыкаешь к барской жизни. Чиж суетился почти сутки напролет, доделывая то, о чем не позаботился домовой. Жаль, из этих двоих никто не умел готовить, иначе был бы полный пансион.
– Осип, баба Марфа уже приходила?
– Да, командир, – четко отрапортовал парнишка.
Моя душа так и не переварила обращения – «барин» и «господин», да и «ваше благородие» в устах пацана не звучало. Так что я ввел новое для местных слово. Порой меня так называл даже Евсей.
– И что там?
– Щи красные, как вы любите. Оладушки со сметаной и, конечно, пироги с зайчатиной, как же без них.
Парень был прав – живущая по соседству баба Марфа была большой специалисткой по пирогам, особенно ей удавались с зайчатиной. Несмотря на довольно пресное мясо, пироги получались очень сочными.
– Но сначала занятия.
– Это как водится, командир, – с охотой отозвался парень.
А вот Григорию с лавки подниматься было явно лень. Но тут уж ничего не попишешь – договор дороже денег. Евсей две недели назад уехал куда-то по делам, так что отдуваться придется подчиненному. Демьян хоть и отошел от раны, но был старше молодого казака и бессовестно пользовался этим фактом.
Казак вздохнул, и мы втроем перебрались в бывший склад пожарного участка. Там сейчас находился наш спортзал. Можно было попрыгать и на морозе, но для этого нужно чистить площадку у дома, да и холодновато: одно дело быстрое закаливание, и совсем другое – длительные физические нагрузки на холодрыге.
Для начала мы с Чижом занялись гимнастикой, за которой с усмешкой наблюдал казак, считавший себя выше этого скоморошества. Затем взялись за муляжи холодного оружия. Григорий орудовал деревянной шашкой, а я взял прямую палку. Когда определялся с оружием, сразу подумал о спрятанной в трости шпаге – все равно перешел с мундира на гражданское платье, а с ним саблю не поносишь. Пока на хорошую трость денег у меня не было, но это не отменяло необходимости тренировок.
После двух месяцев занятий синяки у меня появлялись намного реже, но все равно полностью избежать их не удавалось, как и переходить в решительные атаки даже на Григория. Что уж там говорить о Евсее.
После тренировки, когда Григорий взялся обучать Чижа ножевому бою, я быстро ополоснулся в пристроенной к дому баньке – увы, на оборудование душа средств уже не хватило.
Затем был сытный завтрак, и мы засобирались на службу. Юноша и домовой остались на хозяйстве, причем Кузьмич, как обычно, был за старшего. Наш доблестный домовой, которого никто из нас пока ни разу толком не видел, заботился не только о двуногих жильцах, но и о четвероногих. Конечно, казаки сами обихаживали своих скакунов и навоз убирали тоже они, но все равно вряд ли им удалось бы добиться в конюшне такого идеального порядка. Я заметил, что раньше казацкие кони не выглядели такими ухоженными.
С недавних пор личный транспорт был и у меня. Звали этот транспорт Роськой. Когда Евсей подбирал мне лошадь, кроме минимизации затрат я попросил взять самую спокойную скотину. Вот он и взял. В общем-то характер кобылы меня устраивал – тихая, добродушная, но какая же она ленивая! Мало того, еще и с артистическим даром. Увидев входящих казаков, их кони приободрились в ожидании прогулки, а мой живой транспорт так горестно вздохнул, что хоть стой, хоть падай. Ну вот прямо сейчас возьмет и издохнет от непосильно тяжелой трудовой жизни. А у самой-то бока такие, что мне скоро придется сесть на шпагат.
А она, часом, не беременная, или как там правильно это у лошадей называется?
Мой вопрос вызвал у казаков приступ хохота и уверения в порядочности кобылки. Хотя хитрой морде жеребца Демьяна я не верил ни на грош.
Ну, если они так уверенно говорят, тогда ладно. Давай, дорогая, вези меня на работу.
Это, конечно, не машина, и перед выездом лошадь пришлось седлать самому. Чиж заботился о Роське за меня, так что осталась только финальная часть техобслуживания. Хорошо, что теперь эти действия в моем исполнении уже не вызывали приступов веселья у казаков, как и сам процесс верховой езды. Страшные времена обучения я вспоминал со стыдом, а мои соседи – с лучезарной улыбкой.
И все же ехать верхом по блистающему на солнце снегу – это огромное удовольствие. Благодаря моему смелому решению в плане обмундирования мороз мне был не страшен. Правда, пришлось выслушать от Дмитрия Ивановича пару неласковых слов, но форменная шинель в Сибири, даже вблизи Топи, – это, по мне, извращение. Все же не Гавайи и даже не Черноморское побережье. Поворчав, начальник списал мои закидоны на новгородское воспитание, да и уложение о службе позволяло работникам следственного отдела некие послабления.
В общем, немного потратившись, я обзавелся казачьим белым полушубком поверх толстого свитера из оленьей шерсти и ватными штанами. В качестве обуви выступали оленьи пимы – шикарные сапоги, которые были не хуже, чем валенки, но вид они придавали не такой сермяжный. Шею укутывал специально пошитый для меня шерстяной башлык. Образ довершала глубоко сидящая кубанка. От форменной папахи пришлось отказаться – Дмитрий Иванович приказал не издеваться над мундиром и не превращаться в ряженого.
Издалека нас всех троих можно было принять за казаков, только у меня отсутствовали знаки различия.
До полицейской управы мы добрались без проблем. Немного напрягла обстановка внутри здания – чересчур возбужденная. Я решил не отвлекать дежурного городового и узнал о причинах такого оживления у Лехи, который в одиночестве сидел в нашем кабинете.
– Так ведь завтра двадцать пятое – начинаются неприсутственные дни.
– Это в честь чего?
Леха странно посмотрел на меня и с осторожным намеком сказал:
– Рождество.
– Так разве…
Я остановился в последний момент, чуть не ляпнув, что Рождество должно быть после Нового года. Кажется, на григорианский календарь страну перевели большевики, которых, я надеюсь, в этой реальности никогда не будет.
– …Разве сегодня двадцать четвертое?
– Конечно! – облегченно и даже обрадованно воскликнул мой друг. – Аполлон Трофимович распорядились выдать всем жалованье за два месяца.
А вот это приятная новость. Из-за всех хлопот с переездом я немного поиздержался, а вестей от Давы все нет и нет – застрял наш неправильный еврей в столице и домой не спешит. Надеюсь, он там не наши с Борей деньги пропивает.
Надо еще навестить нашего инженера, а то как он закончил с проектом отбойного молотка, так мы и забросили бедолагу. О, кстати, можно пригласить его на праздник. Да и вообще нужно как-то отметить Рождество и Новый год. Мне всегда очень нравилась плеяда новогодних праздников.
Этот день в управе можно было назвать относительно присутственным. Мы радостно получили тощие пачки с банковскими билетами, которые сверху строгий банковский поверенный увенчивал кучками монет. Дмитрий Иванович вообще появился в управе, только чтобы получить зарплату, – и опять куда-то исчез, не похоже это на него.
Праздничные думы уже захватили меня, так что я не придал этой странности никакого значения. После того как управа наполовину опустела, я подбил Леху на побег с работы.
Мы отправляемся за подарками!
Для начала заехали в галантерейный магазин, где реальность сбила полет моей фантазии, как Иван Кожедуб очередной мессершмитт. Цены на новогодние игрушки были запредельными. А без этих самых игрушек не обойтись. Я уже дал Григорию задание найти кого-то из дровосеков. Даже описал точные параметры того, что мне нужно.
Ладно, это не беда. Такими трудностями не запугаешь того, кто провел детство во времена гибели Союза. Вместо игрушек я купил много цветного картона, ножницы, прозрачный клей, а также по дешевке выкупил весь стеклянный бой как от игрушек, так и от парфюмерных бутылочек. Затем перешли к подаркам, но в галантерее купил только деревянного солдатика с подвижными руками и ногами, яркого и симпатичного. Дальше опять активизировал свою выдумку, на которую так хитра всякая голь перекатная.
Пришлось немного поездить. Сначала к швее за подушкой особого кроя. Она обещала сделать все за пару часов. Затем кондитерский магазин – Борис, несмотря на свою худобу, оказался большим любителем сладкого. Под конец я заглянул к уже ставшему почти близким знакомцем железнодорожному мастеру и озадачил его срочным заказом. Аванс в виде пятирублевки развеял его сомнения, и он также обещал справиться к вечеру.
Еще была новая трубка для старого оружейника и набор для резьбы по дереву для Григория.
На прощанье я пригласил Леху к нам на праздничный завтрак с последующей прогулкой по городу, а затем вернулся в галантерею, чтобы тайно купить подарок своему другу и напарнику. Самое дешевое магическое самописное перо стоило двадцать рублей, но Леха заслужил. Со вздохом посмотрев на выставленные в витрине карманные часы, я покинул это место средоточия соблазнов, пока даже двойная зарплата не приказала долго жить. В смысле – живи долго и как хочешь, но без меня.
Дома меня уже ждала очень симпатичная елочка, которую Гриша успел поставить на крестовину и даже обложить понизу старой овчиной. Желтоватая шерсть слабо напоминала снег, но и так сойдет.
Чиж долго не мог понять, что он него требуется, но постепенно въехал в принцип великого искусства оригами. Причем его восторг быстро зажег Григория, и мы уже втроем начали готовить елочные игрушки. Кое-что просто сложили из цветного картона, а на плоские силуэты фруктов, звездочек и зверушек наклеили толченое цветное стекло. Больше всего боя ушло на большую звезду, венчавшую нашу елочку. Причем это была не коммунистическая пентаграмма, а многолучевое рождественское чудо.
Мы так разошлись, что кроме елочки бумажные гирлянды и серпантин в большом ассортименте украсили всю дежурку. Получилось очень уютно и празднично.
Ближе к вечеру я съездил за заказами и уже в своем кабинете упаковал все подарки. Вынесу их ночью под елку. Также решил провести один эксперимент. Купленный в галантерее маленький фарфоровый зайчик был упакован и подписан именем домового.
Работа по дизайну интерьера подняла наше настроение, и мы радостно готовились к рождественскому ужину. Увы, похоже, великий Гоголь, который в этой реальности так и не родился, что-то знал о нехороших свойствах ночи перед Рождеством. Как нечистая сила, в наш дом вместе с пургой ввалился Евсей.

 

– Собирайтесь, – хмуро сказал он казакам. – Совсем шатуны озверели. Вы с нами, командир? – добивал уже для меня.
Ну куда же я денусь? Тем более что мне было очень интересно, кто такие эти самые шатуны и с чего это они озверели? К тому же Евсей явно собирался опробовать на практике все новые фишки казацкого спецназа. Я выдал ему многое из увиденного в фильмах. Что-то было отвергнуто, а что-то принято к освоению. Одних свето-шумовых гранат у Корнея заказали два десятка штук.
О том, кто такие шатуны, я узнал во время недолгих сборов, которые, впрочем, были намного дольше, чем до появления новой тактики: спецгруппа обросла дополнительным имуществом, и к месту происшествия мы выдвигались на санях. Тут как раз пригодилась непривередливость моей лошадки. Жеребец Демьяна в оглобли точно не пошел бы.
Шатунами в этом очень необычном городе называли полулегальных добытчиков, которые, как и медведи-шатуны, не желали поддаваться зимнему покою. Когда Стылая Топь – до сих пор не могу понять, почему самое теплое место в Сибири назвали стылым, – замерзала, туда шли авантюристы всех мастей. Они рубили деревья, рыли болотную руду, из которой получалось железо с очень необычными свойствами, и гибли, потому что Топь замерзала не полностью и не все ее обитатели впадали в спячку. Вот весь этот пережитый страх они и глушили кто водкой, а кто и опиумной пыльцой. Имперские власти пока еще не осознали всей опасности наркомании и смотрели на эти дела сквозь пальцы. Пыльца была одним из товаров, который производился на энергетическом заводе. Она шла для нужд фармакологии, к тому же во многих столицах мира золотая молодежь считала вынюхивание колбочек с пыльцой модной фишкой.
Ну, дуракам закон не писан.
Время наркополиции еще, конечно, придет, но пока эта болячка развивается намного быстрее понимания обществом и власть имущими масштабов грядущей проблемы.
В Топинске же пыльце пока предпочитали водку, и я планировал сделать все, чтобы в дальнейшем так и оставалось. Впрочем, хватало и оригиналов. Вот один из таких и перебрал с пыльцой и сейчас разносит один из множества кабаков на окраине Топинска, в которых обычно отдыхают шатуны.
Мы свернули с оживленных улиц и скоро оказались в предместье, по которому ходили толпы ряженых и больше орали, чем пели колядки. В центре это действо имело более культурный вид, но здесь у народа праздник становился поводом для пьянки, а не для веселья или тем более христианского просветления. Пострадавший кабак вообще находился в таких трущобах, где даже колядовать никто не ходил – напивались так, без лишней мишуры. Так как формально это был всем известный Болотный конец, происшествие подпадало под юрисдикцию моего старого знакомца Ивана Митрофановича. Он уже был здесь, пытаясь всего с тремя своими подчиненными-городовыми хоть как-то справиться с ситуацией.
– Доброго здравия, Митрофаныч, – поприветствовал околоточного Евсей.
– Да какое уж тут здоровье, – устало вздохнул полицейский и, заметив меня, добавил: – Здравия желаю, ваше благородие.
– Здравствуйте, Иван Митрофанович. Как тут дела? – поинтересовался я, собираясь принять живейшее участие в процессе.
Околоточный покосился на казака и получил в ответ утвердительный кивок. Такое скупое пояснение его вряд ли устроило, но перечить старый полицейский не стал:
– Ванька Грошин, зараза такая, заблажил по-черному. Говорили ему люди, не нюхай эту дрянь, так нет же, убогий, никого не слушает.
– Неужели шатуны сподобились пыльцу собирать? – уточнил Евсей, пока Григорий с Демьяном разгружали сани.
– Откуда там, – отмахнулся околоточный, настороженно поглядывая на странные действия казаков. – Они только дерево возят да черную морошку собирают. Ну, иногда на бобура наткнутся, а там уж кто кого.
– Похоже, соврали нам заводские, – хмуро заявил Евсей.
– Да уж, – так же невесело согласился я.
Как и подозревал Дмитрий Иванович, жандармский ротмистр слукавил, когда говорил, что у пойманных с помощью экспериментальной гранаты грабителей нашли всю пропавшую партию наркотической пыльцы. Полумагическая дурь оказалась на улицах города, и теперь городовому и казакам придется все это расхлебывать. Так что я очень вовремя влез со своими новшествами.
– А что это вы делаете? – не выдержал околоточный и задал явно мучивший его вопрос.
И ему было чему удивляться. Казаки, включая подошедшего к саням Евсея, начали преобразовываться. На голову они надели шлемы едва ли не времен богатырей. Сдержать пулю такая штука не могла, так что мы с мастером-железнодорожником усилили их налобными пластинами. О таких штуках я узнал, когда пытался выяснить функционал рожек на немецких шлемах. Праздное любопытство дало неожиданный результат – рожки оказались креплениями для налобной пластины, усиливавшей защиту передней части шлема. От пластин со временем отказались, так как они были слишком тяжелы, а остановленная таким усилением пуля все равно ломала солдату шею. При этом крепления остались.
У нас пластины крепились обручем и напоминали поднятые на шлем очки лыжников. Вторым новшеством стали самые настоящие бронежилеты. Они выглядели практически аутентично.
Было видно, что казаки немного стесняются этого маскарада, – облачались они с нарочито серьезными лицами.
Городовые по-прежнему пребывали в шоке. Это странное состояние разрушили жуткие, похожие на звериные, вопли внутри кабака. Они же оживили и меня. Увы, в участии в самом штурме мне было отказано, но я мог заняться планированием.
– Сколько их там? – спросил я у околоточного.
– Пятеро, – сначала вяло, а затем встряхнувшись, бодрее начал докладывать околоточный. – Ванька и четверо его подельников. Анастас говорит, что эти убогие решили намешать пыльцы с беленькой.
– Анастас? – переспросил я.
В ответ околоточный указал рукой на не по погоде одетого и уже замерзшего мужика в характерной одежде кабатчика – почти как у половых, только с дорогой жилеткой. Два его подчиненных тоже были здесь, и тоже полураздетые.
– Вы владелец кабака? – подошел я к явно нервничающему бедолаге.
– Управляющий, ваше благородие, – испуганно поклонился Анастас.
Он явно боялся за последствия и не уходил в тепло, а его подчиненные не смели оставить начальника. Скорее всего, воспаление легких они схватят тоже на троих.
– Внутри есть еще кто-то, кроме шатунов?
– Нет, – мотнул головой замерзший мужик, – поварих я сразу услал, а половые выскочили, когда эти начали бить посуду.
– Какие окна выходят в зал, а какие на кухню? – быстро спросил я.
– Эти на кухню, – указал кабатчик рукой на два крайних справа окна. – И одно за углом. Остальные в зал.
– Хорошо, – кивнул я и добавил приказным тоном: – А сейчас убирайтесь в тепло.
– Но как же… – попытался возражать Анастас.
Не желая спорить, я покосился на Ивана Митрофановича.
– Ты что, варнак, от холода туговат на ухо стал? – зарычал околоточный. – А ну выполнять приказ его благородия. Быстро!
Работников сферы услуг как ветром сдуло, и они мгновенно растворились в круговерти снежинок.
– Евсей, – подошел я к полностью готовым казакам. – Вон в те два окна гранату не бросайте. Там кухня.
Казак, в новом образе похожий на Алешу Поповича, молча кивнул. Затем подбежал к окну у двери и разбил его рукоятью большого капсюльного револьвера.
Сначала Евсей решил использовать доброе слово.
– Ей, шатуны, хорош блажить. Выходите с поднятыми руками. Оружие на снег.
Смотри ты, запомнил мои слова, которые я приводил для примера, спионерив из советского фильма.
– Да говорили уже. Без толку, – вздохнул стоявший рядом со мной околоточный. – Сначала токмо ругались, а потом вообще рычать начали. Если там есть эти… – Покосившись на меня, он стушевался. – В общем, только на Евсея и надежа.
Похоже, тайна казака-оборотня известна многим, но афишировать ее никто не спешил.
В ответ на миротворческий призыв Евсея сначала раздался звериный рык, затем внутри дважды грохнул выстрел.
А вот это уже плохо.
Меня посетило чувство дежавю, так что я на всякий случай отошел к саням и взял из сумки трофейный револьвер. После взятия бандитского притона хомяческая натура казаков обеспечила нас дополнительным оружием, которое мы тоже немного модифицировали.
На выстрелы казаки отреагировали действием. Демьян, выставив перед собой усиленный стальными полосками щит, приготовился. Евсей с Григорием активировали гранаты и забросили их в разные окна. Внутри гулко грохнул двойной взрыв, сопровождавшийся яркой вспышкой.
– Бомбарды! – хрипло выдохнул околоточный. – Очумел перевертыш, что ли? Они же там и людей, и утварь покрошат!
– Все будет нормально, – постарался я успокоить старого полицейского, но без особого успеха. Особенно учитывая тот факт, что сразу после входа в трактир парни начали палить почем зря.
– Они же положат всех! Шатуны за такое утопят город в крови!
Я еще раз хотел успокоить слишком уж нервно реагирующего блюстителя порядка, но тут уже разбитое Григорием окно брызнуло остатками стекла и рамы.
Да уж, действительно дежавю, правда, с небольшими отклонениями – выскочивший из окна голый по пояс мужик рванул не на меня, а куда-то в сторону, но это никак не отменяло того, что мне нужно сделать. Прицелившись, я начал стрелять. Здоровенный револьвер неприятно ударил в руку. Затем еще раз, и еще.
Обнюхавшийся нарик не только сумел как-то пережить оглушение, но еще и выдержать удар четырех пуль. И тут жесткий удар выбил оружие из моих рук.
– Да что же вы творите, душегубы! – заорал ловкий не по годам околоточный, потащив из кобуры уже свой револьвер.
В кого это он собрался стрелять?!
– Иван Митрофанович, вы в своем уме?! – грозно воскликнул я, пока старик не наделал глупостей. – Быстро вяжите преступника, пока он не очухался.
– Кого вязать, вы же его… – встопорщив усы, зарычал околоточный, но тут же замолк.
Он все же оглянулся на подбитого мной на взлете дебошира и увидел, что тот начал шевелиться.
– Если встанет, сами будете за ним по городу гоняться. Лично, – с недоброй улыбкой сказал я.
Симпатия симпатией, но он меня начал утомлять.
– Иван Митрофанович, – позвал непосредственного начальника склонившийся над слабо шевелящимся телом городовой. – На нем ни царапины. Одни синяки!
– Но как? – растерянно проговорил как-то враз осунувшийся околоточный, переводя взгляд с меня на вязавших наркомана городовых.
Секрета из своих нововведений я делать не собирался и быстро объяснил старику принцип действия резиновой пули.
– Иван Митрофанович, – примирительно сказал я, – конечно, нужно было бы вас предупредить, но это не повод нападать на офицера.
– Простите, ваше благородие, – сразу набычился старый полицейский.
Оно и понятно, никого не обрадует необходимость выслушивать наезды, а затем самому же извиняться перед юнцом, будь он хоть сто раз офицером.
– Давайте просто забудем это недоразумение, – улыбнулся я старику и добавил: – Если не затруднит, помогите парням вытащить из кабака арестованных.
Демьян с Григорием как раз выволакивали наружу связанного мужика. А Евсей наверняка проводит, так сказать, инвентаризацию имущества шатунов. Нужно поговорить с ним на эту тему – как бы мародерство не вылезло нам всем боком.
В принципе наша роль на этом закончилась. Городовые погрузили арестованных на сани, а прибежавший из соседнего дома управляющий кабака с причитанием нырнул в свое заведение.
И все же Евсей решил выступить на бис. Зевак собралось очень много, так что слушателей хватало. Казак вышел вперед и снял шлем:
– Слушайте меня и передайте другим! Я старший урядник Евсей Волканов. Отныне с потерявшими всякое вежество шатунами и прочими бузотерами разговор будет короткий. Ежели сказано кончать безобразия, значит, нужно подчиняться немедля, иначе будет как с этими шатунами.
На этом пламенный оратор выдохся и, сплюнув на землю, пошел к нашим саням. Казаки разоблачились, погрузили снаряжение, и мы наконец-то отправились домой.
Чиж не дождался нашего возвращения и уснул на своей лавке, но, как только мы вошли, тут же вскочил на ноги.
– Спи уже, – добродушно отмахнулся Евсей, но парень протер глаза и начал быстро собирать на стол.
В общем, праздничный ужин вышел скомканным, коротким и лишенным торжественности.
Ничего, завтра наверстаю. Сегодня мои друзья празднуют в кругу семьи, а вот с утра мы постараемся найти приключения на свою голову. Надеюсь, эти самые приключения не перепрыгнут из разряда веселья в статус неприятностей, как это обычно бывает у слишком уж разухабистой молодежи.
Довольно странное ощущение – прожив на свете столько лет, причислять себя к молодежи.
Усмехнувшись неожиданным мыслям, я поднялся к себе. Спать не хотелось, поэтому уселся за стол, взял листок бумаги и начал думать, как превратить наши монструозные револьверы в барабанные карабины. Мысль о том, чтобы влезть в современные реалии с идеей автоматического оружия, была мной отброшена сразу. Пусть воюют как умеют, а для моих целей хватит и револьверов. Закончив с чертежом, я взялся за чистку оружия.
Да, еще нужно подумать насчет сменного барабана, но это уже вопрос к Корнею Васильевичу. Да и перезарядку резиновыми пулями пусть тоже сам произведет, а то мне что-то лень.
Закончив с делами, я подхватил подарки и тихо спустился вниз. После стресса и пары рюмок водки все казаки спали как убитые, в углу на топчане тихо посапывал Чиж. Из-за печки послышался тихий, но постепенно нарастающий свист.
– Кузьмич, – шепотом зарычал я, укладывая под елку подарки, – даже не думай.
Мое внушение подействовало, и свист пропал. К счастью, никто не проснулся.
Ну и ладно. Пусть спят. Хватит с нас в эту ночь приключений. Надеюсь, завтра они будут в избытке, и только самые приятные.
Назад: Часть вторая
Дальше: Глава 2