Глава 14

Да, даже при наличии мощного дульного тормоза и амортизирующего приклада отдача у любой крупнокалиберной снайперской винтовки солидная. Она в состоянии человеческое тело с места сдвинуть. Особенно при стрельбе стоя или с колена.

Но сейчас мои снайперы лежали. Я еще пять минут назад рассмотрел их ноги, не умещавшиеся на площадках. Тот и другой могли опереться каблуками разве что о воздух. Но сдвинуть с места тело лежащего снайпера отдача не сумела бы.

Тем не менее я желал обеспечить снайперам наибольший комфорт в работе, да и о собственной безопасности тоже подумал. Поэтому послушно сделал шесть шагов вправо и остановился рядом со старшим сержантом Стразаридзе. Он в прицел автомата наблюдал за своим бойцом, которого только что послал вперед. Лишь там я поднял к глазам бинокль.

Спину рядового Макеева я видел хорошо. Он бежал быстро, не пользовался очками ночного видения, которые, как и я, из рюкзака даже не вытащил, и стремительно приближался к позиции, на которой стоял пулемет. Сержант Махалов, видимо, что-то услышал, обернулся и приподнялся при его приближении.

Их разговор между собой, который в любом случае состоялся, поскольку бойцы должны были обсудить предстоящие действия и разделить обязанности, я не слышал. Махалов отключился от связи. Наверное, он собирался дать еще несколько очередей из пулемета или же хотел поручить это дело кому-то из пары бойцов его отделения, которые находились рядом со своим командиром. Сержант заранее предупредил меня об этом.

А у рядового Макеева был, как мне уже объяснил старший сержант Стразаридзе, сломан микрофон. Не совсем, как я понял, и не сам он, а только его крепление на шлеме. Такое время от времени случается. Микрофон теперь не держался на своем обычном месте и не передавал то, что рядовой говорил. Мои наушники улавливали только отдаленные, ничего не значащие звуки.

Да и разговаривали рядовой с сержантом, надо думать, без крика. Они нисколько не хотели переполошить бандитов, дать им понять, что спецназовцы что-то против них задумали.

А потом, как показал мне бинокль, оба пригнулись и перебежали вперед метров на двадцать. Какое-то время тот и другой лежали за одним большим валуном, проверяли, не последует ли со стороны пары бандитов, остававшихся в живых, какой-то реакции на их перебежку. Ничего подобного не произошло.

Бежали бойцы совершенно правильно, не топали. Надо думать, они обходились без мата, брошенного в сторону ночной темноты и всем надоевших горных ущелий. Их дно стабильно бывает усыпано камнями самого разного размера, о которые запросто можно споткнуться.

Чтобы такой беды не произошло, требуется, во-первых, уметь не только видеть, но и чувствовать то, что у тебя под ногами. Во-вторых, необходимо ставить ступню особым образом. Мои солдаты всему этому были обучены. Я сам их натаскивал. Поэтому темнота им не страшна.

Я продолжал наблюдение в тепловизор. На мой взгляд, передвигались бойцы совершенно правильно. Автоматы с ночными оптическими прицелами были у того и у другого. Конечно, оба полагались на снайперов, да и на пару солдат первого отделения, которые вели постоянный обстрел импровизированного бруствера позиции бандитов.

Тем не менее оба спецназовца помнили старое правило. Полагаться на товарища в бою, конечно, можно, но надо и самому постоянно заботиться о собственной безопасности.

Поэтому бойцы стремительно совершали перебежки от одного камня к другому, который облюбовывали заранее. Длина их рывков составляла максимум пять шагов. Спецназовцы передвигались поочередно. Они не обязательно прятались за одним и тем же камнем. Более того, с каждой перебежкой расстояние между рядовым и сержантом увеличивалось.

Странно, конечно, говорить, что два человека разворачивали веер. Обычно это делает как минимум отделение. Но они действовали именно так.

При этом рядовой с сержантом ни на миг не забывали об обязательном правиле. Когда один перебегал, второй переводил дыхание, наводил ствол на бандитский бруствер и держал его под прицелом. Нельзя было допустить, чтобы кто-то из боевиков вздумал высунуться оттуда, даже просто протянуть руку с оружием и дать перед собой неприцельную очередь. Пусть она и пущена наугад, в белый свет как в копеечку, но по закону подлости всегда может оказаться точной и в кого-то попасть.

Если вдруг рука с оружием высунется, то автомат бойца, прикрывающего перебежку товарища, сразу ударит по ней. Тут же, естественно, вступят в работу и две крупнокалиберные снайперские винтовки, пара автоматов, а то и пулемет «Утес». Тогда уже бандитам не удастся понять, что огонь по ним велся с короткой дистанции. Такая очередь не выдаст метателей ручных гранат.

Но бандиты понимали, что попали впросак. Они видели, что у них даже отступить возможности не имеется, стремились продлить свои жизни хоть на несколько минут, плотно вжимались в землю и дожидались, когда это все хоть как-нибудь закончится. Им было предельно ясно, что долго так продолжаться не может. Вот-вот произойдет нечто такое, что станет для них трагическим финалом.

Надеяться им по большому счету было уже не на что и не на кого. Боевики знали, что банда уже уничтожена, сами видели трупы своих собратьев.

Тут у меня в кармане снова завибрировал мобильник. Мне пришлось опустить бинокль и достать его оттуда. Признаться, я торопился, думал, что звонит подполковник Звягинцев, и опасался, что во втором ущелье дела вдруг пошли наперекосяк.

Но оказалось, что звонил мне подполковник Рагимов. Для разговора со мной он не попросил шлем у одного из бойцов взвода, находившихся рядом с ним и с пулеметом, предпочел воспользоваться телефоном. По этому обстоятельству я догадался, что ему только что кто-то позвонил и передал какое-то важное сообщение, которым он теперь и спешил поделиться со мной. Мобильник оставался у него в руке, поэтому он воспользовался именно им.

Я решил удивить руководителя следственной бригады своей проницательностью и сказал:

— Слушаю вас, товарищ подполковник. Вам ведь что-то важное сообщили, не так ли?

— Ты что, в бинокль за мной присматривал, старлей? — резко и очень недовольно спросил Рагимов.

Оказывается, следаки не любят, когда за ними подсматривают, хотя сами это практикуют постоянно.

— Боишься, что я натворю каких-то ненужных дел? — продолжил подполковник.

— Никак нет! Просто я просчитал ситуацию, как и положено поступать военному разведчику, — объяснил я свой вывод.

— Вполне резонно ты, старлей, мыслишь. Мне бы своих подчиненных научить так рассуждать.

Я не стал советовать подполковнику отправлять их хотя бы на время к нам на службу даже рядовыми. Ни один из этих мужчин не выдержал бы наших нагрузок, размазался бы по камушкам при первой же легкой разминке.

— Ладно, болтать мне некогда. Короче говоря, дело обстоит так. На райцентр недавно было совершено нападение с помощью беспилотника самолетного типа. Оператор выпустил со штурмовика две ракеты. Одна попала в здание управления полиции. Погибли семь человек. Шесть сотрудников вместе с начальником и один задержанный, подозреваемый в связях с террористами. Есть мысль, что нападение было совершено именно из-за него. Он слишком много знал и мог рассказать, слить кого-то на допросе. Вторая ракета угодила в здание районной администрации с той стороны, где находится актовый зал. Она прямо в окно влетела и взорвалась внутри. В помещении только что закончилось совещание районного актива, и не все его участники успели выйти оттуда. Восемь погибших и множество раненых. Ракеты, скорее всего, имели систему высокоточного наведения. Начальство меня со следственной бригадой хотело туда направить и очень удивилось тому факту, что мы ведем бой здесь, в ущелье, зачищенном спецназом ГРУ.

Он говорил о зачистке, проведенной нами, даже с некоторым осуждением, так, словно именно мы были виноваты в том, что бандиты напали на следственную бригаду.

Мне это не очень-то понравилось, тем не менее я не стал заострять этот вопрос, а всего лишь высказал свою версию:

— Товарищ подполковник, я подозреваю, что это была та самая бандгруппа, с которой мы в настоящее время ведем бой.

— Я тоже так подумал. — По голосу Рагимова мне было понятно, что он бессовестно врет и нисколько не краснеет при этом. — Но, чтобы это доказать, нам следует иметь хотя бы одного пленника! А твои парни сейчас уничтожат последнюю пару боевиков.

— Попробую что-то сделать, — сказал я, закончил разговор, убрал телефон, вызвал на связь сержанта Махалова и поднял к глазам бинокль.

Я увидел, что сержант Махалов с рядовым Макеевым продолжали охватывать противника веером. Они уже разошлись так далеко, что общаться друг с другом теперь могли только знаками, которые видели в прицелы автоматов. Для разговоров по внутривзводной связи Макееву пришлось бы держать микрофон в руке. Но слышать всех нас он должен был в любом случае, поскольку наушники у него не были выломаны из гнезд в шлеме.

Но я все же сначала обратился напрямую к Киму Махалову. Ведь именно он и должен был дать сигнал к синхронному броску гранат.

Как только сержант включился в систему связи, я проговорил:

— Махалов, тут обстоятельства слегка изменились. Подполковник Рагимов слезно просит добыть ему живых бандитов для допроса. Можно что-то придумать?

— Если есть необходимость, то сделаем, товарищ старший лейтенант.

— Включаю общую связь!

Это уже само собой означало, что включить гарнитуру обязаны были все, в том числе и два бойца первого отделения, которые прикрывали передвижение своего командира и рядового Макеева. Пуск режима общей связи осуществлялся нажатием одной кнопкой на коммуникаторе «Стрелец».

При этом я допускал, что нас могут услышать и бойцы второго отделения, оставшиеся вместе с подполковником Звягинцевым в другом ущелье. Не исключено, что они сообщат мне какие-то новости оттуда. Это несмотря на то, что на моем планшетнике второе отделение в настоящий момент не высвечивалось даже точками.

Но связь — это всегда вещь непредсказуемая. Случается, что она прекрасно проходит даже при том, что один из ее участников располагается где-то в глубокой пещере, а второй — вообще по другую сторону хребта. Порой на открытом месте вдруг ни с того ни с сего возникают помехи, мешающие разговаривать.

Специалисты говорят, что виной всему какие-то металлические руды, содержащиеся в почве. Может, магнитные или еще какие-то. Не знаю, я под поверхность земли не забирался и вообще рассчитываю еще какое-то время прожить наверху.

Мой вызов по общей связи не требовал подтверждения от каждого бойца. Просто все они были обязаны в нее включиться по приказанию командира, слушать его распоряжения и приказы.

— Снайперы, стрелять только в крайнем случае, если будет реальная угроза жизни других бойцов! — приказал я. — Просьба подполковника Рагимова — взять бандитов живыми для допроса. Если все же будет необходимо открыть огонь, то постарайтесь бить по конечностям. Такие попадания не всегда смертельны. Это ко всем относится. К пулеметному расчету тоже. Даже в большей мере, чем к другим.

Я не стал расшифровывать, почему к пулеметчикам мое распоряжение относится в большей мере. И так должно быть понятно, что это оружие не идет ни в какое сравнение со снайперской винтовкой по разбросу пуль, даже на предельно короткой дистанции. Такая параллель просто некорректна. Но тем проще пулеметчикам сорвать планы, как свои собственные, так и бандитов.

— Понял вас, товарищ старший лейтенант, — за себя и за Агафонова отозвался сержант Сухогоров.

— Задача ясна, — ответил один из тех солдат, которые были раньше в команде Махалова, а теперь остались рядом с подполковником Рагимовым.

Я же продолжал наблюдение в бинокль.

Рядовой Макеев тоже, конечно, мою команду услышал, как я понял по его обмену знаками с сержантом Махаловым. Связью бойцы не пользовались, из чего я сделал вывод, что они подошли к бандитам предельно близко и не рисковали разговаривать даже шепотом.

По этой причине я даже с Махаловым разговаривал предельно коротко, не лез к бойцам со своими командирскими советами. Они и сами очень даже неплохо умеют делать все, что нужно.

Должно быть, бандиты сейчас переговаривались между собой, скорее всего, тоже шепотом. Мои бойцы слышали противника и не желали повторять его ошибку. Бандиты своими переговорами показывали их месторасположение.

Командовал захватом, естественно, сержант Махалов, намного более опытный человек и старший по званию. Я его жесты даже в бинокль отлично читал. Ким предложил Макееву приблизиться вплотную к камням, которые стояли грядой, разделяли моих солдат и бандитов.

Последние метры бойцы преодолевали даже не ползком, а на четырех конечностях, держа ноги постоянно согнутыми. Это давало им возможность в любой момент совершить пружинистый прыжок в сторону или на противника. Тут главное — не потерять контроль времени. Поскольку данная поза, если ты на четвереньках сидишь излишне долго, задерживает кровь в лимфатических узлах, находящихся спереди, в местах соединения бедер и таза. Тогда ноги перестают слушаться тебя и быстро реагировать на команды мозга.

Но сержант и рядовой отлично знали это. Потому они и подобрались к гряде камней предельно быстро. Махалов дал командную отмашку рукой. Бойцы с места запрыгнули на достаточно высокие камни и оказались прямо над бандитами. Каждый из них навис над своим противником.

— Не суетись, браток! — донесся до меня через наушники резкий окрик сержанта Махалова. — Пристрелю при первом же резком движении.

Тут же прозвучали две короткие очереди, но выпустил их рядовой Макеев.

— Что там?.. — спросил я, не сильно беспокоясь, потому что с моими парнями явно никакой беды не случилось.

— У Макеева противник оказался в доску пьяный или обкуренный, пытался за оружие схватиться, получил дырки в ноге и руке. А тебе я сейчас голову, козел, прострелю! — Последняя фраза сержанта относилась явно не ко мне. — Сиди тихо! Руки за голову! Вот так, умница, соображаешь, что к чему. Лучше как угодно жить, чем помереть здесь и сейчас. Правильно, так и делай. Когда руки за головой, зевать удобно.

— Взвод, вперед! — дал я команду и уже на бегу вспомнил, что снайперы находятся почти рядом с воротами, ведущими в ущелье. — Сухогоров, выйди на открытое место, попробуй связаться со вторым отделением. Если получится, задержись на месте, будешь ретранслятором.

Комплекс разведки, управления и связи «Стрелец», как надо правильно называть наш коммуникатор, имеет полезную функцию, при активации которой любой боец взвода может стать ретранслятором, будет обеспечивать устойчивую связь между отдаленными объектами. Работая в этом ущелье, я старался не забыть о том, что одно отделение моего взвода сейчас находилось в другом, под командованием человека, не имеющего достаточного боевого опыта. С бандитами в том ущелье, кажется, было покончено, но все же беспокойство за второе отделение в душе у меня присутствовало, никуда не девалось.

Сам я бежал впереди взвода. Бойцов, которые были рядом, я легко обогнал. Они пропускали меня, уступали мне дорогу. Тем не менее у каменной гряды, где раньше прятались опасные бандиты, до меня оказались два солдата первого отделения, оставившие на месте пулемет «Утес», мимо которого я пробежал.

Там же находились подполковник Рагимов с двумя следователями и пара ментов из охраны. Один из них усердно размахивал левой рукой, перебинтованной в предплечье. Касательное пулевое ранение не мешало ему бегать и стрелять.

К тому моменту, когда я заскочил на самый крупный камень в гряде, чтобы все видеть, менты уже заламывали пленникам руки за спину и замыкали наручники. Один из бандитов был ранен в руку и в ногу, о чем говорила его окровавленная одежда. Он издавал крики боли, потому что руки ментов нежностью не отличались, и пытался сопротивляться. Второй был спокоен и молча позволял делать с собой все, что ментовской душе угодно.

Я с камня молча наблюдал за тем, как менты надевали на запястья пленников наручники. Мы в спецназе ГРУ этими браслетами пользуемся довольно редко. Скорее всего, именно потому, что сами обучены снимать их с помощью простого кусочка проволоки. Для такого замка достаточно будет канцелярской скрепки.

Тем более что менты защелкивают наручники, отведя руки арестантов за спину. Пленник всегда может сесть так, что никто не увидит, что делают его руки. Вряд ли кто-то сможет когда-нибудь доказать мне, что невероятно сложно обучить бандитов снимать наручники с помощью того же куска проволоки.

Чтобы не возникло подобных эксцессов, мы предпочитаем руки пленникам, если таковые у нас появляются, попросту связывать. Для этого подойдет даже самый обычный бытовой скотч.

У нас есть свой собственный способ, разработанный в коридорах ГРУ. Во-первых, руки арестанта связываются спереди, чтобы они всегда были на виду. Во-вторых, ладони клиента следует развернуть в разные стороны и плотно примотать одну к другой тыльными сторонами. Веревка или скотч захватывают предплечья арестанта. В отдельных случаях, если гибкость рук пленника это сделать позволяет, мы связываем даже его локти.

Кто-то называет такой способ связывания садистским. Да, я соглашусь, что особых удобств он человеку не предоставляет. Руки, находящиеся в неестественном, вывернутом состоянии, быстро устают. Но в такой позе пленник не в состоянии не только избавиться от веревки. Он не может ударить тебя двумя руками, как это порой случается, когда наручники застегнуты спереди.

Я сам таким ударам обучен. Тренировался на боксерском мешке. Использовать его в боевой обстановке мне, к счастью, не доводилось. Но я уверен в том, что этим ударом, если он будет нанесен правильно, точно и достаточно резко, я смогу уронить и обезвредить человека с самой гранитной челюстью, не чувствительного к простым ударам.

Я посмотрел на подполковника Рагимова, который только-только убрал телефон в чехол на поясе. Он при мне, не особенно стесняясь, доложил своему руководству, что в ходе боевых действий бандиты уничтожены силами следственной бригады при поддержке двух отделений спецназа ГРУ и захвачены двое пленников. Это звучало в устном докладе именно так: «силами следственной бригады». Точно так же, надо полагать, будет написано и в рапорте подполковника.

Мой рапорт с реальным описанием событий уйдет только к начальнику штаба сводного отряда спецназа ГРУ и затеряется среди великого множества всяческих бумаг. Хотя обычно я пишу два рапорта. Один из них, кстати, именно для руководителя следственной бригады. Этот документ обычно служит для него руководством к действию на месте события и в более высокие инстанции не идет.

Судя по тому, что сейчас Рагимов не требовал от меня написания рапорта, он ему был и не нужен, поскольку подполковник сам был участником всех событий. Мой рапорт позволял бы толковать участие следственной бригады как пассивное. Конечно, такая бумага, скорее всего, не пошла бы дальше рук подполковника, но вдруг кто-то увидел бы его! Случайности всякие бывают.

— Товарищ подполковник, мне рапорт писать? — все же спросил я.

— Зачем? — подтвердил Рагимов мое мнение. — Я все сам видел.

— Товарищ старший лейтенант! — вышел на связь сержант Сухогоров. — Я только что добрался до второго отделения. Сначала по индивидуальной линии с Гориным, потом и общая включилась. Они работу закончили, готовы были выехать на соединение с нами, но подполковник Звягинцев потребовал, чтобы отделение встало на охрану склада с комплектующими для беспилотников.

— Сейчас связь есть? — спросил я.

— Так точно. Вполне нормальная. Но сначала была, как я уже сказал, только по индивидуальному каналу с сержантом Гориным. Потом и все отделение включилось.

— Нормально. Оставайся на месте. Работай как ретранслятор. Мы здесь все завершили. Скоро выйдем к БМП. Дожидайся на броне. Можешь вздремнуть.

— Понял. Жду. Рядовой Сысоев работает как второй ретранслятор.

— Горин! Аркаша! — позвал я командира второго отделения.

— На связи, товарищ старший лейтенант! — сразу отозвался сержант, видимо слышавший наш разговор.

— Подполковник Звягинцев от тебя далеко?

— В десяти шагах.

— Выдели ему на пару минут свой шлем, я поговорю с ним.

— Одну минутку, товарищ старший лейтенант.

Хотя сержант и убрал ото рта микрофон, наушники все же донесли до меня, как он зовет подполковника Звягинцева. Тот, как я себе представлял, и в самом деле находился недалеко от Горина и двинулся ему навстречу.

— Слушаю тебя, старлей, — тут же проговорил он и осведомился: — Как у тебя обстановка?

— Завершили работу. Сейчас будем выдвигаться на выход из ущелья. Что там с моим отделением?

— Твои парни заняты на охране складов банды. Важно передать все комплектующие дронов на экспертизу, чтобы определить страну-производителя. Это политически важный вопрос, который даст нам сильные контраргументы для разговора с любой страной. Поэтому нельзя, как я считаю, оставлять склады без охраны.

— Понятно. А что с пленниками?

— Они освобождены. Рядом с их пещерой стоял часовой, которого ликвидировал твой снайпер. Сами пленники были связаны по рукам и ногам. В том числе и Даниял Гадисов. Я решил пока на него не давить. Он тесно сотрудничал с бандитами. Я думаю, что это продолжится и в дальнейшем. Мы просто будем держать этого типа под присмотром, через него выйдем на другую банду, которая может пожаловать на место уничтоженной.

— Как долго еще, товарищ подполковник, мое отделение будет занято?

— До прибытия следственной бригады. Она уже должна была отправиться к нам на трех вертолетах. Я так просил, чтобы твой взвод вывезти. Я разговаривал с механиком-водителем БМП. Он посетовал, что горючего не хватит на возвращение. Я заказал. Вертолеты доставят несколько бочек. БМП двинутся своим ходом, а взвод отправим на вертолетах, которые потом вернутся за содержимым складов. Устроит тебя такой вариант?

— Вполне, товарищ подполковник. Взвод устал. Бойцам требуется просто отоспаться.

— Я тоже так подумал. В боевых условиях режим «нон-стоп» утомляет очень сильно.

Я был рад, что подполковник Звягинцев проявил необходимую заботу о моих бойцах.

— Конец связи, товарищ подполковник.

— Конец связи.

Я отошел в сторону, сел на камень, очертаниями напоминающий кресло с низкой спинкой, и только тогда почувствовал усталость. У меня против моей воли начали слипаться глаза. Мне захотелось снять шлем и положить руки на подлокотники. К счастью, таковых, даже каменных, здесь не существовало.

Я не стал снимать шлем и по внутривзводной связи вызвал своего заместителя Ничеухина.

— Здесь я, товарищ старший лейтенант! — Старший сержант мигом вынырнул откуда-то из-за моей спины.

— Выводи взвод к БМП. Я только с подполковником Рагимовым попрощаюсь и догоню вас.

Лишь теперь я заметил, что небо стремительно светлеет, хотя солнца видно еще не было. В горах рассвет всегда приходит быстро.