…Казалось, в этой комнате ничего не менялось со времён Гражданской войны: пол, выложенный красным кафелем, пожелтевшие фотографии на стенах, облупившееся гипсовое распятие, две старомодные кровати с никелированными шарами, стоящие в глубоком алькове, окно с балконом, ограждённым чугунной решёткой.

Дом был старый, и его толстые крепостные стены защищали, как видно, не только от июльского зноя, но и от неумолчного потока времени.

Вот сейчас откроется тяжёлая дверь, и на пороге появится стройная и гибкая, словно толедский клинок, герцогиня Альба. Или герцогиня ди Медина-Сидония в чёрном бархатном платье, пришедшая на тайное ночное свидание с талантливым, но бедным молодым поэтом или художником…

Но было раннее утро, и появилась на пороге вовсе не герцогиня, а хозяйка дома, почтенная сеньора Ампаро – толстая, носатая, с чёрной бородавкой на щеке. Из бородавки торчал пучок седых волос.

– И за всё это – пятьсот евро в сутки? – сказала Элис. – Вы спятили, любезная Ампаро. В прошлом году мы с Марком платили сотню, и то считали, что много… Ведь у вас даже кондиционера нет!

– Дорогая сеньора Алисия! В прошлом году здесь не было такого наплыва туристов. А нынче как сбесились! Вчера два каких-то англичанина предлагали за комнату вдвое больше, но муж сказал, что спустит поганых извращенцев с лестницы. Вы же знаете моего Херальдо… А вам и сеньору Маркосу мы всегда рады, но сами понимаете – кризис… К тому же наш премьер сказал, что Испания поднимается с колен и что довольно пресмыкаться перед Штатами… Я, конечно, не имею в виду вас с сеньором Маркосом… К тому же Хуанито уже принёс ваш багаж! Не тащить же его назад?

В комнате появился подросток, с кряхтением волочивший два чемодана. Из одежды на нём были одни шорты.

– Encierro начнётся в шесть, – сказал Хуанито. – Сеньора Алисия, вы разрешите мне посмотреть encierro с вами на балконе?

– Хуанито, твой английский стал гораздо лучше, – сказала Элис. – А что такое encierro?

– Это когда быки побегут, – сказал мальчик. – И сеньор Маркос. И знаете, сеньора Алисия, все парни мне завидуют, потому что сеньор Маркос останавливается в нашем доме…

– Гнусный льстец! – воскликнула Элис. – Ваше предприятие перейдёт в надёжные руки, сеньора Ампаро. Ладно, чёрт с ним. Не стоит менять привычки из-за какого-то кризиса…

Они с Марком приехали в Памплону часа два назад, но город не спал – на улицах и на Plaza de la Constitucion играли десятки маленьких оркестров и один большой – военный. Улицы были запружены толпами танцующих. Конечно, День святого Фермина не мог потягаться с карнавалом в Рио-де-Жанейро, но только по масштабам, а не по накалу страстей.

Памплона – маленький городок, и его жители мгновенно потерялись в нахлынувшей орде туристов.

Небо освещалось непрерывным фейерверком. Дико гремели негритянские барабаны, завывали флейты и, кажется, даже волынки. Любой хэви метал потерялся бы в этом хаосе звуков…

– Нечего бездельничать! – сказала хозяйка. – Ступай вниз, у отца много дел в кафе. Помочь вам, сеньора Алисия?

– Не нужно, – сказала Элис. – Лучше принесите кофе. Ваш знаменитый кофе! Как я мечтала о нём!

– Это потому что в Америке пьют не кофе, а помои! – с гордостью сказала хозяйка и, тяжело переваливаясь, прошла к двери.

Элис присела на кровать и закрыла глаза. Их автобус пришёл в Памплону с большим опозданием, потому что по дороге то и дело приходилось останавливаться – патрули «гуардиа сивиль» искали очередных баскских террористов.

За окном пронзительно свистели флейты, так что выспаться всё равно бы не удалось.

Дверь распахнулась, и в комнату влетел Хуанито:

– Сеньора Алисия! Вас хочет видеть какой-то американо! Я сказал ему, что нельзя, что вы переодеваетесь, но он вытащил пушку…

Он не договорил, потому что в комнату вошёл молодой человек в сером фланелевом костюме, совершенно неуместном на нынешнем празднике и при нынешней жаре. Только на голове у него почему-то была бумажная клоунская шапочка.

– Рон? – сказала Элис. – Какого чёрта вы здесь делаете?

– Я искал вас, мисс Элис, – сказал Рон. – Долго искал. И всё-таки нашёл.

– Зачем? – сказала Элис. – Мой ответ вам заранее известен.

– И всё-таки я хотел бы вам напомнить, – сказал Рон, – что ваши родители…

– Напомните лучше им, что я уже давно совершеннолетняя, – сказала Элис. – И живу своей собственной жизнью…

– Их тревожит ваша связь с этим русским проходимцем, – сказал Рон. – Во-первых, он намного старше вас…

– Во-первых, он такой же русский, как мы с вами, – сказала Элис. – А во-вторых, нынешние молодые мужчины сами мечтают, чтобы их кто-нибудь трахнул… Хуанито! Маленький негодяй, вон отсюда! Нечего слушать разговоры взрослых!

С обиженным видом – я-де на всякий случай остался, вдруг этот тип будет руки распускать, – подросток прошествовал за дверь.

– Encierro вот-вот начнётся! – сказал он напоследок.

– Ладно, Рон, убирайтесь. Все равно вы ничего не добьётесь, – сказала Элис. – Только зря тратите своё и моё время. Я не собираюсь из-за вас пропустить encierro…

С этими словами она открыла балконную дверь и вышла. Фланелевый Рон последовал за ней.

– Вы бы ещё шубу надели, – сказала Элис. – И вообще – может быть, я стесняюсь появляться в вашем обществе… Марку это может не понравиться…

– Плевал я на этого прощелыгу, – сказал Рон. – Уверяю: короткий мужской разговор – и он сам от вас отстанет…

– Ну-ну, поглядим, – сказала Элис. – Если уж приехали сюда, то любуйтесь этим неповторимым зрелищем. Между прочим, место на этом балкончике стоит немалых денег. Так что пользуйтесь пока на дармовщинку…

Рон со скучающим видом поглядел на весёлую толпу, кишащую внизу, на ранних посетителей кафе, рассевшихся за столиками, на площадь… Казалось, что молодой человек хочет плюнуть кому-нибудь на голову, и только хорошее воспитание мешает ему это сделать.

Смолкли, как по команде, оркестры, и где-то вдали грянул выстрел.

Сначала в конце улицы появилась толпа бегущих мужчин – все в белых рубахах, повязанных красными шарфами, в белых штанах и в красных баскских беретах.

– Ну и где же ваши быки? – сказал Рон.

И появились быки. Восемь быков, восемь тяжелых, чёрных, лоснящихся крупнокалиберных снарядов. Они мчались во весь опор, угрожающе крутя рогатыми башками. За ними шли три вола, гремя колокольчиками.

– А это что за солидные джентльмены? – сказал Рон.

– Вы ничего не понимаете, – с досадой сказала Элис. – Волы не дают быкам повернуть назад… Марк называет их «zagradotrjad».

– А где же сам хвалёный Марк?

– Не туда смотрите. Он не в толпе. Он бежит между быками…

Действительно, между быками, лавируя, виртуозно уклоняясь от рогов, мчался высокий тощий человек, одетый как все участники encierro. Из-под берета торчали седые волосы. За спиной у него болтался традиционный мех с вином.

Вдруг седой неожиданно метнулся в сторону и вскочил на спину одного из быков.

Толпа выдохнула восхищённое «оле!».

– Он не продержится и пяти секунд, – сказал Рон. – Тоже мне, родео устроил…

Но седой продержался и пять, и десять секунд, хотя бык и старался его стряхнуть. Наконец седому это надоело, и он перескочил на быка, бегущего рядом.

Толпа снова приветствовала его восторженным воплем.

– Это мой Марк, – сказала Элис.

– Подумаешь, – сказал Рон. – Рога подпилены. Быков накачали транквилизатором. Знаем мы эти штучки…

Вдруг один из бегущих споткнулся на ходу. Последний бык наклонил голову и отбросил его в сторону. Парень врезался в забор и там остался. На его рубахе расплывалось красное пятно…

– Подумать только, что эти идиоты развлекались так ещё до Колумба, – сказал Рон, когда encierro закончился и они ушли в комнату.

– На завтра будет то же самое, – сказала Элис. – А этих быков убьют сегодня на арене.

– А на арене ваш Марк, случайно, не подрабатывает? – сказал Рон.

– Нет, конечно, – сказала Элис. – Попасть в матадоры труднее, чем в любой элитный клуб…

– Представляю себе жизнь этого типа, – сказал Рон. – Скорее всего он бухгалтер или мелкий клерк. Одиннадцать месяцев в году он сидит за столом в нарукавниках. Хозяин держит его в чёрном теле и к тому же спит с его женой. Сослуживцы ждут не дождутся спровадить его на пенсию. Зато в отпуске такие ребята оттягиваются: восходят на горные вершины, плывут по бурным рекам, ищут под водой испанские галеоны с золотом. И чувствуют себя при этом настоящими мачо…

– Вы дурак, Рон, – сказала Элис. – Марк не бухгалтер. Он сталкер.

– Сталкер – это такой русский бродяжка? – сказал Рон.

Ответить Элис не успела, потому что в комнату влетел запыхавшийся, потный «русский бродяжка». Он остановился, снял со спины бурдюк, откупорил его, запрокинул голову – и тонкая розовая струя устремилась прямо в глотку.

Седой напился, заткнул пробку и с удивлением воззрился на фланелевого Рона:

– Это что ещё за яппи?

– Это человек моего отца, – сказала Элис. – Пришёл наставить меня на путь истинный…

– Интересно, – сказал седой. – Ну и как, наставил?

– Мистер Марк, – сказал Рон. – Я предлагаю вам по-хорошему оставить мисс Берковиц в покое. Пока её семья не обратилась в суд.

– Я тоже предлагаю вам по-хорошему убраться отсюда, – сказал седой. – Иначе вас ждёт неприятнейшая процедура…

– Ага. Папаша хочет меня побить, – оскалился Рон. – Ну-ну, поглядим.

– Нет, – сказал седой. – Я к тебе пальцем не притронусь. Просто ты сам спрыгнешь с балкона. По доброй воле. Тут невысоко. Но ещё не поздно уйти через дверь…

– Сейчас я выбью из тебя всё дерьмо, – сказал Рон.

– Лучше уходите, Рон, – сказала Элис. – Пока Марк добрый.

– Да чтобы я… – начал фланелевый.

Седой сталкер вышел на балкон и крикнул:

– Херальдо, старый чёрт! Сейчас я пришлю к тебе одного настырного американца! Пересади этих девочек за другой столик, потому что он грохнется точнёхонько туда! И возьми с него деньги за порчу имущества!