Дядя Боря и банда «Черной кошки»

Капитан милиции Саратовского горотдела МВД Борис Александрович Михеев был направлен в водный отдел МГБ Одесской области в апреле 1944 года. Еще шли бои с отступающим противником в окрестностях города, а гавань уже оживала и ее нужно было защищать от расхитителей.

Отдел располагался в здании бывшей церкви. Хотя почти все причалы были разрушены, а подъездные пути взорваны, пароходство начало функционировать сразу после освобождения Одессы.

В порт прибывали американские и уцелевшие советские пароходы. Водный транспорт использовали и контрабандисты, доставлявшие из Грузии вина, мандарины и другие продукты для спекулятивной перепродажи.

Отдел МГБ работал круглосуточно вместе с охраной порта. На территорию гавани преступники могли попасть по всему ее периметру от Александровского парка до Пересыпи — ограда во многих местах была повреждена или отсутствовала. Особый интерес расхитители проявляли к американской помощи голодающим детям и жителям города.

Преступные сообщества использовали все возможные средства. Они проникали в порт в железнодорожных вагонах, на баркасах и лодках. В 1945 году информатор, внедренный в банду, смог сообщить, что основным каналом утечки дефицитного продовольствия служат канализационные коммуникации. Определить эти ходы к складам и их соединения с коллектором, проходящим под спуском Кангуна, для оперативников было уже делом времени.

Жители Канавы, с детства знакомые с подземными коммуникациями, использовали свои знания для воровской наживы. Во время оккупации действия банды можно было приравнять к партизанским набегам. После освобождения города ее члены имели возможность претендовать на медали и почести, полагавшиеся подпольщикам, но их уже не устраивал скромный советский паек за тяжелый труд. Они привыкли совсем к другой жизни.

Конспирацию они поставили на высокий уровень, устраняя стукачей и запугивая одесситов, боявшихся их даже больше, чем представителей властей, советских, румынских, немецких и снова советских. И все равно чекистам удалось внедрить своего агента в банду, хоть и с трудом, и с большим риском.

Операция по ликвидации «Черной кошки» началась вечером. Милиция водного и городского отделов окружила все возможные пути отхода. Сотрудники открыли люки и через рупоры предложили выходить наружу, гарантируя жизнь. Это продолжалось несколько часов, до утра, но реакции не последовало. Один из уполномоченных водного отдела взяв ППШ и фонарь, спустился в канализационный люк на площади Кангуна, но был тут же убит — автоматная очередь рассекла его почти пополам. После этого уговоры прекратились.

К спуску подогнали несколько грузовиков, на их выхлопные труби надели шланги, спустили их концы в люки и стали выкуривать бандитов. Вскоре показались первые из них с поднятыми руками. Эта банда была известна в городе как «Черная кошка» — по названию кабаре, открытому во время оккупации на Троицкой (позже в этом здании был клуб железнодорожников). Именно там подыскивались жертвы — преимущественно состоятельные одесситы, при румынах открывшие бизнес.

Большую часть членов бандгруппы арестовали тогда, других поймали несколько позже. Среди них были и молодые женщины, также участвовавшие в грабежах и налетах при любой власти, а также сбывавшие преступную добычу.

Все участки канализации были тщательно обследованы. Оперативники обнаружили множество коробок с одеждой, обувью, фабричные упаковки шоколада, тушенки, сгущенного молока, галет и многих других товаров, продававшихся тогда на Привозе по астрономическим ценам.

Дядя Боря, отец моих друзей Вовы и Жени Михеевых, принимал непосредственное участие в этой сложной операции.

Судебный процесс был очень громким, о нем ходили легенды. Особенно впечатляли рассказы о молодых женщинах, действовавших с особой жестокостью. Один из очевидцев, присутствовавший на суде, передавал смысл показаний обвиняемой, на вид приличной девушки:

— Подсудимая, почему и как вы выкалывали глаза убитым?

— Я где-то слышала, что в зрачках фиксируется предсмертный момент. А как я это делала — то пусть мне снимут наручники, и я покажу на вас.

Борис Александрович был потрясающе честным человеком. Ему много раз предлагали мзду, в него стреляли через окно квартиры, а он жил на свою милицейскую зарплату и никого не боялся. Он защищал правопорядок.

Порт был кормильцем города в самые голодные послевоенные годы. На полуразрушенных причалах постоянно гремел такелаж. Суда разгружались, уходили, а их места занимали новые. Американская помощь действительно поступала в больших количествах, но куда она девалась для меня загадка и поныне. Ни один из моих друзей не мог припомнить случая, чтобы семья нуждающихся одесситов получила коробку сгущенки или тушенки с надписью «сделано в США».

В городе мало кто так или иначе не был связан с морем. В семьях часто были моряки дальнего плавания или портовые работники. Путь в первую категорию был заказан тем, кто побывал на «временно занятой врагом территории» — таких насчитывалось не менее ста тысяч. Позже к ним «примкнули» и евреи — из тоже перестали пускать за рубеж.

Вторые — работники порта, получали небольшую зарплату, но научились делать свою «кастрюлю» — они «случайно» разбивали при разгрузке несколько ящиков, после чего груз списывался. Докеры знали, что делать дальше — остальное было делом техники. Вынесенные из порта продукты расходились по доступным ценам среди своих.