Глава 8
РОГ ИЗОБИЛИЯ
Ночью, когда нянюшка Ягг отправилась спать, Тиффани всё-таки приняла долгожданную ванну. Ванна была не из тех, которые легко принять. Для начала надо было снять её с крюка на задней стене уборной, расположенной на дальнем краю сада, потом притащить сквозь промозглую тёмную ночь в дом и установить на почётном месте у камина. Воду приходилось греть в чайниках в очаге и на кухонной плите, так что наполнить ванну хотя бы на шесть дюймов стоило немалых усилий. А потом, помывшись, надо было ещё вычерпать воду из ванны и вылить её в раковину и оттащить ванну в угол, чтобы рано поутру вернуть её на место. Когда мытьё требует таких усилий, волей-неволей будешь мыться тщательно.
Кроме всего этого, Тиффани потрудилась сделать ещё кое-что: написала
Не подглядывать!
на куске картона и пристроила его на светильник на потолке, чтобы можно было прочитать сверху. У неё не было уверенности, что это остановит какого-нибудь любопытного бога, но попытаться всё же стоило.
В ту ночь ей ничего не снилось. К утру сугробы покрыл свежий снег, и двое нянюшкиных внуков принялись лепить перед домом снеговика для любимой бабушки. Когда всё было почти готово, они ввалились в дом и потребовали выдать им морковку для носа и пару угольков для глаз.
Потом нянюшка Ягг с Тиффани отправились в деревушку Ломоть, которая стояла настолько на отшибе, что тамошние жители всегда бывали приятно удивлены, в кои-то веки встретив кого-нибудь не из собственной родни. Нянюшка Ягг бодро шагала от дома к дому по расчищенным в снегу тропинкам, попивала чай (в таких количествах, что хватило бы слону поплавать) и потихоньку, полегоньку делала своё ведьмовское дело. На первый взгляд могло показаться, что дело это сводилось к обмену слухами, но если прислушаться, можно было разобрать, как творятся чудеса. Нянюшка Ягг умудрялась забраться людям в головы и хоть на несколько минут заставить их думать иначе, не так, как они привыкли. И когда она уходила, то оставляла их с ощущением, будто они немного лучше, чем им всегда казалось. На самом деле лучше они не становились, но, говорила нянюшка, надо же им к чему-то стремиться.
В следующую ночь Тиффани опять ничего не снилось, но в половине шестого она проснулась как подброшенная, потому что чувствовала себя как-то… странно.
Она подошла к окну и потёрла заиндевевшее стекло. Перед домом в лунном свете белел снеговик.
«Зачем мы лепим снеговиков? — подумала Тиффани. — Едва выпадает снег, мы начинаем их лепить. Так мы поклоняемся Зимовею в каком-то смысле. Делаем снежных людей. Добавляем пару глаз-угольков и нос-морковку, чтобы их оживить. О, дети даже шарф вокруг него обмотали. Конечно, куда уж снеговику без шарфа, а то ещё замёрзнет…»
Она спустилась в пустую, погружённую в тишину кухню и от нечего делать стала скоблить деревянный стол. Тиффани всегда лучше думалось, когда она работала руками.
Что-то изменилось. Она сама, вот что. Раньше она волновалась, что Зимовей станет делать, что подумает… Она была словно сухой лист, гонимый ветром. С ужасом ожидала, что его голос вдруг раздастся у неё в голове, там, куда он не имеет никакого права соваться.
Но теперь это в прошлом. Хватит с неё!
Пусть лучше он её боится.
Да, она совершила ошибку. Да, это её вина. Но она не позволит себя запугивать. Нельзя допускать, чтобы мальчишки заливали дождём твою лаву или глазели на чужие акварели.
Пойми, что это за сказка, всегда говорит матушка Ветровоск. Она верит, мир состоит из историй, из сказок. Стоит расслабиться, и станешь плясать под их дудку. Но если присмотреться к этим историям, если узнать о сказках побольше… можно научиться использовать их, менять…
Госпожа Вероломна разбиралась в историях и сказках лучше, чем кто бы то ни было, верно? Она пряла их, как паук прядёт паутину, и черпала в них силу. И сказки помогали ей, потому что люди хотели в них верить. И нянюшка Ягг тоже рассказывает людям сказку. Весёлая пухленькая нянюшка Ягг, любительница выпить (а потом выпить ещё, спасибочки вам большие, храни вас боги), лучшая бабушка на свете… Но её маленькие хитрые глазки могут заглянуть прямо в душу и прочитать там все секреты…
Даже у матушки Болен была своя сказка. Она жила в пастушьей кибитке высоко на склоне холма, слушая песни ветра над лугами. Она была одинокая и загадочная и словно притягивала истории — истории о том, что она продолжает отыскивать заблудившихся ягнят даже после своей смерти, что она по-прежнему присматривает за всеми вокруг…
Людям хочется, чтобы мир был сказкой, потому что в сказках всё правильно, всё имеет смысл, иначе что это за сказка? Люди мечтают, чтобы в мире был смысл.
Ну что ж, история Тиффани не будет сказкой о девочке, которая была игрушкой в чужих руках. В такой сказке нет смысла.
Вот только… Зимовей, он ведь не то чтобы плохой. Боги, описанные в «Мифологии», похоже, более или менее понимали, что значит быть человеком, порой даже немного слишком человеком. Но откуда вьюге или метели знать об этом? Да, он опасный, пугающий… и всё-таки невозможно его не жалеть.
Кто-то громко постучал в дверь нянюшкиного дома. За порогом стояла высокая фигура в чёрном.
— Ты ошибся дверью, — сказала Тиффани. — Тут никто даже не болеет.
Бледная рука приподняла капюшон, и голос из его тёмных глубин прошипел:
— Это я, Аннаграмма! Она дома?
— Госпожа Ягг ещё спит, — ответила Тиффани.
— Это хорошо. Можно я войду?
За кухонным столом, попивая горячий чай, Аннаграмма выложила всё. Дела в лесном краю шли неважно.
— Две деревенщины явились ко мне, чтобы я сказала, кому из них принадлежит какая-то дурацкая корова!
— Это, должно быть, Джо Подшваббер и Шныр Адамс, — сказала Тиффани. — О них я тебе тоже писала. Стоит хотя бы одному из них выпить, они принимаются спорить, чья это корова.
— И что мне делать? — спросила Аннаграмма.
— Кивать и улыбаться. Надо просто подождать, пока корова умрёт, всегда говорила госпожа Вероломна. Или, может, раньше умрёт один из спорщиков, — объяснила Тиффани. — Другого выхода нет.
— А потом пришла женщина с больной свиньёй.
— А ты что?
— Я сказала, что не занимаюсь свиньями, но она ударилась в слёзы, так что я попробовала применить универсальную панацею Бранзулетта!
— К свинье?! — ахнула Тиффани.
— Ну, свинская ведьма использует магию, так что не понимаю, почему… — начала Аннаграмма.
— Она-то знает, что делает! — перебила Тиффани.
— Слушай, эта скотина была абсолютно здорова, когда я сняла её с дерева! Её хозяйка совершенно зря так раскричалась! И я не сомневаюсь, что щетина точно отрастёт! Со временем.
— А свинья, случайно, была не крапчатая? — спросила Тиффани. — У её хозяйки ещё глаз косит?
— Да! Кажется, да! А что, это важно?
— Госпожа Повали очень привязана к этому борову, — с упрёком сказала Тиффани. — Она приводит его примерно раз в неделю. Обычно с ним ничего серьёзного, просто лёгкое несварение. Она его перекармливает.
— Да? Ну тогда я ей больше не открою! — твёрдо сказала Аннаграмма.
— Нет, лучше впусти её в дом. На самом деле ей просто одиноко и хочется поговорить.
— У меня найдутся дела поважнее, чем болтать со старухой, которой делать нечего! — возмущённо заявила Аннаграмма.
Тиффани посмотрела на неё в задумчивости. С чего же начать? Первое, что приходит на ум, — постучать её лбом об стол, пока не научится думать головой…
— Слушай очень внимательно, — сказала она. — Я не о себе, её слушай. Мало что в твоей работе приносит так много пользы, как разговоры со словоохотливыми старушками. Ведьмам многое рассказывают. Поэтому слушай, а сама больше помалкивай и думай о том, что тебе говорят и как говорят, и присмотрись к глазам человека, который говорит… Это всё как кусочки мозаики, и только ты можешь сложить их воедино. И тогда ты узнаешь, что люди хотят открыть тебе, а что не хотят, узнаешь даже то, что они скрывают ото всех. За этим мы и ходим по домам. И ты будешь ходить, пока не станешь частью мира этих людей.
— И всё это для того, чтобы получить власть над толпой тупых крестьян?
Тиффани резко развернулась и пнула ножку стула с такой силой, что она переломилась. Аннаграмма торопливо попятилась:
— Почему ты это сделала?
— Ты умная. Догадайся.
— Ой, я забыла… Твой отец — пастух…
— Молодец. Вспомнила-таки. — Тиффани помолчала. Уверенность крепла в ней стараниями Дальнего Умысла. Она вдруг всё поняла про Аннаграмму. — А кто твой отец? — спросила она.
— Что? — Аннаграмма привычно расправила плечи и задрала нос. — О, он землевладелец. У него несколько ферм…
— Врёшь!
— Ну, точнее, он как бы фермер… — промямлила девица уже менее уверенно.
— Врёшь!
Аннаграмма попятилась:
— Да как ты смеешь говорить со мной в таком…
— Как ты смеешь не говорить мне правды!
В повисшей тишине Тиффани слышала всё: треск остывающих поленьев в печи, шорох мышей в подвале, собственное дыхание, оглушительное, как рёв прибоя…
— Он работник на ферме, ясно? — выпалила Аннаграмма и сама опешила от своих слов. — У нас нет земли, даже дом нам не принадлежит. Вот тебе правда. Теперь ты счастлива?
— Нет. Но всё равно спасибо, — сказала Тиффани.
— Ты всем расскажешь, да?
— Нет. Это не имеет значения. Но пойми кое-что. Матушка Ветровоск хочет, чтобы ты не справилась. Против тебя лично она ничего не имеет… точнее, имеет, но не больше, чем против всех остальных, — поправилась Тиффани. — Ей просто нужно, чтобы все увидели: если ведьма будет делать всё так, как учит госпожа Увёртка, ничего хорошего не выйдет. Матушка — она такая. Она ведь тебе слова худого не сказала и позволила получить то, что ты хотела. Это как в сказке. Известно ведь, если в сказке кто-то получает точно то, о чём мечтал, жди беды. Ты хотела дом. И теперь ты опозоришься.
— Мне просто нужен ещё день-другой, чтобы разобраться…
— Зачем? Ты ведьма, у тебя есть дом и удел. Для тебя в этом не должно быть ничего сложного. Зачем было браться, если оно тебе не по силам?
— Для тебя в этом не должно быть ничего сложного, маленькая пастушка. Зачем было браться, если оно тебе не по силам?
— Так ты не поможешь мне? — Аннаграмма сердито уставилась на Тиффани, и вдруг её взгляд смягчился, что было совсем на неё не похоже. — Эй, с тобой всё хорошо?
Тиффани моргнула. Когда твой собственный голос эхом отдаётся у тебя в голове, приятного мало.
— Слушай, у меня и без тебя работы полно, — промямлила она. — Может, другие девочки… тебя выручат?
— Не хочу, чтобы они знали! — Лицо Аннаграммы перекосилось от ужаса.
Колдовать она умеет, подумала Тиффани. Просто в ведьмовском ремесле ничего не смыслит. Она наломает дров. И сломает жизни людей.
Тиффани сдалась.
— Ладно, может, я смогу выкроить немного времени. В Тир-Ньян-Ягг не так уж много работы по дому. И я всё объясню остальным. Они должны знать правду. Возможно, они согласятся помочь. Ты быстро учишься. Наверное, за неделю-другую хотя бы основы осилишь.
Тиффани наблюдала за Аннаграммой. Эта девица ещё и раздумывает, соглашаться ли! Всё равно как если бы она тонула, ей бросили верёвку, а она стала жаловаться, что цвет неподходящий.
— Ну, если они будут только помогать мне… — сказала наконец Аннаграмма, просветлев лицом.
То, как она умудрялась превратить в своей голове то, что есть, в то, что хочется, вызывало даже некоторое восхищение. Ещё одна сказка, подумала Тиффани. В этом вся Аннаграмма.
— Да, мы будем помогать тебе, — вздохнула Тиффани.
— Может, мы скажем людям, что вы просто учитесь у меня? — с надеждой спросила Аннаграмма.
Говорят, когда чувствуешь, что вот-вот сорвёшься, — досчитай до десяти. Но с Аннаграммой десятью не обойдёшься, тут нужны числа побольше — миллион, например.
— Нет, — сказала Тиффани. — Думаю, такого мы говорить не будем. Это тебе надо многому научиться.
Аннаграмма открыла рот, чтобы возразить, но заметила, какое у Тиффани сделалось лицо, и передумала.
— Э-э, да, — пролепетала она. — Конечно. Э-э… спасибо тебе.
А вот это было неожиданно.
— Наверное, девочки согласятся помочь, — произнесла Тиффани. — Если ты сядешь в лужу, о нас тоже станут думать хуже.
И тут, к своему изумлению, она увидела, что Аннаграмма плачет.
— Просто… просто не очень-то верится, что они мне и правда подруги.
— Не люблю я её, — сказала Петулия, стоя по колено в свиньях. — Она зовёт меня свинской ведьмой.
— Но ты ведьма и работаешь со свиньями. Получается, что ты свинская ведьма, — заметила Тиффани из-за порога.
Большой свинарник был полон свиней. Шум стоял почти такой же невыносимый, как запах. Снаружи шёл снег, мелкий, будто пыль.
— Да, но она произносит это так, словно я не столько ведьма, сколько свинская, — возразила Петулия. — Стоит ей открыть рот, мне начинает казаться, будто я сделала что-то не то.
Она махнула рукой перед носом ближайшей свиньи и прошептала несколько слов. Глаза хавроньи съехались к носу, пасть приоткрылась, и Петулия ловко влила туда внушительную порцию лекарства из бутылки.
— Нельзя же бросить её, чтобы училась на своих ошибках, — сказала Тиффани. — Кто-нибудь может пострадать.
— Но мы-то будем ни при чём, верно? — заметила Петулия, потчуя следующую свинью.
Она сложила ладони рупором и, перекрывая свинячий гвалт, крикнула мужчине, который делал что-то на другом конце свинарника:
— Фред, здесь всё!
Петулия выбралась из загона, и Тиффани увидела, что подол её платья заткнут за пояс, а под платьем у неё штаны из толстой кожи.
— Что-то свиньи с утра расшумелись, — сказала Петулия. — Похоже, у них сегодня игривое настроение.
— Игривое? — не сразу поняла Тиффани. — А… да.
— Прислушайся, и даже отсюда услышишь, как боровы ревут в своём свинарнике. Весну чуют.
— Но ещё даже Страшдество не прошло!
— Страшдество послезавтра. Мой отец говорит, что весна дремлет под снегом. — Петулия вымыла руки в ведре с водой.
«И никаких “эмм”, — заметил Дальний Умысел. — За работой Петулия не “эммкает”». За работой она знает, что делает. Держит голову высоко. Когда она работает, она главная».
— Послушай, мы ведь уже знаем, что дело плохо, и если теперь не попытаемся помочь, то сами будем виноваты, — сказала Тиффани.
— Опять ты про Аннаграмму… — Петулия пожала плечами. — Ладно, после Страшдества я, наверное, смогу навещать её где-то раз в неделю и учить самому простому. Довольна?
— Уверена, она будет очень благодарна за помощь.
— Уверена, что нет. Ты остальных девочек спрашивала?
— Пока нет. Я подумала, если они узнают, что ты согласилась, их будет проще уговорить.
— Ха! Что ж, попробовать и правда стоит — хотя бы для очистки совести. Знаешь, я раньше думала, что Аннаграмма очень умная, ведь она знает много мудрёных слов и умеет творить всякие выпендрёжные заклинания. Но что она может, если ей приведут больную свинью? Да ничего!
Тиффани рассказала о борове госпожи Повали. Петулия содрогнулась-
— Нет, такого допускать никак нельзя! На дерево, говоришь? Пожалуй, я попробую заскочить к Аннаграмме уже сегодня ближе к вечеру. — Тут она вдруг испугалась. — Госпоже Ветровоск всё это наверняка не понравится. Стоит ли влезать в свару между ней и госпожой Увёрткой?
— Но мы ничего плохого не делаем, мы поступаем правильно, — сказала Тиффани. — Да и вообще, что она нам сделает?
Петулия коротко и совсем не весело хохотнула:
— Ну, к примеру, она может превратить наши…
— Не превратит.
— Мне бы твою уверенность, — вздохнула Петулия. — Ну, ладно. Только ради борова госпожи Повали.
Тиффани летела над верхушками деревьев, иногда задевая ногами тонкие веточки, вытянувшиеся повыше других. День был солнечным, и снег сделался скрипучим и искрился, как глазурь на торте.
Утро выдалось хлопотным. Юные ведьмы, собиравшиеся на шабаши, не очень-то горели желанием помогать Аннаграмме. Да и сами шабаши, как теперь казалось, остались в далёком прошлом. Зима выдалась хлопотной.
— Да мы просто дурака валяли, а Аннаграмма нами верховодила, — сказала Поплина Бубен.
Она готовила порошки из разных минералов и очень осторожно, понемногу, добавляла их в маленький горшочек на подставке, под которым горела свечка.
— У меня слишком много дел, чтобы тратить время на возню с магией, — добавила она. — Толку с этих чудес никакого. Знаешь, что не так с Аннаграммой? Она думает, что можно стать ведьмой, просто прибарахлившись.
— Надо научить её обращаться с людьми, — сказала Тиффани.
Горшочек взорвался.
— Что ж, пожалуй, как средство от зубной боли на каждый день это точно не сгодится, — заметила Поплина, вытаскивая из волос глиняные осколки. — Ладно, раз Петулия согласилась, я могу иногда выкраивать для Аннаграммы денёк-другой. Но вряд ли с этого будет много толку.
Люси Уорбек Тиффани застала, когда та, полностью одетая, лежала в жестяной ванне, полной воды. Её голова была под водой, но когда Тиффани заглянула в ванну, Люси подняла табличку с надписью:
Мисс Тик сказала как-то, что из Люси может получиться отличная ведьма-лазутчица, чтобы отыскивать девочек, способных к ведьмовству. Вот Люси и тренировалась изо всех сил.
— Не понимаю, почему мы должны кидаться на выручку Аннаграмме, — сказала она, когда Тиффани помогала ей вытереться. — Она ведь обожает всех затюкивать этим своим сарказмом. И вообще, ты-то с чего за это взялась? Она тебя никогда не жаловала.
— А мне казалось, мы ладили… более или менее, — сказала Тиффани.
— Да ну? Ты умеешь такое, что ей и не снилось. Делаться невидимой, например. У тебя это здорово получается, со стороны даже кажется, будто тут нет ничего сложного! Но ты всё равно приходила на все шабаши, держалась как все, прибиралась потом вместе с нами… Аннаграмму это бесило!
— Не понимаю почему…
Люси взяла сухое полотенце:
— Ты умеешь намного больше нашего и при этом не задираешь нос. Аннаграмме тошно от одной мысли, что такое бывает.
— Но почему я должна задирать нос? — удивилась Тиффани.
— Потому что она на твоём месте задирала бы. — Люси аккуратно воткнула вилку и нож обратно в узел волос на затылке. — Она думает, ты над ней издеваешься. А теперь её судьба зависит от тебя, с ума сойти. Тыс таким же успехом могла бы натыкать булавок ей в нос.
Но Петулия ведь обещала помочь, так что Люси и остальные девочки тоже согласились. Петулия стала легендой, легендой об ошеломляющем успехе, с тех пор как два года назад выиграла Испытания Ведьм со своим поросячьим фокусом. Раньше над ней все смеялись — точнее, Аннаграмма смеялась, а остальные смущённо подхихикивали, — но Петулия нашла своё призвание, и теперь начали говорить, что даже матушке Ветровоск далеко до Петулии, когда приходится иметь дело с животными. В народе Петулию тоже уважали. Обычно люди не очень хорошо понимают, чем заняты ведьмы, но всякий, чью больную корову ведьма поставила на ноги, до конца жизни будет смотреть на неё — на ведьму, не на корову — с глубоким почтением. Так что для всех юных ведьм после Страшдества должно было наступить Время Аннаграммы.
Тиффани возвращалась в Тир-Ньянь-Ягг, и голова у неё шла кругом. Она и не думала, что кто-то может ей завидовать. Да, она научилась кое-чему, но в этом же не было ничего сложного. Кто угодно может проделать такое, главное, правильно настроиться.
Она сидела на песке Пустыни Смерти по ту сторону Двери, она сражалась со злейхаундами, чьи зубы были как острые ножи… Но ей не хотелось вспоминать об этом. А теперь ещё, будто всего этого мало, с ней случился Зимовей.
Он не найдёт её без серебряной лошадки, заверили другие ведьмы. Его голос может раздаваться у Тиффани в голове, Тиффани может отвечать ему, но это всего лишь магия, на карту мира её не наложишь.
И последнее время что-то его не слышно. Должно быть, занят строительством айсбергов.
Тиффани приземлилась на небольшом лысом пригорке в лесу. Домов вокруг не было видно.
На небе появлялись первые звёзды. Зимовей любил ясные ночи. Холодало.
И слова пришли сами. Это были слова Тиффани, произнесённые её голосом, и она знала, что они означают, но вслед за словами слышалось что-то вроде эха.
— Зимовей! Повелеваю тебе!
Тиффани удивлённо заморгала: уж очень напыщенно это прозвучало. И тут ей ответили:
— Кто повелевает Зимовею?
— Я, Летняя Владычица!
Ну, во всяком случае, я за неё, мысленно добавила Тиффани.
— Тогда почему ты прячешься от меня?
— Меня пугает твой лёд. Меня пугает твой холод. Я бегу от твоих лавин. Я скрываюсь от твоих бурь.
Отлично получилось. Очень по-божески.
— Живи со мной в моём ледяном мире!
— Да как мы смеешь мне приказывать! Не смей мне приказывать!
— Но ты по своей воле ступила в мою зиму, — неуверенно возразил Зимовей.
— Я иду, куда пожелаю! Я сама выбираю свой путь! Никто мне не указ. Почитай меня в своей стране, или я тебе это попомню!
А последние слова — от меня, подумала Тиффани, довольная, что ей удалось вставить хоть что-то своё.
Повисла долгая, растерянная и озадаченная тишина. Потом Зимовей спросил:
— Чем я могу услужить тебе, моя госпожа?
— Не делай больше айсбергов, похожих на меня. Я не хочу, чтобы корабли разбивались о моё лицо.
— А узоры на окнах? Можно дарить тебе ледяные узоры? И снежинки?
— Никаких узоров. Не нужно писать моё имя на окнах людей, от этого сплошные неприятности.
— Может быть, ты дозволишь преподнести тебе в дар хотя бы снежинки?
— Э… — Тиффани прикусила язык. Богини не «экают». — Снежинки… пусть будут.
В конце концов, подумала она, на них же не написано, что это я. И большинство людей ничего и не заметят, если им не сказать.
— Раз так, моя госпожа, я буду дарить тебе снежинки до тех пор, когда мы станцуем вновь. А мы встретимся и станцуем, ибо я делаю себя человеком.
И голос Зимовея… оставил её.
Тиффани снова была одна в лесу.
Вот только… на самом деле не одна.
— Я знаю, ты всё ещё здесь, — сказала она. Дыхание клубилось в воздухе искрящимся облачком. — Ведь я права? Я чувствую твоё присутствие. Ты — не мой разум. И не плод моего воображения. Зимовей ушёл. Ты можешь говорить моими устами. Кто ты?
Порыв ветра качнул ветки, стряхнув с них снег. Звёзды подмигнули с неба. Больше ничего не шелохнулось.
— Ты где-то здесь, — не сдавалась Тиффани. — Некоторые мысли в моей голове — от тебя. И ты можешь говорить моим голосом. Такого больше не повторится. Теперь я поймала это ощущение и смогу тебе помешать. Так что если хочешь что-то сказать, говори сейчас. Когда я покину это место, я закрою от тебя свой разум, уж поверь. Я не позволю…
— Каково это, чувствовать себя настолько беспомощной, маленькая пастушка?
— Ты — Лето, да? — спросила Тиффани.
— А ты похожа на маленькую девочку, вырядившуюся в мамино платье. Туфли падают с крохотных ножек, подол волочится по земле. Мир замёрзнет из-за глупой малышки…
Тиффани… сделала что-то такое, что не смогла бы описать, и голос затих до комариного жужжания вдалеке.
На холме было холодно и одиноко. Всё, что можно сделать, — идти дальше, не останавливаясь. Можешь кричать, плакать и топать ногами — это, конечно, поможет тебе согреться, но и только. Можешь говорить, что так нечестно, и это будет правда, однако Вселенной всё равно, она не знает, что такое «честно». Потому-то так сложно быть ведьмой. Всё зависит от тебя. Всё всегда зависит только от тебя.
Пришло Страшдество, принесло ещё снега и немного подарков. Но из дома Тиффани не получила ничего, хотя нескольким почтовым каретам удалось добраться до гор. Наверное, сказала она себе, тому есть какое-то нормальное, правильное объяснение. И постаралась поверить в это.
Был самый короткий день в году, и к нему прилагалась самая долгая ночь, что очень удобно. Самый разгар зимы, её сердце. И Тиффани никак не ожидала подарка, который получила на следующий день.
Шёл густой снег, но небо на закате было розовым, бледно-голубым и ледяным.
И с этого закатного неба с оглушительным свистом что-то свалилось прямо в огород нянюшки Ягг. Во все стороны полетела земля, посреди грядок появилась большая яма.
— Плакала наша капуста, — весело сказала нянюшка, выглянув в окно.
Они вышли посмотреть. Из ямы валил пар, в воздухе сильно пахло мятой капустой.
Тиффани заглянула в яму. Сквозь клубы пара и налипшие стебли видно было плохо, она смогла рассмотреть только, что на дне лежит нечто округлое.
Она осторожно соскользнула по краю ямы вниз, прямо в самый пар, в раскисшую от жара землю, где лежало загадочное нечто. Оно уже немного остыло, и Тиффани стала соскребать с него грязь. И чем дальше она продвигалась, тем больше крепло в ней нехорошее подозрение. Она знала, что это за дар небес.
Та самая штуковина, о которой говорила Анунайя, вот что это такое. Выглядела штуковина загадочно. Но было в её очертаниях что-то знакомое…
— Эй, как ты там, внизу? Мне тебя из-за пара совсем не видно! — окликнула нянюшка.
Судя по звукам, на шум сбежались соседи — до Тиффани доносились их возбуждённые голоса.
Тиффани быстро облепила находку землёй и раздавленной капустой и крикнула:
— Боюсь, эта штука может взорваться! Пусть все спрячутся по домам! И дайте мне руку, пожалуйста.
Наверху послышались крики и быстро удаляющийся топот бегущих ног. Из тумана показалась рука нянюшки. Когда вокруг не осталось посторонних, Тиффани с помощью старой ведьмы выбралась из ямы.
— Может, спрячемся под столом на кухне? — спросила нянюшка, пока Тиффани отряхивала с платья комья земли и капусту. И подмигнула: — А то вдруг и впрямь рванёт?
Из-за угла дома показался её сын Шон. В каждой руке он нёс по полному ведру воды. Увидев, что его помощь не требуется, Шон разочарованно застыл.
— Что это было, мам? — пропыхтел он.
Нянюшка посмотрела на Тиффани, и Тиффани сказала:
— Э-э… с неба свалился огромный камень.
— Девочка, огромные камни не лежат на небе. Там и лежать-то не на чем.
— Ну так, наверное, поэтому он и упал, — поспешно вмешалась нянюшка. — Если хочешь сделать что-то полезное, покарауль-ка его, чтобы никто близко не подходил.
— А что мне делать, если он взорвётся, мам?
— Иди в дом и скажи мне, хорошо?
Нянюшка торопливо затащила Тиффани в кухню и сказала:
— Я страшная старая лгунья, Тифф, уж я-то себя знаю. Что там, внизу?
— Во всяком случае, взорвётся оно вряд ли, — ответила Тиффани. — А если и взорвётся, нас всего лишь засыплет капустным салатом. Мне кажется, это Корнукопия*.
Снаружи послышались голоса, и дверь резко распахнулась.
— Благословен будь этот дом, — заявила матушка Ветровоск, притопывая, чтобы отряхнуть снег с башмаков. — Твой сын сказал, что мне нельзя заходить, но, думаю, он ошибся. Я уж так спешила… Что случилось?
— У нас тут корнекопии какие-то, — сказала нянюшка Ягг. — Чтоб я понимала, что это.
Позже, когда совсем стемнело, они вытащили Корнукопию из ямы. Она оказалась намного легче, чем ожидала Тиффани. На самом деле ощущение было такое, будто Корнукопия была очень, очень тяжёлая, но по каким-то своим соображениям решила побыть лёгкой до поры до времени.
И вот находка лежала на кухонном столе, тщательно очищенная от грязи и капустного фарша. Тиффани подумалось, что выглядит Корнукопия почти как живое существо, хотя она и не смогла бы объяснить, откуда у неё такое впечатление. На ощупь Корнукопия была тёплая и слегка дрожала под пальцами.
— Вьюркоу пишет, — сказала Тиффани, глядя на страницу «Мифологии», где была изображена Летняя Владычица, — что Слепой Ио сотворил Корнукопию из рога священной козы Альмеги, чтобы накормить двух своих детей от богини Биссономии. Позже Биссономия прогневала богов тем, что отбросила крота на тень Резонаты, богини горностаев, и Эпидит, бог всего, что по форме напоминает картофелину, превратил её в устричный дождь. В настоящее время Корнукопия является официальным символом обязанностей Летней Владычицы.
— Я всегда говорила, что в былые времена такое непотребство творилось сплошь и рядом, — заявила матушка Ветровоск.
Ведьмы втроём уставились на Корнукопию. По форме она и вправду походила на козий рог, только уж слишком большой.
— И как она работает? — спросила нянюшка. Она сунула голову в раструб и крикнула: — Ау-у!
«Ау» вернулось множественным эхом и долго ещё раздавалось в доме, словно звук улетал гораздо дальше, чем это казалось возможным.
— По мне, так это просто большая ракушка, — высказалась матушка Ветровоск.
Кошечка Эй тихо обошла огромный рог, с достоинством обнюхивая его. (Грибо, обратила внимание Тиффани, в это время прятался за кастрюлями на верхней полке.)
— Мало кто знает, — сказала Тиффани, — но Корнукопию ещё называют рогом изобилия.
— Рожок, значит? И что, на нём играют всякие песенки? — заинтересовалась нянюшка.
— Э-э… не думаю. Скорее из него берут… всякое.
— Какое ещё всякое? — спросила матушка.
— Ну, практически… всё, — ответила Тиффани. — Всё, что растёт из земли.
Она показала им картинку в книге: из зева рога изобилия сыпались всевозможные фрукты, овощи и злаки.
— Всё больше фрукты, — заметила нянюшка Ягг. — А морковки маловато. Хотя она, наверное, лежит ближе к узкому концу.
— Вечно эти художники так, — проворчала матушка Ветровоск. — Рисуют на видном месте, что покрасивее, а простая картошка для них, видите ли, недостаточно хороша. — Она сердито ткнула пальцем в страницу: — А это что ещё за карапузы? Они что, тоже прилетят? Только порхающих младенцев нам тут не хватало!
— Их всегда полным-полно на старых картинках, — пояснила нянюшка. — Художники их нарочно пририсовывают, чтоб показать: это вам искусство, а не просто картинка с не очень-то одетыми девицами.
— Меня они этим не одурачат! — заявила матушка.
— Ну, Тифф, давай, покажи нам, что эта штука может. — Нянюшка обошла вокруг стола.
— Я не знаю как! — сказала Тиффани. — Этого нигде не написано!
И тут матушка вдруг крикнула:
— Эй! Брысь оттуда!
Слишком поздно. Дёрнув хвостом, белый котёнок трусцой вбежал в жерло рога.
Они стучали по нему. Перевернули и пытались трясти. Кричали в раструб. Поставили перед ним блюдце молока и подождали. Кошечка так и не вернулась. Тогда нянюшка взяла швабру и осторожно потыкала ею внутри рога. Никто не удивился, когда швабру удалось засунуть гораздо дальше, чем позволяли видимые размеры Корнукопии.
— Ничего, проголодается — сама выйдет, — попыталась успокоить всех нянюшка.
— А если она там найдёт что поесть? — Матушка безуспешно вглядывалась в тёмное нутро рога.
— Вряд ли там есть еда, подходящая для кошек, — сказала Тиффани, пристально рассматривая картинку. — Разве что молоко.
— Эй! Выходи сию же минуту! — крикнула матушка во тьму.
На сей раз ей в ответ издалека донеслось тихое мяуканье.
— Может, она застряла? — предположила нянюшка. — Ну, то есть эта штука ведь чем дальше, тем туже закручена, и в самом конце, наверное, совсем узко. А кошки не очень-то умеют выбираться назад хвостом вперёд.
Тиффани посмотрела в лицо матушки и вздохнула.
— Фигли? — окликнула она, обращаясь к комнате в целом. — Я знаю, здесь есть кто-то из вас. Покажитесь, пожалуйста.
И из-за каждой безделушки появились пикеты. Тиффани легонько постучала по рогу изобилия:
— Можете достать оттуда котёнка?
— И токо-то? Нае проблемо, — разочарованно отозвался Явор Заядло. — Я-то надёжился, ты каких подвигов попросишь.
Нак-мак-Фигли деловитой трусцой вбежали в жерло рога. Их голоса стихли вдали. Ведьмы ждали.
И ждали.
И ждали.
— Фигли! — крикнула Тиффани в рог.
Ей показалось, что в ответ донеслось еле слышное «Раскудрыть!».
— Этот рог может делать зерно. А значит, они могли найти там и пиво, — сказала она. — Если так, они выйдут, только когда пиво закончится.
— Кошки пива не пьют. Она так с голоду помрёт! — рявкнула матушка.
— Сил больше никаких нет сидеть и ждать, — заявила нянюшка. — Вон, с острого конца есть маленькая дырка. Попробую подуть.
И она попробовала. Её щеки покраснели и раздулись, глаза выпучились от напряжения, и стало казаться: что-то лопнет. Если не рог, то нянюшка. И тогда рог сдался. Из его глубин донёсся рокот, пока ещё отдалённый и какой-то кручёный, он делался всё громче, громче…
— Пока ничего не видно, — сказала матушка, заглядывая в жерло.
Тиффани успела оттащить её в сторонку как раз перед тем, как из рога выскочила Эй — хвост трубой, уши прижаты. Кошечка, выставив когти, затормозила на столе, прыгнула на матушку, забралась по её платью на плечо и оттуда с вызовом зашипела на рог.
С криками «Раскудры-ы-ы-ы-ыть!» из жерла хлынул поток Фиглей.
— Прячемся за диван, быстро! — крикнула нянюшка.
Рокот превратился в гром. Он грохотал всё громче, громче и…
Оборвался.
В полной тишине над спинкой дивана показались три остроконечные шляпы. А над всем остальным, что было в комнате, показались маленькие синие физиономии.
Потом раздалось что-то вроде: «Шварк!» — и из рога выкатилось нечто маленькое и скукожившееся. Это оказался высохший ананас.
Матушка Ветровоск отряхнула платье.
— Тебе надо научиться пользоваться этим твоим рогом, — сказала она Тиффани.
— Но как?
— У тебя хоть какие-то мысли на этот счёт есть?
— Нет!
— Что ж, это ваше дело, мадам, вам и разбираться. И будь осторожна, штука-то опасная.
Тиффани осторожно взяла рог изобилия в руки. И снова у неё возникло ощущение, будто рог страшно тяжёлый, но почему-то притворяется лёгким, и притом очень убедительно.
— Может, ему волшебное слово нужно, — сказала нянюшка Ягг. — Или нажать там на что-нибудь.
Тиффани стала вертеть рог в руках, и что-то блеснуло на свету.
— Погодите-ка, да тут надпись! — воскликнула она.
И прочитала:
ΠΆΝΤΑ ΠΌΎ ΕΠΙΘΈΙΣ, ΧΑΠΊΖΩ ΕΊΟ ΈΝΑ ΌΝΟΜΑ
«Дам всё, что пожелаешь, только скажи», — перевело воспоминание о докторе Хлопстеле.
Строчкой ниже значилось:
ΜΕΓΑΛΩΝΩ ΣΥΣΤΕΛΛΟΜΙ
«Я расту, я уменьшаюсь», — подсказал доктор Хлопстел.
— Кажется, я начинаю понимать, — сказала Тиффани. И в память о госпоже Вероломне торжественно произнесла: — Сандвич с ветчиной! И горчицей!
Ничего не произошло.
Доктор Хлопстел нехотя помог с переводом, и Тиффани произнесла:
Ενα σάντουιτς του ζαμπόν με μουταρδι!
С громким «шварк!» из рога величаво выплыл сандвич. Как и следовало ожидать, его полёт прервала нянюшка и тут же откусила кусок.
— А совсем недурно! — одобрила она. — Попробуй сделать ещё.
— Δώσε μσμ πολλά σαυισυιτζ χαμπωυ! — сказала Тиффани.
В ответ раздался звук, как будто она переполошила полную пещеру летучих мышей.
— Стой! — крикнула она, но рог не остановился.
Доктор Хлопстел шепнул подсказку, и Тиффани завопила:
— Μην περισσότερό σάντουιτς των ζαμπόν!
Теперь у них была гора сандвичей. До самого потолка. Над вершиной горы торчал самый кончик нянюшкиной шляпы, ниже слышалось какое-то шевеление.
Наконец из-под груды нарезанного хлеба и свинины показалась рука, а потом наружу выбралась и вся нянюшка. Она задумчиво жевала.
— Хмм, а эти-то без горчицы… Ну что же, зато у всех в округе сегодня будет плотный ужин. А я ещё и супу вдоволь наварю, — сказала она. — Только в следующий раз, прежде чем так делать, лучше выйди на воздух, ладно?
— Мне это совсем не нравится, — резко сказала матушка Ветровоск. — Откуда всё это взялось? Волшебная еда никого не может накормить!
— Она не волшебная, она божеская, — возразила нянюшка. — Ну, типа ванны небесной. Думаю, это всё делается прямо из небесного свода.
«В действительности рог изобилия представляет собой не более чем овеществлённую метафору безграничного плодородия природы», — прошептал доктор Хлопстел в голове Тиффани.
— Чушь! Ванны с неба не падают! — фыркнула матушка.
— Это в заграницах случилось, ещё в давние времена, — сказала нянюшка и повернулась к Тиффани: — На твоём месте, милочка, я бы завтра взяла эту штуку и отправилась в лес посмотреть, что ещё она умеет. Кстати, прямо сейчас я бы не отказалась от свежего винограда, если ты не против.
— Гита Ягг, это рог изобилия, имущество богов, а ты хочешь использовать его, как… как кладовку! — возмутилась матушка. — Хватит с меня того, как ты тогда из-под ног Тиффани пыталась себе кусок урвать!
— Но рог — он же и есть кладовка, — с невинным видом ответила нянюшка. — Вроде как место, где хранится будущий урожай.
Тиффани очень осторожно положила рог обратно на стол. Он упорно казался ей каким-то… живым. Не верилось, что это всего лишь волшебное орудие. Он словно прислушивался к тому, что происходило в комнате.
Едва коснувшись стола, рог стал съёживаться, пока не уменьшился до размеров небольшой вазочки.
— Звиняйте, мадамы, — сказал вдруг Явор Заядло. — А пиво оно делать могёт?
— Пиво? — рассеянно повторила Тиффани.
Раздалось шипение. Все взгляды обратились на вазу в форме рога. Коричневая жидкость хлынула через край.
Тогда все взгляды обратились на матушку Ветровоск.
Матушка пожала плечами.
— Что вы на меня-то смотрите? — сморщилась она. — Всё равно же выпьете…
Рог и правда живой, подумала Тиффани, когда нянюшка кинулась за кружками. Он учится. Он уже выучил мой язык.
Около полуночи Тиффани проснулась оттого, что на груди у неё стояла молодая белая курочка. Отпихнув её, Тиффани села и стала шарить ногами по полу в поисках тапок, но нашарила только кур. Затеплив свечу, она увидела, что шесть курочек топчутся в ногах кровати. Пол был весь в курах. И лестница тоже. Курочки кишели в каждой комнате внизу. Кухню они затопили полностью и забились даже в раковину.
Они не шумели, только время от времени издавали тихое «ко-ко-ко», какое издают куры, когда не очень-то понимают, что происходит, то есть практически постоянно.
Куры упорно ковыляли прочь из кухни, чтобы дать дорогу другим. Ко-ко-ко. Потому что рог изобилия, который сделался размером чуть больше курицы, выплёвывал по курице каждые восемь секунд. Ко-ко-ко.
На глазах у Тиффани очередная курочка приземлилась на гору сандвичей. Ко-ко-ко.
Эй сидела на роге изобилия, вид у неё был глубоко озадаченный. Ко-ко-ко. А посреди кухни похрапывала в кресле матушка Ветровоск, окружённая толпой восторженных курочек. Ко-ко-ко. Если не считать храпа, кудахтанья со всех сторон и шарканья куриных лап, было тихо. Кухня в свете свечи казалась очень мирной. Ко-ко-ко.
Тиффани сердито уставилась на кошку. Кошки трутся головой обо всё подряд, когда хотят, чтобы их накормили, верно? Ко-ко-ко. И мяучат. Ко-ко-ко. А рог изобилия учится понимать языки… Ко-ко-ко.
Тиффани прошептала:
— Хватит кур, — и через несколько секунд куриный поток иссяк. Ко-ко-ко.
Но она не могла просто повернуться и уйти. Тиффани легонько потрясла матушку за плечо и, когда та проснулась, сказала:
— Хорошая новость — нам больше не надо думать, куда девать гору сандвичей… Э-э…
Ко-ко-ко.
Назад: Глава 7 СЕКРЕТЫ ТАНЦА
Дальше: Глава 9 ПОВОРОТ НА ВЕСНУ
