Глава 5
ЗВЁЗДНЫЙ ЧАС ГОСПОЖИ ВЕРОЛОМНЫ
К четырём стали собираться ведьмы, и Тиффани отправилась регулировать воздушное движение. Аннаграмма прилетела одна. Она выглядела очень бледной и щеголяла таким количеством оккультных украшений, что и вообразить невозможно. А матушка Ветровоск и госпожа Увёртка прибыли почти одновременно, и возникла заминка: они долго нарезали в воздухе круги и каждая с подчёркнутой вежливостью отказывалась садиться первой. В конце концов Тиффани отправила их на посадку подальше друг от друга и поспешила прочь.
Зимовея не было ни видно, ни слышно, и она не сомневалась, что почувствует, если он объявится поблизости. Тиффани надеялась, что он сейчас где-то далеко, организует вьюгу или руководит штормом. Воспоминание о жутком голосе, раздавшемся из её собственного рта, занозой застряло в голове и не давало покоя. Как моллюск обволакивает попавшую между створками песчинку перламутром, Тиффани пыталась избавиться от этих мыслей, завалив их общением с людьми и тяжёлой работой.
Погода наладилась. День как день, сухой и тусклый, обычный для начала зимы. Кроме угощения, больше ничего устраивать не было нужды. Ведьмы сами отлично устраиваются. Госпожа Вероломна восседала в своём кресле, приветствуя как старых друзей, так и старых врагов. В доме для всех гостий было слишком тесно, поэтому они разбрелись по саду, обмениваясь слухами и напоминая старых ворон или, скажем, кур. У Тиффани не было времени с кем-нибудь толком поговорить, она была слишком занята, таская из кухни подносы с закусками.
Но она понимала: что-то происходит. Когда она, пошатываясь под тяжестью подноса, проходила мимо, ведьмы умолкали и поворачивались взглянуть на неё, а потом снова возвращались к беседе, и приглушённый разговор становился чуть более оживлённым. Небольшие группки распадались и собирались снова. Тиффани уже видела такое. Это означало, что ведьмы принимают Решение.
Когда Тиффани несла огромный поднос с чаем, к ней незаметно подошла Люси Уорбек и шепнула, словно сообщила страшную тайну:
— Матушка Ветровоск предложила отдать дом тебе, Тифф!
— Нет!
— Честно! Все только об этом и говорят. А Аннаграмма того и гляди лопнет со злости.
— Ты уверена?
— Ещё как! Правда! Удачи тебе!
— Но я не хочу… — Тиффани, не договорив, сунула поднос в руки Люси: — Послушай, ты не могла бы разнести за меня чай? Просто ходи среди гостей, они сами хватают чашки. А мне надо… Я должна… Мне нужно кое-что сделать.
Она поспешно спустилась в подвал (Фиглей в нём не обнаружилось, что весьма подозрительно) и прислонилась к холодной стене.
Должно быть, матушка Ветровоск таки ударилась в хихиканье поперёк всех правил! Однако Задний Ум коварно шепнул: «Но ты ведь отлично справишься. Может, матушка и права? Аннаграмма только всех бесит. Она говорит с людьми, будто они дети малые. Ей нравится магия (прошу прощения, магийа, через «й»), но людей она не выносит. Ты же знаешь, она тут страшных дров наломает. Ей просто повезло, что она такая высокая, вся по уши в оккультных украшениях и здорово смотрится в остроконечной шляпе…»
«Почему матушка предложила выбрать меня?» — думала Тиффани. Нет, она не сомневалась, что справится. Но все ведь знали, она не хочет оставаться в горах на всю жизнь, верно? Выбрать должны Аннаграмму, разве нет? Ведьмы обычно принимают решения с большой оглядкой, в том числе на традиции, а Аннаграмма старше всех на шабаше. Конечно, многие ведьмы недолюбливают госпожу Увёртку, но и у матушки Ветровоск не так чтоб очень много подруг…
Тиффани вернулась наверх, пока её не хватились, и, стараясь не привлекать к себе внимания, ввинтилась в толпу.
Посреди одного кружка она увидела госпожу Увёртку, Аннаграмма стояла рядом и явно нервничала. Заметив Тиффани, она тут же поспешила к ней. Лицо её пылало.
— Ты что-нибудь слышала? — резко спросила Аннаграмма.
— Что? Нет! — ответила Тиффани, начиная собирать в стопку грязные тарелки.
— Задумала увести дом у меня из-под носа, да? — Аннаграмма чуть не плакала.
— Не мели чепухи! Я? Мне вообще не нужен этот дом!
— Ты просто так говоришь. А кое-кто утверждает, что домик надо отдать тебе! Тётушка Вровень и госпожа Жилетт стоят за тебя!
— Что? Но я никак не могу заменить госпожу Вероломну!
Это немного успокоило Аннаграмму.
— Разумеется, и госпожа Увёртка именно так всем и говорит. Что ты для этого совершенно не подходишь.
Я провела Роителя сквозь Тёмную Дверь, подумала Тиффани, сердито стряхивая крошки с тарелок птицам. Белая Лошадь покинула свой холм и явилась мне на помощь. Я спасла своего брата и Роланда от Королевы эльфов. И я танцевала с Зимовеем, а он превратил в меня миллионы сверкающих снежинок. Нет, я не хочу жить в этом доме посреди болот и лесов. Не хочу прислуживать людям, которые не могут сами о себе позаботиться. Не хочу носить платья цвета полуночи и всех пугать. Я понятия не имею, как назвать то, чем я хочу заниматься. Но раньше, когда я делала всё это, почему-то никто не говорил, что мне мало лет и что я совершенно не подхожу…
А вслух она сказала:
— Понятия не имею, с чего вообще весь этот шум!
В этот момент Тиффани почувствовала на себе чей-то взгляд и поняла, что если обернётся, то встретится глазами с матушкой Ветровоск.
Дальний Умысел, который всегда посматривал по сторонам уголком её глаза и прислушивался краем уха, шепнул: «Что-то происходит. Лучшее, что ты можешь сделать, — это просто оставаться собой. Не оборачивайся».
— Так тебе что, правда не нужен этот дом? — недоверчиво спросила Аннаграмма.
— Я приехала сюда, чтобы учиться, — сухо ответила Тиффани. — А потом я вернусь в родные края. Но… ты уверена, что он нужен тебе?
— Мне? Конечно! Каждая ведьма хочет иметь собственный домик!
— Но для окрестных жителей много-много лет единственной ведьмой была госпожа Вероломна, — напомнила Тиффани.
— Ничего, как-нибудь привыкнут и ко мне, — беспечно отозвалась Аннаграмма. — Они только обрадуются, увидев, что со всеми этими черепами и паутиной покончено. Я слышала, старая ведьма вконец их запугала.
— А-а, — протянула Тиффани.
— Я буду новой метлой, — продолжала Аннаграмма. — Да и вообще, Тиффани, поверь мне, после этой жуткой старухи люди запросто полюбят кого угодно.
— Э-э… да, — буркнула Тиффани. — Скажи, Аннаграмма, ты с кем-нибудь ещё из ведьм раньше работала?
— Нет. Только с госпожой Увёрткой. Я ведь её первая ученица, знаешь ли, — с гордостью заявила Аннаграмма. — К ней очень трудно попасть.
— И она никогда не ходит по домам в деревнях, верно? — спросила Тиффани.
— Нет. Не хочет отвлекаться от занятий Высшей Магийей. — Аннаграмма не отличалась особой наблюдательностью, зато отличалась редкостной самонадеянностью даже по ведьмовским меркам. Но, должно быть, в этот миг какие-то сомнения у неё возникли, потому что часть её уверенности будто испарилась. — Ну, кто-то ведь должен этим заниматься. Нельзя же, чтобы мы все шатались по хижинам и перевязывали порезанные пальцы, — добавила она. — А что такого?
— Ммм… да нет, ничего, — сказала Тиффани. — Э… послушай, я тут все деревни знаю, если что, обращайся, я помогу.
— О, не сомневаюсь, я всё здесь быстро устрою по своему вкусу, — заявила Аннаграмма, поскольку её безграничная самоуверенность всегда быстро восстанавливалась после удара. — Ладно, я, пожалуй, пойду. Кстати, закуски заканчиваются. — И она упорхнула.
Гигантские миски на столике у самой двери и правда уже заметно оскудели. Тиффани увидела, как одна ведьма украдкой прячет в карман четыре яйца вкрутую.
— Добрый день, мисс Тик.
— А, Тиффани! — сказала ведьма, оборачиваясь к ней без тени смущения. — Госпожа Вероломна как раз рассказывала нам о твоих успехах.
— Рада это слышать, мисс Тик.
— Она говорит, ты подмечаешь даже то, что скрыто.
Например, ярлыки на черепах, подумала Тиффани.
— Мисс Тик, — сказала Тиффани, — вы слышали все эти разговоры о том, что я должна унаследовать дом?
— О, боюсь, всё уже решено, Тиффани, — ответила ведьма-учительница. — Да, некоторые из нас предлагали отдать домик тебе, раз уж ты здесь немного пожила и освоилась, но ты всё-таки слишком молода, а у Аннаграммы гораздо больше опыта. Мне жаль, но…
— Это нечестно, мисс Тик, — сказала Тиффани.
— Ну-ну, Тиффани, разве так пристало говорить ведьме…
— Я не про себя. Я имею в виду, это нечестно по отношению к Аннаграмме. Она ведь всё испортит, верно?
На какую-то крошечную долю мгновения вид у мисс Тик сделался виноватый. Это и правда был очень короткий промежуток времени, но Тиффани успела заметить.
— Госпожа Увёртка уверена, Аннаграмма замечательно справится, — сказала мисс Тик.
— А вы?
— Не забывай, с кем разговариваешь!
— Я разговариваю с вами, мисс Тик! И то, что вы задумали… неправильно. — Тиффани сердито смотрела на ведьму.
Краем глаза она заметила движение. Полное блюдо сосисок самостоятельно и быстро передвигалось по скатерти.
— А это — воровство! — прорычала Тиффани и бросилась в погоню.
Блюдо, скользя в нескольких футах над землёй, обогнуло дом и скрылось за козьим сараем.
Там в укромном уголке на усыпанной палой листвой земле стояли несколько тарелок. На тарелках лежали щедро сдобренная маслом картошка, дюжина ветчинных рулетиков, горка варёных яиц и две жареные курицы. Всё, кроме сосисок на блюде, которое уже обрело стабильность, было понадкусано.
И никаких признаков Фиглей — верный признак, что они где-то рядом. Они всегда прятались от Тиффани, почуяв, что она не в духе.
А она и правда была очень зла. Не столько на Фиглей, хотя их дурацкие игры в прятки и раздражали, сколько на мисс Тик, и матушку Ветровоск, и Аннаграмму, и госпожу Вероломну (за то, что она решила умереть), и даже на самого Зимовея (за очень многое, просто у неё пока не было времени подумать и облечь это «многое» в слова).
Тиффани отступила на шаг и замерла.
Вскоре пришло знакомое ощущение, но если обычно она медленно и безмятежно скользила куда-то, то на этот раз словно погружалась во мрак.
Когда Тиффани открыла глаза, мир был отдельно от неё, как если бы она заглядывала в огромный зал через окно. Звуки стали приглушёнными, словно доносились издалека, и кожа между глаз слегка чесалась.
Из-под сухих листьев и веток, даже из-под тарелок показались Фигли. Их голоса раздавались будто под водой.
— Раскудрыть! Она сотварнула с нами какое-то страшное колдунство!
— Раньше она тако не делала!
«Ха! Вы прятались от меня, а теперь я спряталась от вас, — подумала Тиффани. — Для разнообразия. Хмм, интересно, а что будет, если пошевелиться?» Она шагнула в сторону. Фигли, похоже, ничего не заметили.
— А вдруг она ща как напрыгнет! Ой-ёи…
Ха! Вот бы подобраться так к матушке Ветровоск, то-то бы она удивилась…
Зуд на переносице становился всё сильнее, и ещё у неё появилось ощущение, очень похожее на то, которое возникает, когда срочно надо в туалет, хотя, к счастью, ей пока было туда не надо. Это чувство говорило: скоро что-то произойдёт и неплохо бы к этому подготовиться.
Голоса сделались чётче, перед глазами поплыли лиловые и синие пятна…
А потом это случилось. Если бы оно сопровождалось звуком, то звук был бы: «Чпок!» Примерно такое чпоканье раздаётся в ушах после полёта на особенно большой высоте. Тиффани возникла из пустоты посреди толпы Фиглей, отчего те немедленно ударились в панику.
— Прекратите таскать еду с поминок, вы, чуни позорные! — гаркнула Тиффани.
Фигли замерли и вытаращились на неё. Потом Явор Заядло сказал:
— Шерстявые боты?
Это была одна из тех ситуаций (имея дело с Фиглями, в них оказываешься постоянно), когда кажется, будто весь мир превратился в одну сплошную путаницу и пока всё не распутаешь, дальше не продвинешься.
— О чём ты? — спросила Тиффани.
— Чуни, — пояснил Явор Заядло. — Лапоти такие теплущие, их зимой в дому носят.
— А, ты имеешь в виду войлочные тапочки?
— Ах-ха, мож, тапсами их лучше звать, они ж для дому, — согласился Явор Заядло. — А то, что ты хотела сказануть, эт’ было, как я кумексаю, «чучундры воровастые», тойсь…
— …мы, — услужливо подсказал Туп Вулли.
— О. Да. Ясно, спасибо, — тихо сказала Тиффани. Потом сложила руки на груди и рявкнула: — Так вот, чучундры воровастые, не смейте таскать еду с поминок госпожи Вероломны!
— Ой-ёи-ёи, она руки кресть, ру-у-у-ки кре-е-есть! — завопил Туп Вулли, упал ничком и попытался зарыться в листья.
Другие Фигли тоже принялись стонать и прятаться, а Громазд Йан стал биться головой о стену молочни.
— А ну кык, кончевай панику! — заорал Явор Заядло, отчаянно размахивая руками.
— Губы жамк! — взвыл какой-то Фигль, указывая трясущимся пальцем на лицо Тиффани. — Она жамканьем губей владеет! Кирдыкса нам всем идёт!
Фигли попытались сбежать, но с перепугу кинулись куда попало, налетели друг на друга и попадали.
— Я жду объяснений, — сказала Тиффани.
Фигли замерли, как по команде, и все лица обратились к Явору Заядло.
— Объясненьев? — переспросил он, переступая с ноги на ногу. — Ох. Ах-ха. Объясненьев, знатца. Нае проблеме. Дыкс от, Объясненье… А тебе которое?
— Что значит «которое»? Я хочу услышать правду!
— Нды? Ох… Правду. А тебе точно она надыть? — осторожно спросил Явор. — Я и чего получшей её могу. Я тебе такое Объясненье могу выдасть…
— Хватит! — крикнула Тиффани, притопнув ногой.
— О-о-о-о, ноготопсы пошли! — простонал Туп Вулли. — Ну всё, щаз как пропилит насквозняк…
Тут Тиффани не выдержала… и расхохоталась. Невозможно смотреть на толпу перепуганных Фи-глей без смеха. Они редко пугались, так что опыта в этом деле у них, считай, не было. Одно резкое слово, и они становились словно дрожащие щеночки в корзинке, только воняло от Фиглей куда сильнее.
Явор Заядло неуверенно ухмыльнулся.
— Дыкс ыть все громазды карги тырят почемздря! А одна мала толстукса пятнадцать рулей улямзила! — добавил он с восхищением.
— Это, наверное, нянюшка Ягг, — сказала Тиффани. — У неё в панталоны вделана верёвочная сумка.
— Да что это ваще за трызна! — фыркнул Явор Заядло. — Ни тебе песней, ни тебе пойла, ни тебе ногодрыжества, сплошь шу-шу да шу-шу.
— Ну, слухи и сплетни — это тоже часть ведьмовства, — сказала Тиффани. — Ведьмы должны убедиться, что никто из сестёр пока не спятил. А что за «ногодрыжество»?
— Да плясы всякие, рилы там, джиги. Настояшшие поминки — эт’ когды руки махают, пятки мельтешают, ногсы дрыгают и килты реют.
Тиффани никогда не видела, как Фигли танцуют, только слышала. На слух фиглевские танцы сильно напоминали всеобщее побоище, которым, возможно, и заканчивались. Однако упоминание реющих килтов её слегка смутило. Тиффани давно тревожил один вопрос, но прежде она никак не могла решиться его задать…
— Скажи, — спросила она, — а под килтом у вас что-нибудь надето?
По гробовому молчанию Фиглей стало ясно, что это не тот вопрос, на который они любят отвечать.
Явор Заядло прищурился. Фигли затаили дыхание.
— Не обязательно, — отчеканил он.
Наконец поминки подошли к концу, возможно, потому, что закончилась еда и напитки. Многие ведьмы унесли с собой небольшие свёртки. Это тоже была традиция. Большинство вещей в доме принадлежали самому дому и должны были перейти к его будущей хозяйке, но кое-какие мелочи доставались подругам будущей покойницы. Поскольку сама она на момент делёжки была ещё жива, это позволяло избежать пререканий.
Тут надо кое-что сказать о том, как устроены ведьмы. Матушка Ветровоск говорила, что ведьмы «высоко глядят». Она не объясняла, как это понимать. Матушка вообще редко что-то объясняла. Вряд ли она имела в виду «смотрят на небо» — на небо время от времени смотрят все. Возможно, она хотела сказать, что ведьмы порой отвлекаются от повседневных забот и задаются вопросами вроде: «Зачем всё это? Как это устроено? Что мне делать? В чём моё предназначение?» и, может быть, даже: «Надевают ли что-нибудь под килт?» Наверное, именно поэтому странности для ведьм — дело обычное…
…но они могут сцепиться, как кошки, из-за серебряной ложечки, которая даже не серебряная вовсе. На сей раз несколько ведьм терпеливо ждали у раковины, пока Тиффани помоет обещанные им госпожой Вероломной блюда из-под поминальной жареной картошки и сосисок в тесте.
Зато не надо было ломать голову, куда девать недоеденное. Нянюшка Ягг, изобретательница Супа Из Недоеденных Бутербродов, ждала Тиффани в кладовке, широко распахнув свою сетчатую сумку и улыбаясь ещё шире.
— То, что осталось от ветчины и картошки, мы съедим на ужин, — сказала Тиффани непреклонно. При этом на нянюшку она смотрела с живым любопытством.
Она уже встречалась с нянюшкой Ягг раньше, и старая пухленькая ведьма ей нравилась. Но госпожа Вероломна называла её «мерзкой старой кошёлкой», и Тиффани была заинтригована.
— Разумно, — усмехнулась нянюшка, когда Тиффани отодвинула от неё мясо. — Ты отлично тут всё устроила, Тифф. Это все заметили.
И она ушла, прежде чем Тиффани успела опомниться. С ума сойти! Одна из ведьм почти что сказала ей спасибо!
Петулия помогла занести обратно в дом большой стол и закончить с уборкой. Прежде чем уйти, она неуверенно спросила:
— Эмм… ты не боишься здесь оставаться? Как-то оно всё… странно.
— Мы же ведьмы, для нас в странностях не должно быть ничего странного, — официальным тоном ответила Тиффани. — Да и вообще, тебе ведь доводилось сидеть с умирающими и мёртвыми, верно?
— Эмм, да. Хотя по большей части это были свиньи. Но и несколько человек тоже. Эмм… Если хочешь, я останусь на ночь, — добавила она тоном «отпустите меня отсюда как можно скорее».
— Спасибо, не стоит. Ну что такого страшного может случиться?
Петулия вытаращила глаза, помолчала, потом сказала:
— Дай-ка подумать… Например, тысяча демонов-кровососов с огром…
— Всё будет хорошо, — поспешно перебила Тиффани. — Не переживай. Спокойной ночи!
Она закрыла за подругой дверь, привалилась к ней спиной и зажала себе рот, дожидаясь, пока стукнет калитка. Потом досчитала до десяти, чтобы Петулия точно отошла достаточно далеко. И только тогда решилась опустить руку. К этому времени крик, который так долго ждал, чтобы вырваться наружу, съёжился до жалкого: «Ойй!»
Ночь обещала быть очень необычной.
Люди умирают. Печально, но никуда не денешься. Но что делать с ними потом? Все считают, ведьма, живущая поблизости, знает ответ. И ведьма обмывает тело и делает кое-какие тайные хлюпающие процедуры, и одевает покойника в лучшее, что у него найдётся, и ставит возле его ложа чашки с землёй и солью (никто, даже госпожа Вероломна, не знал, зачем это нужно, но все так делали), и кладёт по пенни ему на веки «для перевозчика», и сидит с ним всю ночь перед похоронами, потому что умерших нельзя оставлять одних.
Никто опять-таки не мог сказать, почему их нельзя оставлять, хотя все знали историю о старике, который оказался не так уж и мёртв, посреди ночи встал со своего смертного ложа и отправился в постель к жене.
Но подлинная причина куда серьёзнее. В любом деле самая большая опасность подстерегает в начале и в конце, и в жизни — особенно.
И госпожа Вероломна была старой злой ведьмой. Кто знает, что может случиться? Стоп, сказала себе Тиффани. Не поддавайся магии боффо. Она просто хитроумная старушка с каталогом «Товары почтой»!
Ткацкий станок в соседней комнате смолк. Такое часто бывало, но на сей раз его молчание звучало оглушительно.
Госпожа Вероломна крикнула:
— Что у нас осталось на доедалки?
Да, ночь определённо будет очень необычной, подумала Тиффани.
Госпожа Вероломна отправилась в постель рано. Впервые на памяти Тиффани она не заснула в кресле. А ещё старая ведьма надела белую ночную рубашку, и Тиффани впервые увидела её не в чёрном.
У Тиффани ещё оставалось много работы. По традиции дом должен сиять, когда в него войдёт новая хозяйка, и хотя добиться сияния от чёрных поверхностей нелегко, Тиффани сделала, что смогла. На самом деле в доме и так было очень чисто, но она тёрла, скоблила и драила, потому что это позволяло оттянуть момент, когда придётся подняться к госпоже Вероломне. Она даже ободрала всю поддельную паутину и бросила её в камин, где паутина сгорела жутким синим пламенем. А вот что делать с черепами, она пока не придумала. И, наконец, Тиффани записала всё, что смогла вспомнить, о жителях округи: кто и когда ждёт ребенка, кто тяжело болен и чем, кто с кем враждует, а у кого трудный характер — все мельчайшие подробности деревенской жизни, какие только могли пригодиться Аннаграмме. Всё, что угодно, лишь бы оттянуть момент…
Но он всё-таки наступил, и Тиффани пришлось подняться по узкой лестнице и окликнуть:
— Госпожа Вероломна, вам ничего не нужно?
Старушка сидела в постели и писала. Вороны устроились на столбиках кровати.
— Решила вот черкануть несколько благодарственных писем, — пояснила она. — Некоторые сегодняшние гостьи прилетели издалека и наверняка замёрзли на обратной дороге.
— «Спасибо, что пришли на мои поминки»? — слабым голосом спросила Тиффани.
— Именно. Такое нечасто пишут, уж поверь мне. Ты знаешь, что после меня в этом доме поселится юная Аннаграмма Ястребей? Уверена, она бы хотела, чтобы ты осталась. По крайней мере, на первое время.
— Не думаю, что это хорошая мысль, — сказала Тиффани.
— И правда, — улыбнулась госпожа Вероломна. — Подозреваю, юная Ветровоск что-то задумала.
Любопытно было бы посмотреть, как ведьма, обученная госпожой Увёрткой с её пониманием нашего ремесла, поладит с моими неразумными подопечными… Хотя, пожалуй, смотреть лучше будет из-за большого камня. Или, как я, из-под него.
Она отложила письма в сторону, и оба ворона повернули головы к Тиффани.
— Ты прожила со мной только три месяца.
— Да, госпожа Вероломна.
— Мы так ни разу и не поговорили толком о своём, о женском. И я должна была научить тебя большему.
— Я многому научилась, госпожа Вероломна.
И это была правда.
— У тебя есть друг, Тиффани. Он шлёт тебе письма и посылки. А ты каждую неделю наведываешься в Ланкр, чтобы послать ему письмо. Боюсь, ты улетела далеко от своей любви.
Тиффани ничего не ответила. Они уже это проходили. Похоже, госпожа Вероломна была совершенно очарована Роландом.
— Я вот вечно была слишком занята, чтобы обращать внимание на юношей, — вздохнула старая ведьма. — Всё откладывала их на потом да на потом, а потом «потом» превратилось в «слишком поздно». Не забывай своего кавалера.
— Эмм… Я же говорила, он не мой… — начала Тиффани, чувствуя, что краснеет.
— Но и не становись такой потаскушкой, как нянюшка Ягг, — добавила госпожа Вероломна.
— Я не очень-то люблю таскать вещи, — неуверенно сказала Тиффани.
Госпожа Вероломна засмеялась:
— Думаю, у тебя есть словарь. Мало кто из девушек заглядывает в словари, а зря, в них много пользы.
— Да, госпожа Вероломна.
— На моей книжной полке ты найдёшь словарь побольше и пополнее, называется «Неурезанный словарь». Он не боится оскорбить чью-то благопристойность. Очень полезная книга для девушки. Можешь взять себе его и ещё одну книгу на твой выбор. Остальные останутся в доме. Кроме того, можешь взять мою метлу. Всё прочее принадлежит дому.
— Большое спасибо, госпожа Вероломна. Я бы хотела взять ту книгу про мифы, если можно.
— А, Вьюркоу! Прекрасный выбор. Эта книга в своё время мне очень пригодилась, а тебе, подозреваю, будет особенно полезна. Ткацкий станок останется здесь, разумеется. Аннаграмма Ястребей найдёт ему применение.
Тиффани в этом сомневалась. Аннаграмма была не очень-то хорошей хозяйкой. Но, пожалуй, сейчас не самый подходящий момент, чтобы говорить об этом.
Госпожа Вероломна откинулась на подушках.
— Люди думают, вы вплетаете в ткань их имена, — сказала Тиффани.
— Да? А, это правда. В этом нет никакой магии, очень старый приём, каждая ткачиха им владеет. Только вытканное нельзя прочитать, если не знаешь, как оно было соткано. — Старая ведьма вздохнула. — Бедные, бедные мои неразумные люди. Для них всё непонятное — волшебство. Они думают, я могу видеть, что творится у них в сердце, но это ни одной ведьме не под силу. По крайней мере, без вскрытия.
А их небогатые мысли можно прочитать безо всякой магии. Я ведь знаю всех окрестных жителей с самого младенчества. Я знавала их бабушек и дедушек, когда те ещё под стол пешком ходили! Они думают, они выросли! А на самом деле всё те же детишки, цапающиеся в песочнице из-за куличиков. Я вижу насквозь их ложь, их оправдания, их страхи. Они так и не стали взрослыми, по-настоящему взрослыми. Живут, не поднимая глаз, вообще их толком не открывая. И всю жизнь остаются детьми.
— Уверена, им будет вас не хватать, — сказала Тиффани.
— Ха! Я старая злая ведьма, дитя. Они боялись меня и делали, как я скажу. Они боялись игрушечных черепов и глупых выдумок. И это мой выбор. Я ведь знала: если говорить людям правду, то любви от них не дождёшься. Поэтому я посеяла в их сердцах страх. Нет, они вздохнут с облегчением, узнав, что злая ведьма умерла. А теперь я хочу поведать тебе кое-что очень важное. Секрет моей долгой жизни.
Ага, подумала Тиффани и подалась вперёд, чтобы не упустить ни слова.
— Секрет в том, — сказала госпожа Вероломна, — чтобы не пускать ветры. Избегай грубых овощей и фруктов. А самое вредное в этом смысле — фасоль, можешь не сомневаться.
— Простите, я не совсем поняла… — начала Тиффани.
— Просто не перди.
— А сложно можно? — нервно хихикнула Тиффани, не в силах поверить, что этот разговор происходит на самом деле.
— Это не повод для шуточек, — сказала госпожа Вероломна. — Воздуха в человеческом теле ровно столько, сколько тебе отмерено. Главное — растянуть этот запас. Тарелка фасоли отнимает год жизни. Я всю свою жизнь старалась не есть ничего такого, от чего пучит. Я старая женщина, а значит, мои советы — мудрые. Ты поняла меня, деточка? — строго спросила она растерянную Тиффани.
Тиффани лихорадочно размышляла. Всё это — испытание!
— Нет! — сказала она. — Я не деточка, а ваш совет — никакой не мудрый, это просто чепуха!
Лицо старой ведьмы расплылось в улыбке.
— Верно, — сказала она. — Совершеннейшая чушь, от первого до последнего слова. Но, согласись, придумано-то отлично. Ты ведь поверила, пусть и всего на мгновение, да? Вот и жители деревни в прошлом году развесили уши. Ты бы видела, как они ходили целых несколько недель! Какие у них были натужные лица! Я тогда чуть со смеху не умерла. А как дела с Зимовеем? Пока всё тихо, да?
Вопрос вонзился в разговор, как острый нож в кусок торта, и Тиффани ахнула от неожиданности.
— Я утром рано проснулась, и мне стало интересно, где ты, — сказала госпожа Вероломна.
Было так легко забыть, что она постоянно, даже не задумываясь, пользуется чужими глазами и ушами.
— Вы видели розы? — спросила Тиффани.
Утром в саду она вроде бы не чувствовала знакомой щекотки в глазах, однако тогда она была настолько сама не своя от беспокойства, что могла и не заметить.
— Да. Красивые. — Госпожа Вероломна вздохнула. — Хотела бы я помочь тебе, Тиффани, но, боюсь, в ближайшее время буду занята другим. Да я и не особенно опытна в любовных делах.
— В любовных делах? — ахнула Тиффани. Такого она никак не ожидала.
— Придётся юной Ветровоск и мисс Тик подсказывать тебе путь, — продолжала старая ведьма. — Хотя, боюсь, ни та, ни другая тоже не могут похвастаться длинным списком романтических приключений.
— Романтических приключений? — переспросила Тиффани.
Чем дальше, тем хуже.
— В покер играешь? — спросила госпожа Вероломна.
— Простите?
— В покер. Такая карточная игра. Или в дуркер, или в «пятнашки»? Тебе же, наверное, уже доводилось коротать ночь с мёртвыми и умирающими?
— Да, но я никогда не играла с ними в карты! Я и играть-то не умею!
— Я тебя научу. В нижнем ящике комода лежит колода карт. Сходи-ка принеси её.
— А это разве не азартные игры? — спросила Тиффани. — Мой отец говорит, что азартные игры — зло.
Госпожа Вероломна кивнула:
— Правильно говорит, дорогуша. Но не волнуйся: я играю в покер так, что азарту места не остаётся…
Тиффани проснулась и вздрогнула, карты посыпались с её коленей на пол. Комнату заливал серый и холодный утренний свет.
Она внимательно посмотрела на безмятежно похрапывающую госпожу Вероломну.
Сколько времени? Должно быть, уже шесть, а то и больше! Так, что ещё нужно срочно сделать?
Ничего. Больше делать было нечего.
Тиффани подобрала с пола туза жезлов и рассеянно уставилась на карту. Значит, вот как играют в покер… У неё стало неплохо получаться, когда она поняла, что главное тут — чтобы на твоём лице была написана неправда. Карты по большей части просто помогали занять чем-то руки.
Госпожа Вероломна всё ещё спала. Тиффани подумала, не приготовить ли завтрак, но это казалось таким…
— Цари Джелибейби, те, которые жили давным-давно и которых хоронили в пирамидах, — произнесла вдруг ведьма, — думали, что могут взять с собой на тот свет имущество. Золото, драгоценные камни, даже рабов. Так что приготовь-ка ты мне сандвич с ветчиной.
— Э-э… вы имеете в виду… — пролепетала Тиффани.
— После смерти меня ждёт долгий путь, — сказала госпожа Вероломна и села в постели. — Вдруг ещё проголодаюсь.
— Но ведь в путь отправится только душа!
— Что ж, может, и у сандвича с ветчиной есть душа, кто знает… — Госпожа Вероломна спустила худые ноги на пол. — Насчёт горчицы я, правда, не уверена, но попробовать стоит. Ну-ка замри!
Последняя команда означала, что старуха схватила щётку для волос и собралась использовать ученицу в качестве зеркала. Пришлось Тиффани замереть и старательно уставиться на лицо в нескольких дюймах от своего носа. Учитывая, что утро и так выдалось непростое, это едва её не доконало.
— Спасибо, теперь можешь идти и заняться сандвичем, — разрешила госпожа Вероломна, отложив щётку. — А я пока оденусь.
Тиффани поспешно вышла и отправилась к себе в комнату, чтобы умыться. Она всегда умывалась после того, как госпожа Вероломна пользовалась её глазами, но у неё ни разу не хватило духу отказаться, а сегодня и подавно не стоило начинать.
Вытирая лицо, она услышала какой-то глухой звук снаружи и подошла к окну. На стекле красовались морозные…
О нет! Нет-нет-нет-нет! Опять он за своё!
Морозные узоры на стекле складывались в слово «Тиффани». По всему окну.
Тиффани схватила тряпку и попыталась стереть узор, но имя проявилось снова, ещё более отчётливо.
Она побежала вниз. Узоры были на всех окнах, а когда Тиффани стала стирать их, тряпка примёрзла к стеклу, и оторвать её удалось только с треском.
Её имя написано на окне. На всех окнах в доме. А может быть, на всех окнах в горах. Повсюду.
Он вернулся. Ей стало страшно.
Но и приятно тоже. Хотя, конечно, к его знакам внимания она относилась довольно… холодно.
Она не произнесла мысленно это слово, потому что оно означало не только равнодушие, но и мороз. Но всё равно подумала о том, как она его подумала. Мысль была маленькая и обжигающая.
— В моё время молодые люди вырезали инициалы девушек на деревьях, — сказала госпожа Вероломна, осторожно, шажок за шажком, спускаясь по лестнице.
Тиффани только теперь поняла, что уже какое-то время ощущает знакомую щекотку в глазах.
— Это не смешно, госпожа Вероломна! Что мне делать?
— Не знаю. По возможности, будь собой.
С трудом наклонившись, ведьма опустила пониже раскрытую ладонь. Зрительная мышка спрыгнула на пол и уставилась чёрными глазками-бусинками на старуху. Госпожа Вероломна ласково подтолкнула её пальцем:
— Иди, иди… Спасибо тебе.
Мышка бросилась прочь и юркнула в норку.
Тиффани помогла госпоже Вероломне выпрямиться, и та сказала:
— Что, уже принялась распускать нюни, да?
— Ну, это было немножко… — начала Тиффани.
Маленькая мышка выглядела такой покинутой и одинокой.
— Не плачь, — сказала ведьма. — Долгая жизнь не так хороша, как многие думают. Юности тебе достаётся столько же, сколько всем, зато ты куда дольше маешься старой глухой развалиной. А теперь высморкайся и помоги мне пристроить насест для воронов.
— Возможно, Зимовей всё ещё там, снаружи… — пробормотала Тиффани, опуская насест на хрупкие плечи старушки.
Она снова протёрла стекло от узоров и разглядела, что за окном движутся какие-то тени.
— Ой… Они собрались…
— Что? — спросила госпожа Вероломна и вдруг замерла. — Столько людей пришло!
— А… да, — сказала Тиффани.
— Ты что-нибудь об этом знаешь, девочка?
— Ну, понимаете, они все спрашивали, когда…
— Принеси мои черепа! Меня не должны увидеть без черепов! Как у меня волосы лежат? — Ведьма принялась лихорадочно заводить свои часы.
— У вас прекрасная причёска…
— Прекрасная? Да ты с ума сошла! Немедленно растрепли мне волосы! — велела старуха. — И принеси мой самый драный плащ! Этот слишком опрятный! Да побыстрее, деточка!
Через несколько минут госпожа Вероломна была готова, причём больше всего времени потребовалось, чтобы убедить её не выносить черепа на улицу среди бела дня — вдруг упадут и кто-нибудь увидит ярлыки. Наконец Тиффани открыла дверь.
Негромкие разговоры в толпе как отрезало.
Люди стояли перед дверью плотным полукольцом. Когда госпожа Вероломна перешагнула порог, толпа разделилась надвое, освобождая ей проход.
Тиффани с ужасом увидела разверстую могилу на дальнем краю поляны. Этого она никак не ожидала. Она сама не знала, чего ожидала, но только не разверстой могилы.
— Кто выкопал…
— Наши маленькие синие друзья, — сказала госпожа Вероломна. — Я их попросила.
И тут толпа разразилась приветственными криками. Женщины бросились вперёд с охапками тиса, падуба и омелы — единственной зелени, которую можно найти зимой. Люди смеялись. Люди плакали. Они сгрудились вокруг старой ведьмы, оттеснив Тиффани. Она шла с краю, молча, и слушала.
— Как же мы будем без вас, госпожа Вероломна…
— Новой ведьме наверняка будет до вас далеко…
— Мы и подумать не могли, что однажды вы нас покинете, госпожа Вероломна, вы помогли моему дедушке появиться на свет…
Торжественно сойти в могилу, думала Тиффани. Стильно, ничего не скажешь. Это… боффо высшей пробы. Люди будут помнить до конца дней своих.
— В таком случае следует оставить себе всех щенков, кроме одного. — Госпожа Вероломна остановилась, чтобы прекратить толчею. — А одного щенка обычай велит отдать хозяину кобеля. Вы же сами виноваты, что выпустили суку на улицу и не позаботились о заборе. А ты что хотел спросить, господин Миггорн?
Тиффани напряглась. Они осмелились донимать её своими тяжбами! В такой день. Но… она не против. В их тяжбах была вся её жизнь.
— Госпожа Вероломна! — строгим голосом сказала Тиффани, протолкавшись к ней. — Не забывайте, у вас назначена встреча!
Может, это были и не самые подходящие слова, но всё лучше, чем: «Вы же знаете, вам осталось жить не больше пяти минут!»
Госпожа Вероломна обернулась, и на мгновение показалось, что она колеблется.
— Ах да, — сказала она. — И правда. Мы лучше пойдём.
И, на ходу обсуждая с господином Миггорном какой-то запутанный вопрос об упавшем дереве и чьём-то сарае, она позволила Тиффани медленно подвести её к могиле. Толпа шла за ними.
— Что ж, по крайней мере, у вашей жизни будет счастливый конец, — шепнула Тиффани.
Это, конечно, прозвучало глупо, и старая ведьма совершенно справедливо возразила ей:
— Деточка, это наше дело заботиться о том, чтобы всё заканчивалось счастливо, день за днём. Но, видишь ли, для ведьмы ничего не кончается хорошо. Оно просто кончается. Ну, вот мы и пришли…
Главное, не думай, велела себе Тиффани. Не думай о том, что ты спускаешься по самой настоящей приставной лестнице в самую настоящую могилу. Не думай о том, что помогаешь госпоже Вероломне слезть и устроиться на куче сухих листьев, которая с одного конца могилы выше и мягче. Не позволяй себе осознать, что ты тоже стоишь в могиле.
Здесь, между земляных стен, тиканье жутких часов казалось ещё громче: тонк-тунк, тонк-тунк…
— Да, думаю, мне тут будет очень удобно, — безмятежно проговорила госпожа Вероломна, немного потоптавшись на листьях. — Деточка, я ведь сказала тебе про книги, да? А ещё один свой подарок найдёшь у меня под креслом. Да, думаю, это то, что нужно. Ой, чуть не забыла…
Тонк-тунк, тонк-тунк — много громче обычного выстукивали часы в могиле.
Госпожа Вероломна привстала на цыпочки и крикнула наверх:
— Господин Легчей! Ты задолжал две месячные ренты вдове Лэнгли! Ты понял меня? Господин Полноу, свинья принадлежит госпоже Поленте, и если ты не отдашь её, я восстану из могилы и приду выть под твоими окнами! Госпожа Многократ, семья Доггели имеет право прохода через Загогульное пастбище, сколько я себя помню, и ты должна… ты должна…
Тон… к.
На миг, на один долгий миг внезапное молчание часов накрыло поляну, будто раскат грома.
Госпожа Вероломна медленно осела на груду листьев. Лишь спустя несколько жутких мгновений к Тиффани вернулась способность мыслить, и она крикнула столпившимся наверху людям:
— Отойдите назад, все! Дайте ей воздуху!
Люди попятились, а Тиффани опустилась на колени.
В воздухе густо пахло влажной землёй. Хорошо ещё, госпожа Вероломна умерла с закрытыми глазами. Так бывает не всегда. Тиффани терпеть не могла, когда приходилось закрывать глаза мертвецам, ей казалось, будто этим она убивает их снова.
— Госпожа Вероломна? — прошептала она.
Это была первая проверка. Существует много способов понять, правда ли человек умер, и нужно испробовать их все: окликнуть, приподнять и отпустить руку, пощупать пульс, в том числе и на шее, приложить к губам зеркальце — не затуманится ли… Тиффани всегда боялась ошибиться, а в самый первый раз — её тогда вызвали к человеку, который после жуткого несчастного случая на лесопилке выглядел мертвее мёртвого, — она проделала всё без исключения, хотя ей пришлось для этого долго искать его голову.
В доме госпожи Вероломны зеркал не водилось.
Значит, придётся…
…думать головой! Это же госпожа Вероломна! И она завела свои часы всего несколько минут назад!
Тиффани улыбнулась.
— Госпожа Вероломна! — тихонько сказала она над самым ухом старой ведьмы. — Я знаю, что вы здесь.
И вот тогда-то скорбное, ужасное, невыносимое до мурашек по спине утро вдруг превратилось… в одно сплошное боффо.
Госпожа Вероломна улыбнулась.
— Они ушли? — осведомилась она.
— Госпожа Вероломна! — с упрёком сказала Тиффани. — Ну нельзя же так!
— Я остановила часы ногтем большого пальца! — с гордостью призналась старая ведьма. — Нельзя же было разочаровать людей, верно? Захватывающее представление, вот что им требовалось…
— Госпожа Вероломна, — строго спросила Тиффани, — это ведь вы придумали историю про свои часы?
— Конечно, я! Шикарно получилось, прямо шедевр устного народного творчества. Ведьма Вероломна и её железное сердце! Если повезёт, может, эта сказка даже станет мифом. Ведьму Вероломну будут помнить тысячи лет!
Она закрыла глаза.
— Я-то уж точно буду помнить вас, госпожа Вероломна, — сказала Тиффани. — Честное слово, ведь…
Мир сделался тусклым и серым и продолжал тускнеть. И госпожа Вероломна вдруг совсем затихла.
— Госпожа Вероломна! — окликнула Тиффани, легонько толкнув ведьму в бок. — Госпожа Вероломна!
— ГОСПОЖА ЭВМЕНИДА ВЕРОЛОМНА, НЕ ЗАМУЖЕМ, СТО ОДИННАДЦАТЬ ЛЕТ ОТ РОДУ?
Голос раздался в голове Тиффани, и попал он туда, похоже, минуя уши. Она уже слышала его прежде, а это, надо сказать, доводилось немногим. Обычно люди слышат Смерть только однажды.
Госпожа Вероломна встала, не скрипнув ни единым суставом. Она выглядела вполне материальной и улыбалась. То, что осталось лежать на подстилке из сухих листьев, в этом мире казалось лишь тенью.
Но рядом с ней стояла высокая фигура в чёрном. Смерть собственной персоной. Тиффани уже встречалась с ним, на его собственной территории по ту сторону Тёмной Двери, но даже если бы она видела его впервые, то не стала бы гадать, кто перед ней. Коса, длинный чёрный плащ с капюшоном и связка песочных часов у пояса достаточно прозрачно на это намекали.
— Деточка, где твои манеры? — упрекнула госпожа Вероломна.
— Доброе утро, — поздоровалась Тиффани.
— ДОБРОЕ УТРО, ТИФФАНИ БОЛЕН ТРИНАДЦАТИ ЛЕТ, — отозвался Смерть своим не-голосом. — вижу, ты в добром ЗДРАВИИ.
— Небольшой реверанс тоже был бы к месту, — заметила госпожа Вероломна.
Реверанс перед Смертью? Матушка Болен такого бы не одобрила, подумала Тиффани. «Никогда не склоняйся перед тираном», — говорила бабушка.
— ЧТО Ж, ЭВМЕНИДА ВЕРОЛОМНА, НАКОНЕЦ-ТО НАСТАЛО время нам прогуляться. — Смерть мягко взял старушку под руку.
— Эй, погодите-ка! — крикнула Тиффани. — Но ведь госпоже Вероломне сто тринадцать лет, не сто одиннадцать!
— Э-э… я немного прибавила себе лет, из карьерных соображений, — призналась госпожа Вероломна. — Сто одиннадцать звучит так… ребячески. — И, словно в попытке скрыть своё потустороннее смущение, она сунула руку в карман и достала дух сандвича. — Ага, получилось! Я знала! Ой, а где же горчица?
— БОЮСЬ, С ГОРЧИЦЕЙ ВСЕГДА БЫВАЮТ ТРУДНОСТИ, — сказал Смерть.
Фигуры начали таять в воздухе.
— Так я осталась без горчицы? А как насчёт маринованного лука?
— МАРИНАДЫ И СОЛЕНЬЯ НЕ ПРОХОДЯТ. ПРОСТИ.
Позади них проступили очертания двери.
— В посмертии что, ничего остренького нет? Жуть какая! А чатни? — возмутилась, исчезая, госпожа Вероломна.
— ДЖЕМ. ДЖЕМ МОЖНО.
— Джем? Джем?! С ветчиной?
И они исчезли. Свет стал обычным. Вернулись звуки. Время снова пошло.
Теперь опять главное было — не задумываться слишком глубоко о том, что произошло, стараться мыслить легко и спокойно, и только о том, что нужно сделать.
Под взглядами собравшихся на поляне людей Тиффани выбралась из могилы, сходила в дом и вернулась с грудой одеял, тщательно завернув в них два боффо-черепа и машинку для изготовления паутины. Когда тайна госпожи Вероломны была надёжно спрятана, Тиффани взяла лопату. Двое мужчин бросились помочь ей, и они начали засыпать могилу, но тут из-под земли раздалось:
Тонк-тунк. Тонк.
Помощники Тиффани окаменели от ужаса. Она тоже, однако Дальний Умысел шепнул: «Не бойся. Она ведь остановила часы! Должно быть, на них упал камень или ещё что, и они пошли снова».
Тиффани расслабилась и с улыбкой сказала:
— Должно быть, это её последнее «прости».
Могила была засыпана удивительно быстро.
Теперь я тоже часть боффо, подумала Тиффани, когда люди поспешили по домам. Но госпожа Вероломна очень старалась ради них. Она заслужила стать мифом, если уж ей этого так хотелось. Стать легендой, в которую будут верить. А тёмными ночами, готова поспорить, поспорить на что угодно, они будут слышать её…
Но сейчас только ветер шумел в лесу.
Тиффани стояла и смотрела на свежую могилу.
Кто-то должен сказать хоть несколько слов. И? Я же ведьма, в конце концов…
Жители холмов, как и люди в горах, были не особенно религиозны. Примерно раз в год приходили омнианские священники и созывали людей на свои службы. Порой объявлялись Поклонники Девятого Дня или служители Престола Малой Веры, или мог приехать на ослике жрец из храма Мелких Богов. Если священнослужитель умел красиво говорить или орать, надсаживаясь, так что аж лицом багровел, люди приходили послушать, а если им нравилась мелодия, то и гимнам могли подпеть. А потом расходились по домам.
«Мы — люди маленькие, — сказал как-то раз отец Тиффани. — Лучше не привлекать внимания богов от греха подальше».
Тиффани вспомнила слова, которые он произнёс над могилой матушки Болен. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь. Там, на тёплом лугу, под синим небом, где перекрикивались канюки, тех слов было довольно. Как будто ничего больше и не стоило говорить.
И Тиффани повторила их над могилой госпожи Вероломны:
— Нет в мире земли более священной, чем эта. Нет в году дня более святого, чем нынешний.
На свежий холмик земли вскарабкался Билли Мордаст. Посмотрел на Тиффани торжественно, перехватил визжаль поудобнее и заиграл.
Звуки визжали, мышиной волынки, слишком высоки для человеческого уха, но мелодия отдавалась у Тиффани в голове. Гоннаглы умеют многое вложить в музыку, и сейчас в ней звучали закаты, осенние месяцы, туманы на холмах и запах роз, таких красных, что казались почти чёрными…
Закончив, гоннагл постоял мгновение в тишине, потом снова посмотрел на Тиффани и исчез.
Тиффани присела на пенёк поблизости и немного всплакнула, потому что ей нужно было поплакать. А после пошла и подоила коз, потому что и это тоже нужно было сделать.