По данным ученых из Университета штата Нью-Йорк в Олбани, среднестатистический человек фантазирует о сексе семь-восемь раз в день (хотя диапазон может быть очень широк – от нуля до 40). Мужчины фантазируют в два раза чаще женщин (последние, впрочем, более склонны к эротическим грезам в период овуляции) и концентрируются на визуальных стимулах (возбуждающие части тела). Для женщин намного важнее эмоции и контекст. На то, что женщины хотят не «глазами», указывают не только данные исследований, но и история эротических журналов: когда феминистка Марин Скотт Милам в 1973 году возглавила только что основанный журнал Playgirl, она искренне верила, что большинству женщин не хватает зрелища эффектной мужской наготы, хотя и полагала, что какое-то время уйдет на то, чтобы новая аудитория привыкла к экзотическому развлечению. Фотографии мужских моделей (достаточно скромные, между прочим, – в первом номере обошлось без пенисов вообще, а эрекцию показали только через несколько лет) отбирались женской редакцией для женщин. И тем не менее издание ожидал провал – редакция Playgirl разорилась бы в первый же год, если бы на поддержку не пришли настоящие ценители мужской красоты – геи.

При этом где-то три четверти фантазий у обоих полов – традиционные, и четверть – «необычные»: про БДСМ, однополый секс, групповой секс и т. д. Но как понять, когда частота и содержание фантазий выходят за рамки «нормы»? И можно ли тут вообще говорить о норме? Поскольку в сфере фантазий нет ни методов диагностики, ни общепринятых критериев нормальности, разные подходы к этому вопросу пока остаются частным мнением психологов. Самый распространенный взгляд – «неважно, о чем ты фантазируешь, важно, как сильно ты зацикливаешься». Например, если человек пару раз в жизни вообразил, как ударил кого-то во время секса, это еще ничего о нем не говорит. Но люди, склонные к сексуальному насилию, фантазируют очень часто (настолько, что это отвлекает их от повседневных дел), и их воображение регулярно рисует им какие-то садистские действия (без жестоких картинок в голове сложно получить оргазм). Навязчивые мысли о насилии зачастую бывают также у людей с обсессивно-компульсивным расстройством (ОКР), но люди с ОКР не совершают преступлений, которых они не хотят совершать и которые противны их природе и ценностям.

Если речь идет об отношениях в браке, когда супруги иногда представляют кого-то другого во время секса, чтобы добавить остроты ощущениям, в этом нет ничего страшного (в частности, такого мнения придерживается Марк Шварц, глава исследовательского подразделения в Институте Мастерса и Джонсон). Но если один из супругов постоянно подставляет на место партнера фантазию о другом человеке, это сигнализирует о проблемах в отношениях и, кроме того, такое поведение только усиливает отчужденность. Иногда фантазии во время полового акта используются, чтобы установить эмоциональную дистанцию – так, например, часто поступают женщины, пережившие психологическую травму, связанную с сексом.

Многие люди стесняются собственных фантазий. Христианская культура внушает чувство вины даже за то, что мы думаем и чувствуем: загляделся на чужую жену – считай, уже прелюбодействовал. С точки зрения психического здоровья это не очень конструктивно – мы не можем полностью контролировать свои мысли, эмоции и желания, так что, испытывая чувство вины по этому поводу, мы в каком-то смысле отвергаем часть себя. Однако не стоит думать, что от вины нет совсем никакой пользы – это так называемая социальная эмоция, помогающая нам избегать поступков, приводящих к серьезным конфликтам с окружением. Например, чувство вины из-за влечения к чужой жене поможет (по крайней мере, в большинстве случаев) не давать ход этому влечению и в итоге предотвратит неловкую и опасную ситуацию, в которой пришлось бы улепетывать от разъяренного мужа. Простые внешние запреты тут не очень действенны, потому что на эмоциях и в состоянии сексуального возбуждения люди не очень склонны прислушиваться к рациональным доводам, а вот эмоциональный «кнут» от собственной совести оказывается куда эффективнее.

Но если чувство вины развито слишком сильно, его функциональность теряется – сигнализация включается по любому поводу, а самобичевание превышает разумные пределы. Человек начинает переживать по поводу того, что он не очень хороший, даже если не собирается реализовывать свои желания. И вот тут запускается интересный процесс – сами фантазии могут корректироваться так, чтобы обеспечить своего рода индульгенцию. Для примера на минутку вернемся к Средневековью и ведьмам, когда подавляемая религиозностью сексуальность рвется наружу, очень удобно оправдывать «сбой благочестия» вмешательством темных сил. Фантазия о бурном сексе с инкубом рационализируется как дьявольское наваждение, и вообще инкуб не настоящий и даже не вполне человек. Противиться его чарам невозможно, поэтому ответственность за вольные мысли в этом случае снимается. Иногда фантазии об опасном и запретном сексе оказываются еще более завуалированы, например, некоторые исследователи считают, что интерес к историям про вампиров во многом носит эротический характер. Вампиры красивы и гипнотически обольстительны, будучи нежитью, они не имеют никаких следов физического разложения (а герои «Сумерек» и вовсе сверкают на солнце, как стразы Сваровски), при этом укус в шею – метафора сексуального акта, а по некоторым версиям, и дефлорации (кровь же!). Таким образом, подростковые фантазии о вампирах – это в том числе способ «переработать» страх перед первым сексуальным опытом.

Некоторые эротические мечты, судя по всему, формируются в том числе и гендерными ограничениями. Есть, например, гипотеза, что женские фантазии об изнасиловании красивым мачо (по оценкам разных исследований, они приходят в голову 30–60 % женщин) – вовсе не про мазохизм, а про преодоление табу на сексуальную инициативу: это возможность отдаться страсти, не неся за это ответственности и не чувствуя себя слишком плохой. «Не виноватая я, он сам пришел». Учитывая актуальность феминистской повестки, эту гипотезу довольно скоро можно будет подтвердить или опровергнуть: если дело действительно в страхе не соответствовать гендерным ожиданиям, то по мере того, как активная женская сексуальность будет меньше осуждаться обществом, такие фантазии будут становиться менее распространенными (но и сейчас они, несмотря на свою популярность, не являются прерогативой традиционно «слабого» пола, мужчинам тоже может нравиться подчиняться). Впрочем, недавно ученые из Университета Северного Техаса провели исследование, которое эту гипотезу не подтвердило: оказалось, что женщины, часто представляющие себе удовольствие от насильственного секса, не очень скованы предрассудками и чаще фантазируют и о других вещах (в том числе и о доминировании над мужчиной).

Еще одна гипотеза – на такие фантазии провоцирует стремление быть желанной и сексуально неотразимой настолько, что мужчины теряют разум, волю и даже отчасти утрачивают хорошие манеры. Дональд Симонс и Брюс Эллис в своем исследовании обнаружили, что больше половины женских фантазий имеют именно такую направленность: респондентки часто представляли себя стриптизершами и главными красотками в гареме.

В гипертрофированном виде эта сверхъестественная тяга описана в саге «Сумерки» Стефани Майер: ничем не примечательная Белла Свон становится самым большим искушением для прекрасного и грозного Эдварда, потому что ее крови он хочет больше всего на свете. Звучит немного извращенно, но это, конечно, метафора. Женщине хочется, чтобы в ней разглядели какую-то особенную, только ей свойственную привлекательность, которая может свести с ума любого.

Но такое желание довольно сложно увязать с потребностью в уважении и стабильной романтической привязанности. Если посмотреть на структуру типичного женского эротического романа, мы увидим несколько обязательных элементов, которые, судя по всему, все-таки призваны примирить читательницу с собственным интересом к грубому и необузданному сексу с малознакомыми людьми. Во-первых, по жанровой конвенции нельзя вот так просто отдаться красивому новому боссу на рабочем столе в пятиминутном перерыве между совещаниями – все это, конечно, не зря, и герои потом обязательно полюбят друг друга. Брутальное и хамоватое поведение героя объясняется тем, что ему просто очень сильно сносит крышу от героини (и тут было бы неплохо добавить дисклеймер: «Не пытайтесь так же интерпретировать хамство в реальности, чтобы не нарваться на абьюзера»), а еще тем, что у него глубокая травма, препятствующая эмоциональному сближению. За любой «кинковой» сценой обычно следует какая-нибудь инвестиция героя в отношения: привязал к кровати и отшлепал – значит, познакомит с мамой, сунул палец в попку – даст вторые ключи от квартиры и т. д. Конечно, далеко не все женщины читают такие романы, но спрос, которым пользуются эти истории, несмотря на их вопиющую наивность, – свидетельство того, что они затрагивают какие-то важные архетипы. Даже в XXI веке «хорошая женщина», видимо, еще не может заниматься сексом просто ради удовольствия, без гарантии отношений и не чувствовать себя при этом использованной. Кстати, «Пятьдесят оттенков серого», при всей своей кажущейся скандальности и провокационности, повторяют вышеописанную схему: за горячей сценой следует какая-нибудь уступка или проявление заботы со стороны героя.

Интересен и среднестатистический портрет оного в любовном романе. Ученые Оги Огас и Саи Гаддам проанализировали более 15 000 произведений тематического издательства Harlequin, и вот топ-10 самых востребованных занятий для героя:

• врач;

• ковбой;

• глава бизнеса;

• принц;

• рыцарь;

• хирург;

• телохранитель;

• шериф.

Среди героев почти не было «голубых воротничков», чиновников или представителей традиционно «женских» профессий (никто так и не сумел придумать горячую сцену с воспитателем детского сада). Все профессии ассоциируются с достаточно высоким социальным статусом (кроме ковбоя, но мы же понимаем, что речь идет не об исторически достоверных пастухах, а о ребятах в духе «Великолепной семерки»), уверенностью и конкурентностью. Так что мы снова возвращаемся к старой доброй эволюционной биологии: высокий социальный статус у мужчины – вполне работающий афродизиак.

Но то, что сейчас кажется скандальным (только ленивый не высказался по поводу того, какой примитивный мачизм пропагандирует знаменитая трилогия про оттенки серого – и это в XXI веке!), выглядит очень мягко в сравнении с женскими романами 1970-х и 1980-х годов. В книге «Цветок и пламя» Кэтлин Вудивисс, революционно сексуальной для своего времени, герой насилует протагонистку в открывающей сцене, что, впрочем, впоследствии не мешает разгореться между ними пламени искренней любви. И это далеко не единственный случай принудительного секса в популярной женской литературе того времени, хотя, казалось бы, это должно было противоречить феминистическому духу эпохи. Почему так было, остается только гадать, но вот на всякий случай предупреждение мужчинам: склонность к фантазиям об изнасиловании вовсе не означает, что женщине понравится принудительный секс в реальности. Видеозаписи со сценами настоящего насилия, как показало исследование ученых из Университета штата Нью-Йорк в Олбани, не вызвало возбуждения у участниц, которые периодически фантазировали о жестком сексе.

Потребностью в уравновешивании грубой физиологии эмоциями может объясняться и более интересный феномен: гетеросексуальным женщинам нравится читать эротические романы про геев (Джорджу Мартину, автору фэнтезийной саги «Песнь льда и пламени», по которой снят популярный сериал «Игра престолов», приходило довольно много писем от читательниц с просьбой включить любовные сцены между геями. Впрочем, судя по текстам саги, он их не послушал). Некоторые психологи предполагают, что дело именно в возможности «подсмотреть» за проявлениями большей уязвимости и эмоциональности со стороны мужчин. При этом герои в таких историях, в отличие от классической схемы, не обязаны быть плохими парнями, мачо и миллионерами – варианты судеб и отношений могут быть разными. Интересно, что самим геям этот жанр не так уж интересен (по оценкам издателей, женщины составляют 70–80 % читателей подобных произведений).

Правда, среди женщин с литературой начинает конкурировать порно. Но и тут на первый план выходят гей-сюжеты. Интересно, что, помимо самого простого и циничного ответа «двое красивых мужчин на видео лучше, чем один» (по аналогии с интересом мужчин к лесбийскому порно), женщины, участвующие в опросах на эту тему, ссылаются и на феминистские мотивы: в гей-порно демонстрируются более равные отношения и нет эксплуатации женщин. Действительно, ее там нет, но прежде всего потому, что ключевая аудитория подобных видео в женщинах абсолютно не заинтересована. А вот заявить, что в гей-порно меньше сексуальной объективации, не погрешив против истины, едва ли возможно. Те же Огас и Гаддам не поленились просмотреть сотню роликов гей-порно и подсчитали, что отдельные привлекательные части тела (в данном случае это пенисы и мужские ягодицы) демонстрируются там примерно с той же частотой, что и в стандартных порнороликах. То же касается нарратива и разговоров о чувствах, а еще у большинства гей-актеров даже не указаны имена. В общем, такая же ставка на быстрый и анонимный перепихон без особых сантиментов. Поэтому нельзя утверждать, что женщины подвергаются сексуальной объективации в силу пола – видимо, мужчины объективируют всех, к кому они испытывают влечение.

Но гей-порно привлекает женщин и по другим причинам: в нем внимание фокусируется на мужском теле, в то время как в традиционном порно внешность мужчины и подробности его анатомии никому особо не интересны. Сами же геи при этом поглядывают в сторону гетеросексуального порно (вот уж, воистину, хорошо там, где нас нет!). Несмотря на распространенное убеждение, что гомосексуалам нравится женоподобность, они гораздо чаще мастурбируют на брутальных водителей грузовиков, а не на танцоров балета. А кто может быть мужественнее гетеросексуалов? Предприимчивые бизнесмены уже создали специальный жанр – гетеросексуальное порно для геев. В чем разница? Женщину там почти не видно.

А что насчет гетеросексуальных мужчин? В плане сексуального поведения общество традиционно позволяет им гораздо больше, чем женщинам, хотя определенные распространенные фантазии и желания считаются «немужественными». По данным разных исследований, примерно 20–30 % гетеросексуальных мужчин фантазируют о подчиненной роли в сексе. Кроме того, ряд сексологов, включая доктора Джастина Лемиллера, эксперта из Института Кинси, говорят о распространенности фантазий, связанных с куколдом (хотя точной статистики на эту тему нет). Куколд – добровольное согласие гетеросексуального мужчины на измену жены. Довольно странная практика, учитывая то, что мы уже знаем о мужской конкурентности и ревности из прошлых глав – исторически мужчины постоянно боролись за то, чтобы их женщин не осеменил кто-нибудь другой, а если такое все же происходило, муж-рогоносец считался опозоренным. И тем не менее многих возбуждают подобные фантазии. Точный механизм пока не ясен – это может быть вариантом утонченного мазохизма (есть мнение, что куколд – фетиш людей с хорошим образованием и высоким уровнем интеллекта, хотя никакими эмпирическими данными это не подтверждено) или, наоборот, психологической адаптацией к страху измены. В любом случае в такой фантазии сложно признаться (как собственной возлюбленной, так и другу) и еще сложнее решиться реализовать ее, ведь это может привести к непредсказуемым последствиям.

Тем не менее куколд-порно – второй по популярности гетеросексуальный интерес в англоязычных поисковиках. Этой теме посвящено более 340 отдельных сайтов, не говоря уже о категории «неверная жена» на Pornhub. Один из самых популярных сценариев – жене платят за секс с другим мужчиной (например, она таким образом отрабатывает долги мужа). Обычно цена вопроса – несколько сотен баксов. Муж в это время с ужасом наблюдает за благоверной, спрятавшись где-то неподалеку. Но рано или поздно жена обращается к нему, нахваливает мужские достоинства конкурента, просит принести воды или даже требует сделать минет «быку» (так обычно называют третьего нелишнего в этом жанре). В крайнем случае «бык» изъявляет желание заняться анальным сексом с мужем, и тот не противится (но таких историй меньшинство, потому что смысл куколдических фантазий – именно конкуренция, а не секс с мужчиной). Самый популярный фетиш – «черный» конкурент у белого мужа. По поводу расовых мотивов можно предложить несколько гипотез. Во-первых, африканцы считаются страстными любовниками, а про размеры их членов ходят легенды. Во-вторых, куколдом обычно увлекаются интеллектуалы, и, возможно, для них «перчинка» – в превосходстве накачанного первобытного атлета (сейчас мы, разумеется, говорим о стереотипах, а не об объективных характеристиках разных рас).

Еще один популярный мужской запрос, связанный с конкуренцией, – «gang bang», то есть групповой секс, в котором участвует меньше женщин, чем мужчин. Звучит несколько контринтуитивно (судя по массовой культуре, все парни мечтают провести ночь в обнимку с двумя-тремя девушками), но тем не менее это так. Британский психолог Николас Паунд обнаружил, что мужчин видео с численным превосходством себе подобных заводит гораздо сильнее, чем толпы обнаженных красоток или даже секс «один на один». Это может быть еще одним косвенным доказательством конкуренции спермы, о которой мы говорили в предыдущей главе.

Но не стоит сводить все к эволюционной биологии – возможно, то, о чем мы грезим, оставаясь наедине с собой, связано с самыми глубокими психологическими особенностями. Израильский психолог Гурит Бирнбаум изучила сексуальные фантазии 48 пар, живущих вместе, и попыталась понять, как эти фантазии связаны с их реальными отношениями и личностными характеристиками, в том числе стилями привязанности. В третьей главе мы уже рассказывали, что стиль привязанности может влиять на склонность человека ревновать партнера. Напомним, это представление о любви и привязанности, которое формируется в раннем детстве, на основе того, как к ребенку относились родители или опекуны. «Безопасный» стиль формируется, когда ребенок уверен, что мама и папа всегда окажутся рядом, если возникнет потребность, но при этом они не душат его заботой. Если родители ведут себя непоследовательно (например, то реагируют, то не реагируют на плач), могут сформироваться другие стили: «тревожно-зависимый» (ребенок все время ищет подтверждения любви и боится остаться один) и избегающий (ребенок решает, что на родителей рассчитывать нечего, и замыкается в себе). С возрастом это начнет влиять на подход к романтическим отношениям.

Бирнбаум и ее коллеги предположили, что «тревожные» люди используют секс, чтобы почувствовать себя в безопасности и удовлетворить потребность в эмоциональной близости. Люди с избегающим типом привязанности, наоборот, отделяют физиологию от душевных переживаний. Они чаще занимаются случайным сексом, рассматривая его как способ повысить свою самооценку, и эмоционально дистанцируются от партнеров.

Ученые собирали данные три недели, в течение которых участники ежедневно заполняли опросники (указывая в том числе события, которые улучшали и портили отношения). Кроме того, они описывали свои сексуальные фантазии. Гипотеза подтвердилась – люди с тревожным стилем привязанности обычно фантазировали о близости, представляли себя беспомощными, а партнеров – всемогущими, страстными и ласковыми. Фантазии людей с избегающим типом обычно были эскапистскими, полными отчуждения и агрессии. Интересно, что связь между типом привязанности и фантазиями становилась сильнее в те дни, когда пары ссорились: тревожные больше грезили о заботе, а у избегающих усиливались их эскапистские наклонности.

• По некоторым данным, интерес к сексуальным экспериментам может быть связан с психологическим темпераментом, в частности, с такими показателями, как открытость новому и невротизм. Также на сексуальные фантазии может влиять стиль привязанности – то, как человек в целом относится к близости.

• А еще, согласно гипотезам ученых, роль играет опыт из раннего детства – существует так называемая теория полового импринтинга. Яркие впечатления, связанные с первым сексуальным опытом, словно «впечатываются в сознание», и совершенно обыденные вещи начинают играть роль эротических триггеров. Правда, пока эта теория подтверждена только на животных – ставить на человеческих детях опыты, связанные с импринтингом, было бы неэтично.

• Эпоха может оказывать влияние на табуированность тех или других действий, но человечество не становится со временем развратнее. Интернет, свобода слова и навороченные секс-игрушки лишь помогают реализовать те побуждения, которые и так были в нашей натуре.

• Большинство сексуальных причуд не считаются психическим заболеванием – в список «парафилических расстройств» входит то, что предположительно может повредить либо самому человеку (например, аутоасфиксия, когда человек пытается получить эротические ощущения, придушивая сам себя), либо окружающим (от более-менее безобидного, но неприятного эксгибиционизма до жестокого садизма).

• Есть гендерные различия в сексуальных фантазиях (мужчины фантазируют чаще, и их фантазии визуально ярче).

• У распространенных женских фантазий о мужском доминировании есть несколько объяснений – от эволюционных (хочу альфу!) до культурных (гендерное неравенство не позволяет женщине агрессивно проявлять свою сексуальность, поэтому ей приходится довольствоваться пассивной ролью) и психологических (желание быть сексуально неотразимой).

• У мужчин есть свои секретики. Кто-то зачитывается рассказами о превращении в женщину, кто-то практикует куколд (наблюдения за изменами законной супруги), а кому-то нравится смотреть, как несколько мужчин занимаются сексом с одной девушкой.