Почему вообще верность так важна для нас?
Как уже было сказано в начале главы, измена – синоним предательства. И это неудивительно, учитывая культурные предпосылки: почти любая книга, начиная с Библии и заканчивая бульварным романом в мягкой обложке, почти любой фильм говорят нам о разрушающей силе измен.
Секс на стороне – это, безусловно, обман партнера (если не было предварительной договоренности о свободных отношениях). Но есть еще много смыслов, которые подразумеваются по умолчанию: это неуважение, удар по самооценке, безразличие к партнеру. Сексуальная неверность – причина 90 % разводов в Америке. Мы еще поговорим о том, может ли физическая связь с кем-то, кроме основного партнера, не быть синонимом конца отношений, но перед этим стоит вспомнить, почему сексуальная верность вообще стала моральной категорией.
Справедливости ради признаем: обжорство тоже входит в список смертных грехов. Даже нерелигиозные люди порой склонны порицать тех, кто не может удержаться от лишнего хот-дога или торта со взбитыми сливками: усиленное внимание к простейшим физиологическим потребностям может ассоциироваться со слабой волей или низким уровнем развития. Но ни одному кандидату в президенты не грозит провал на выборах, если какой-нибудь бдительный папарацци заметит, как он по ночам наведывается к холодильнику. Если же он начнет наведываться к другой женщине, будучи женатым, это очень легко может стать концом его политической карьеры. Как может добропорядочный избиратель доверять этому лгуну и изменнику? Открытое признание в полигамии тоже не спасет ситуацию – распутнику избиратель доверять тоже не может. Но как так вышло, что один из базовых инстинктов оказался зажат в рамках этических категорий?
Все основные монотеистические религии в том или ином виде проповедуют воздержанность в сексе и ограничение числа партнеров (можно спорить о том, что Коран дает несправедливое преимущество мужчинам, но и у них там не то чтобы полный карт-бланш). Поскольку религии (как и нерелигиозные этические системы) работают как идеологическая подстраховка общественно полезного поведения (это научно-популярная книга, так что здесь мы будем рассматривать их исключительно как социокультурные институты, абстрагировавшись от метафизических споров) – значит, вдумчивый выбор половых партнеров выгоден для социума. Или, по крайней мере, был выгоден раньше.
Тех, кто верит, что в античные времена люди наслаждались бесконечными оргиями и только строгие моралисты-христиане все испортили, ждет большой сюрприз: древние греки по вполне философским соображениям полагали, что заниматься сексом только с законными супругами – это хорошо и уменьшает количество энтропии в мире. Для женщин условия были строже, но и мужьям постепенно закручивали гайки – уже в IVIII веках до н. э. мужчинам настоятельно не рекомендовалось приводить в дом наложниц, а в более поздние времена и связь на стороне стала считаться делом нехорошим. И вообще поощрялась некоторая сексуальная самодисциплина – совокупление воспринималось как занятие потенциально вредное для здоровья (перевозбуждение и растрата энергии; впрочем, воздерживаться современники Галена тоже не рекомендовали: просто все должно быть в меру). Римский философ Сенека в одном из писем выступал за симметрию в отношениях: «Ты знаешь, что дружбу нужно чтить свято, но не делаешь этого. Знаешь, и что бесчестно требовать от жены целомудрия, а самому совращать чужих жен. Знаешь, и что ни ей нельзя иметь дело с любовником, ни тебе – с наложницей, – а сам не поступаешь так». Конечно, римскую историю сложно назвать целомудренной, но, по крайней мере, идею о том, что верность – это хорошо и правильно, первые христиане взяли не с потолка, а из античной философии.
Тем не менее это еще не объясняет, как зародилась эта идея.
Бытие всегда сильно влияет на сознание, а около 10 000 лет назад материальная сторона жизни человечества изменилась радикально. Именно в это время возникло сельское хозяйство. И, хорошо это или плохо, его появление повлияло на сексуальные отношения людей. До этого наши предки, промышлявшие охотой и собирательством, жили в обществе, где необходимость делиться была ключом к выживанию. Сегодня кабана убил один охотник, завтра другой, и каждый из них должен разделить добычу с племенем: как иначе гарантировать, что, когда ты ничего не добудешь, тебе все равно перепадет кусок? Для того чтобы найти новых бизонов и новые ягодные поля, древние люди могли проходить пешком сотни километров в месяц, и личная собственность в племенах сводилась к минимуму – в таких условиях довольно сложно уследить, где чьи дети. Да и какая разница?
Сельское хозяйство принципиально изменило эти взгляды. Внезапно стало невероятно важно, где заканчивается твое возделанное поле и начинается поле соседа, чтобы передать частную собственность своему потомству. Эта мысль отлично выражена в 10-й заповеди: «Не возжелай дома ближнего твоего; не возжелай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего». Жена попала в этот список где-то между домом и ослом неслучайно: она стала довольно ценным видом собственности, рожающим (в случае крестьянских семей) новые рабочие руки и во всех случаях – наследников всего того, что удалось вырастить, собрать и накопить. Никому не хотелось передавать ослов и дома чужим детям. Так и произошел этот не самый романтичный переход к моногамии.
Есть и другой важный фактор – заболевания, передающиеся половым путем. Двое ученых, математик Крис Бауч и антрополог Ричард Макэлрет, совместно подсчитали, что в те времена, когда люди жили небольшими полигамными группками, вспышки ИППП (то есть инфекций, передающихся половым путем) не причиняли серьезного вреда популяции. Но с началом оседлой жизни сообщества живущих по соседству людей выросли в размерах. Тут-то ИППП и начали вызывать настоящие эпидемии, если соседи жили по принципам полигамии. Способность к рождению детей в таких сообществах естественным образом снижалась из-за болезней репродуктивных органов, в то время как моногамным группам удавалось более эффективно плодиться и размножаться. Когда односельчанам удавалось заметить связь между болезнями, смертями и полигамией, моногамные отношения набирали в рейтинге дополнительные очки.
Появление сельского хозяйства не единственный момент в истории, когда формат отношений изменился вместе с экономическими реалиями. Следующий скачок произошел при переходе от традиционного общества к индустриальному: там, где раньше для выживания требовался труд и опыт нескольких поколений, стало вполне достаточно двух пар взрослых рук. Важным фактором оказалась также урбанизация – молодожены получили возможность отселяться в отдельные жилища. Это сделало сексуальную жизнь намного интимнее – в какой-нибудь крестьянской избе просто не было возможности уединиться. Одновременно с этим впервые в широкой повестке появилось сексуальное образование. До этого дети из низших слоев общества получали информацию непосредственно из наблюдений, а в высших была серьезная гендерная пропасть – если для молодого дворянина считалось нормальным удовлетворить свой интерес с проституткой, то юные барышни довольствовались очень обтекаемыми описаниями процесса со слов женщин постарше и наблюдениями за тем, как спариваются животные.
Любовь в браке в том виде, в каком мы ее знаем сейчас (с одновременно высоким уровнем эмоциональной привязанности и сексуального влечения – ну хотя бы в идеале), в западном обществе возникла как массовая тенденция лишь в конце XIX – начале XX века, когда молодые люди получили, наконец, возможность выбирать себе супругов, руководствуясь симпатией, а не мнением родителей, а женская эмансипация позволила воспринимать жену не только как сексуальный объект и бесплатную прислугу, но и как равного партнера, с которым можно полноценно общаться и увлекательно обмениваться мыслями и эмоциями. До этого основную роль в браке играли всякие статусно-экономические факторы, а верность стоило поддерживать не ради эксклюзивности чувств, а из совершенно других соображений. Когда новобрачные получили возможность стать отдельной ячейкой общества, а не продолжением большой патриархальной семьи, гармония личных взаимоотношений пары вдруг оказалась в приоритете, что породило спрос на семейную психологию и бесконечные советы о том, как завязать, подправить или освежить отношения.
Для выживания в современном цивилизованном мире вообще не обязательно иметь пару: один человек в состоянии сам себя обеспечить, а все бытовые вопросы типа глажки и уборки можно отдать на аутсорс. Более раскрепощенная мораль позволяет получать сексуальное удовлетворение из разных источников – помимо случайных связей и «секс-онли»-отношений, в нашем распоряжении есть порно, проституция и разнообразные секс-гаджеты. От отношений стали ждать и эмоциональной близости, и приятных впечатлений, и насыщенного общения, удовлетворения потребности в принятии, понимании и самореализации. И тут возникла загвоздка: оказалось, что один и тот же человек крайне редко может оказаться хорошим источником романтических эмоций, надежным другом, ненадоедающим любовником и всегда интересным собратом по саморазвитию. Поэтому дополнительных очков популярности набрала «серийная» разновидность моногамии: люди по несколько лет живут с одним и тем же партнером, храня ему верность (или по крайней мере декларируя это), а потом отношения постепенно изживают себя и участники расходятся в поисках новых партнеров. Кроме того, глобализация и мобильность привели к тому, что даже муж и жена не всегда живут не только в одном доме, но и в одном городе или стране. Современные технологии позволяют поддерживать и душевное, и сексуальное общение на расстоянии, но многим людям дистанционных отношений становится мало: отсюда возникают многоугольные конструкции с временными «командировочными» партнерами. Являются ли географические препятствия смягчающим обстоятельством для измены – вопрос дискуссионный, но тем не менее образ жизни не может не влиять на представления о норме.
Некоторые ученые полагают, что новые технологии во многом меняют сам смысл измены. Фрэнк Питтман, автор книги «Сокровенная ложь: неверность и предательство в интимной жизни» (Private Lies: Infidelity and the Betrayal of Intimacy), считает, что значимость секса снижается, а важность искренности растет. Интернет, создавая ощущение безопасности и анонимности, вовсе не мешает появлению чувства близости между людьми. И иногда рассказать о своей боли куда проще «любовнику» из другой части света, чем мужу, сидящему на кухне. «Сегодня все говорят по мобильным, и отношения эволюционируют, потому что вы становитесь все дальше от тех, кого вы обманываете, и все ближе к тем, кому говорите правду», – писал Питтман в 1989 году. С тех пор возможностей стать ближе к людям, которые находятся очень, очень далеко, появилось гораздо больше.
И тем не менее существование людей, склонных к промискуитету, может угрожать нашим собственным сексуальным стратегиям: если мы в браке, наличие легкодоступных вариантов для нашего партнера вводит его в искушение, а если мы свободны, то же наличие легкодоступного секса снижает энтузиазм нашего потенциального партнера по поводу долгосрочных отношений с обязательствами. Что касается женщин в поиске идеального принца, обилие ненадежных донжуанов еще и сбивает с толку. То есть с прагматической точки зрения чужой промискуитет может угрожать нашим интересам, поэтому большинство людей относятся к нему с осуждением. Все остальные культурные и моральные ценности наслаиваются поверх этой простой истины, и далеко не каждый человек, фыркая на легкомысленную кокетку или бабника, анализирует причины своего отношения. Поэтому, как ни грустно, привычка к «слат-шеймингу» (осуждению за большое число сексуальных партнеров) может до конца не исчезнуть по мере роста толерантности в обществе, ведь любая толерантность склонна заканчиваться там, где появляется прямая угроза нашим личным интересам.