Книга: Божественная Зефирина
Назад: ГЛАВА XXIX ОТ СЮРПРИЗА К СЮРПРИЗУ
Дальше: ГЛАВА XXXI ПО ПРИКАЗУ ЕГО СВЕТЛОСТИ

ГЛАВА XXX
ОТЕЦ И ДОЧЬ

Зефирина и Роже долго сжимали друг друга в объятиях, слишком взволнованные, чтобы говорить, слишком счастливые, чтобы не уронить несколько слезинок.
Славная девица Плюш, потрясенная этой встречей отца и дочери, рыдала на груди у Ла Дусера, очень смущенного этой шокирующей близостью, а Гро Леон гнал волнение от себя прочь, таская сладости из бонбоньерки.
Наконец, к Зефирине вернулось хладнокровие. В это время пришли приветливые и миловидные служанки, одетые в изящные ломбардские наряды: в черно-белых головных уборах, с шалями тех же цветов над ярко-красными корсажами, с белыми фартучками, надетыми поверх полосатых юбок. Они принесли освежающие напитки. Зефирина была удивлена, так как в хороших домах во Франции это делали только лакеи.
Несмотря на сдержанное выражение лиц девушек, Зефирина чувствовала, что в их взглядах сквозило любопытство. Должно быть, на кухне, в комнатах для слуг и на служебном дворе толки и пересуды шли вовсю. Каждому, разумеется, хотелось больше знать о «французской синьорине», будущей хозяйке этих мест.
Зефирина, испытывавшая раздражение от этого интереса, не ответила на реверанс горничных. Она надменно отвернулась, делая вид, что смотрит в окно на деревья в лесу.
По знаку Анжело служанки поставили напитки на стол черного дерева, инкрустированный перламутром, и скромно удалились. Управляющий же, прежде чем выйти, осведомился:
– Ваши превосходительства ни в чем больше не нуждаются?
– Нет, спасибо, мой славный Анжело, все прекрасно! – ответил Роже де Багатель, улыбаясь.
«Невероятно! Можно подумать, что мой отец находится в таверне и очень доволен обслуживанием!» – не смогла не подумать Зефирина.
– Позвольте мне, ваше превосходительство, от моего лица и от лица всей прислуги передать вам наши горячие поздравления и пожелания счастья в связи с приездом ее милости, прекрасной синьорины!
Произнеся эти пылкие слова, управляющий тихонько закрыл за собой дверь, оставив маркиза де Багателя и его дочь только с их преданными слугами.
– Отец, отец… Нам надо поторопиться, – тотчас прошептала Зефирина. – Если я правильно поняла, вы пользуетесь здесь определенной свободой… Нам надо бежать до возвращения князя. Ла Дусер нас…
Роже де Багатель прервал свою дочь:
– Мое дорогое дитя, не блуждайте в мечтах, это невозможно!
После молчания, которое длилось для Зефирины целую вечность, маркиз объяснил:
– Я не могу и не должен бежать, Зефирина, по двум причинам: первая заключается в том, что я дал моему победителю, в обмен на достойное обращение и благородную участь, мое рыцарское слово не пытаться покинуть его владения. Как человек чести, я не нарушу моей клятвы. Во-вторых, я поступаю так ради вашего будущего и вашего счастья. Как же вы не понимаете, что мы не могли даже надеяться на такое брачное предложение, какое сделал князь Фарнелло? Мы почти разорены, Зефирина. Король Франции теперь не более чем несчастный пленник. Он ничего не может сделать для нашей семьи. Напротив, посмотрите на этот дворец, на эти красоты, на это богатство! Вы будете княгиней, Зефирина!
– И я буду замужем за человеком, которого ненавижу! Настолько безобразным, что он велел снять свой портрет, чтобы я его не увидела! – возразила возмущенная девушка.
– Вздор! Князь Франелло из благородной ломбардо-сицилийской семьи и…
Довольно долго Зефирина вынуждена была выслушивать своего отца, превозносившего преимущества этого брака.
– Вы, кажется, забыли, отец, что даже мертвого, я все еще люблю Гаэтана!
– Дитя мое, надо думать о живых. Ну-ну, успокойтесь! Однажды вы поблагодарите меня за то, что я воспользовался своей отцовской властью! И так как хорошая весть никогда не приходит одна, я имел счастье вчера вечером получить послание от моей дорогой супруги Гермины, которая ожидает меня в Сен-Савене. Как только будет отпразднована ваша свадьба, я поеду к ней во Францию.
– В Сен-Савене! Как странно! – не смогла удержаться от иронического восклицания Зефирина. – У меня были все причины верить донье Гермине, которую некоторые называют Генриеттой, не так ли? Еще совсем недавно, когда я оказалась в Салон-де-Провансе, в нашем аббатстве, где я остановилась, я могла ей верить, отец! Да, кстати, аббатиса уверяла меня, что принимала и вас тоже в прошлом месяце…
Здесь Зефирина пришла в ужас от того, как изменилось лицо Роже. Обычно улыбающееся и приветливое, оно было искажено гримасой бешенства, почти ненависти.
Глядя на него с недоверием, девушка вдруг поняла, что ее отец стал похож на ненавистную «Сан-Сальвадор».
– Если вы проделали весь этот путь для того, чтобы вести себя со мной вызывающе, чтобы восставать против моей воли, чтобы, как всегда, поступать так, как вам того хочется, то уезжайте немедленно! Позвольте, не испытывая угрызений совести, князю Фарнелло отдать вашего отца в руки испанцев. У вас есть все причины «верить», сказали вы? Ну так мне остается сделать только одно с непокорной, глупой, неискренней, скудоумной дочерью! С дочерью, капризы которой, злоба и самые сумасбродные выдумки должны были оттолкнуть от нее мою дражайшую супругу, если бы та ни была настоящей святой!
Когда Зефирина выслушала этот невероятный поток желчи, в ней вновь зародилось ужасное подозрение. В этом язвительном и желчном человеке она не узнавала своего отца.
Да он ли это? Она в этом сомневалась. Жесткие и блестящие глаза Роже де Багателя как-то странно-пристально смотрели на нее. Питал ли он какое-либо отцовское чувство к своей дочери? Отдавал ли он себе отчет в том, какой жертвы он от нее требовал?
Не использовал ли он Зефирину, руководствуясь чудовищным эгоизмом, только для того, чтобы достичь своих целей? Не был ли этот богатый брак выгоден для него, разорившегося ради «этой Сан-Сальвадор»? Или, быть может, как «увидел» Нострадамус, Роже де Багатель уже много лет был пленником «магического квадрата»? В этом случае Зефирина хотела бы помочь своему отцу избавиться от проклятого влияния. Но каким образом могла бы она этого добиться?
Находясь в одном из уголков библиотеки, девица Плюш и Ла Дусер замолкли, онемев от изумления.
Зефирине стало стыдно, что эта сцена происходила на глазах других людей, пусть даже таких близких. Однако, проглотив обиду и бессильную ярость, она гордо сказала: – Успокойтесь, отец! Вы – господин! Я уважаю вашу клятву, хотя она и была дана Леопарду вынужденно и может иметь лишь относительную ценность. Как покорная дочь, я подчиняюсь вашей воле!
Все это было сказано коротко и резким тоном. Зефирине пришлось сделать огромное усилие над собой, чтобы, выходя, не хлопнуть дверью.
Для Роже де Багателя дело было сделано. Вновь став очаровательным, легкомысленным и совершенно беззаботным, он осыпал свою дочь тысячами любезностей и ласк, но она оставалась напряженной и равнодушной. Он делал ей комплименты, восхваляя ее изящество, красоту, восхищался ее образованностью, радовался (правда, немного поздновато) встрече с ней. Он играл с Гро Леоном и смеялся над его воплями. Когда, наконец, на колокольне старинной часовни в парке пробило пять часов, он велел Зефирине пойти в ее апартаменты и переодеться к ужину, который вскоре будет подан в ротонде. Ла Дусер остался с маркизом.
Покинув библиотеку вместе с шедшей за ней по пятам девицей Плюш и с Гро Леоном на плече, Зефирина вспомнила, что она даже не заговорила о послании регентши. С ужасом Зефирина осознала, что не питает никакого доверия к своему отцу. Она, разумеется, его жалела, но, что было еще хуже, она его презирала!
Назад: ГЛАВА XXIX ОТ СЮРПРИЗА К СЮРПРИЗУ
Дальше: ГЛАВА XXXI ПО ПРИКАЗУ ЕГО СВЕТЛОСТИ