Почему Александра Невского и Дмитрия Донского сравнивают с Александром Македонским?

Отвечает иеромонах Иов (Гумеров):

Сравнение святых благоверных князей Александра Невского и Дмитрия Донского с Александром Македонским относится к военным победам, одержанным великим полководцем древности и не касается религиозной жизни. Что касается книги Александрия (или Александрида), то она не содержит историческое жизнеописание знаменитого царя и завоевателя. Это одна из версий романа об Александре Македонском, созданного в 3 или 2 веке до Р.Х. на греческом языке. Приписывается Александрия Каллисфену, греческому историку, племяннику и ученику Аристотеля. Он сопровождал Александра Македонского во время похода в Индию. Будучи строгих нравов, нелицеприятно говорил Александру, который заковал его в цепи, в которых он умер в 328 году. Однако исследователи решительно отрицают принадлежность ему данного произведения. Поэтому имя неизвестного автора условное — псевдо-Каллисфен.

У славянских народов имеется две редакции: у болгар, сербов и русских в основу легли византийская версия; у поляков и чехов — латинские или западноевропейские. Славянские рукописи не являются простым переводом. В них много добавлений, соответствующих народному сознанию своей эпохи. В рукописях имеются мифологические элементы. Книга начинается с рассказа о том, что отцом Александра был не царь Филипп, а «Нектанафа царь египетский». Речь идет о последнем фараоне Египта Нектанебе II. Он бежал в Эфиопию после победы персов во главе с Артаксерксом III. В Александрии рассказывается о том, что он прибыл в «Филипустъ Македонский град» и явился к «Алимпияде» «в образе бога Аммона» (Амона-Ра). Такое начало явно указывает на то, что произведение это появилось в дохристианском Египте. Нет необходимости упоминать и другие мифологические сюжеты.

На 77 об. — 78 листах русской рукописи XVII века сказано: «И тако благослови его [Александра] пророк Еремей и рече: „Александре не токмо имаши землю свою видети“». Такого благословения не могло быть, потому что пророка и царя разделяют 2,5 столетия. После разрушения Иерусалима в 587 (др. — 586) году большая часть евреев была уведена в вавилонский плен. Пророку Иеремии был предоставлен выбор: остаться в Иудее или идти вместе с пленниками в Вавилон. Он остался на родине. Но когда был убит наместник Иудеи Годолия, остававшиеся в стране евреи из-за опасения мести со стороны халдеев бежали в Египет и насильственно увели великого пророка. Там он продолжал возвещать волю Божию. По преданию евреи побили его камнями в Египте около 580 г. до Р.Х. Александр Македонский умер в Вавилоне 13 июня 323 г., не дожив несколько недель до своего 33-летия. Возможно, в рассказе о благословении Иеремии своеобразно преломилось одно историческое событие. Основав при устье Нила Александрию, македонский царь перенес туда из города Тафнис мощи св. пророка Иеремии. Блаженный Иоанн Мосх пишет: «Местность Тетрапила в большом уважении у александрийцев. Говорят, что основатель города Александрии, взявши останки пророка Иеремии, похоронил их там» (Луг духовный, М, 2002, с.132).

При оценке людей, живших в языческом обществе и их деяний, христианин должен избегать двух крайностей. Первая сводится к грубо-упрощенному взгляду, что «все там сплошная бесовщина». Такой взгляд ведет к культурному нигилизму и искаженному взгляду на историю. Вторая крайность сводится к идеализации языческой культуры. Позиция эта сформировалась еще в эпоху Ренессанса. Воспринявший такой взгляд, оставаясь номинально христианином, становится реально внутренним язычником. Иногда это приводит к активной антихристианской настроенности. Идеализация языческого мира возникает, как результат неспособности человека подняться на высоту христианской духовности.

Все лучшее, что было в истории и культуре языческого мира, имело два источника: образ Божий в человеке и естественное откровение (познание Творца через премудрое устроение окружающего мира). Именно образ Божий в человеке имел ввиду св. апостол Павел, когда писал: ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую (Рим.2:14–15). Св. апостол Павел говорит и о втором источнике духовного познания: Ибо, что можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им. Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы (Рим.1:18–20). В отличие от большинства современных людей, страдающих тяжким недугом неверия, представители языческого мира верили в высшее духовное начало. Однако представления эти были неясные и искаженные. Платон отождествлял Божество с идеей добра. Наставник Александра Македонского Аристотель видел в Божестве главным образом источник движения. Первый двигатель, согласно Аристотелю, будучи неподвижным, не может быть материальным. Последнее основание всякого изменения заключается в чистом, совершенном и бесконечном духе. Однако эти отдельные достижения философской мысли не находили выражение в религии. В целом религиозное сознание язычников представляло собой грубую подмену: Они заменили истину Божию ложью, и поклонялись, и служили твари вместо Творца (Рим.1:25). Эта подмена и была почвой для демонизма, который так явно проявлял себя во всех областях жизни языческого общества.

Язычники, жившие вне Богооткровенной истины, не знали законов духовной жизни. Они не только не имели средств бороться со страстями, но даже не сознавали, что они являются губительными пороками. Плутарх пишет, что Александр «еще в детские годы обнаружилась его воздержность: будучи во всем остальном неистовым и безудержным, он был равнодушен к телесным радостям и предавался им весьма умеренно» (Сравнительные жизнеописания. Александр и Цезарь. IV). Качество похвальное, но главная причина заключалась в том, что все силы его души были в плену неутолимой жажды славы. Биографы отмечают: отрок Александр, когда гонцы привозили известия об очередной победе его отца, впадал в меланхолию и сетовал, что ему ничего не останется завоевывать. Историк Флавий Арриан (около 90–95 г. — 175 г. по Р.Х.) пишет: «Рассказывают, что он восхищался Диогеном из Синопа, с которым он встретился на Истме. Диоген лежал на солнце; Александр остановился перед ним с „пешими друзьями“ и щитоносцами и спросил, не нужно ли ему чего. Диоген ответил, что ему нужно одно: пусть Александр и его спутники отойдут в сторону и не застят солнца. Александр, видимо, не вовсе был лишен понимания того, что хорошо, но жажда славы была сильнее его» (Поход Александра. Кн.7.2.1–2). В словах Диогена выразилось неодобрение предстоящего похода на персов. Плутарх к этому эпизоду прибавляет: «На обратном пути он сказал своим спутникам, шутившим и насмехавшимся над философом: „Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном“» (Сравнительные жизнеописания. Александр и Цезарь. XIV).

Святитель Василий Великий отмечает одну важную добродетель македонского царя: «Не умолчу и о поступке Александровом. Александр, взяв в плен дочерей Дария, о которых засвидетельствовано, что красота их была удивительна, не удостоил и видеть их, считая постыдным — победителю мужей уступать над собою победу женщинам. Ибо это указывает на одно с заповедью, что воззревший на женщину для услаждения, хотя и не совершит прелюбодеяния самим делом, но за то, что допустил в душу желание, не освобождается от вины (Мф.5,28)» (Беседа 22. К юношам о том, как получать пользу из языческих сочинений). Царь Александр нередко проявлял благородство к побежденным. Захватив в плен мать и супругу Дария, он заверил их что относится к ним не как к пленницам, а как царицам и будет относится с почтением к их высокому положению. Но он же через год взял финикийский город Тир и жестоко расправился с его защитниками. Историк Квинт Курций Руф пишет: «О том, сколько было пролито крови, можно судить хотя бы по тому, что внутри укреплений города было казнено 6 тысяч воинов. Печальное для победителей зрелище было подготовлено яростью царя: 2 тысячи человек, на убийство которых уже не хватило ожесточения, были пригвождены к крестам на большом расстоянии вдоль берега моря» (История Александра Великого. Кн. IV. 4.16–17). Во время одного из пиров близкий к царю воин Клит стал обличать его. Александр пытался поразить его копьем, но Лисимах и Леоннат отняли у него копье. Дальше Курций Руф рассказывает так: «Не владея собой, он подбежал к порогу шатра и, выхватив копье у часового, встал у входа, через который должен были выйти пирующие. Все вышли; Клит выходил последним, когда огни уже были потушены. Царь спросил, кто идет. Даже в его голосе чувствовалось, что он задумал преступление. А тот, забыв уже свое недовольство и видя царский гнев, ответил, что он, Клит, и идет с пиршества. Едва он это сказал, как царь пронзил копьем ему бок; обагренный кровью умирающего, он воскликнул: „Отправляйся теперь к Филиппу, Пармениону и Атталу“». Тот же историк пишет: «Это был тот самый Клит, который у реки Граника своим щитом прикрыл Александра, сражавшегося с непокрытой головой, и мечом отрубил Ресаку руку, занесенную им над головой царя. Он был старым воином Филиппа и прославился многими военными подвигами. Сестру его, Гелланику, воспитавшую Александра, царь любил, как свою мать» (Кн. VIII. 1.20–21).

Земная жизнь великого завоевателя была короткой. Но еще до того, как с его ранней смертью закончились столь успешные походы, ему пришлось задуматься над тем, насколько печален удел человека на земле. В 324 году, вступив в Пасаргады, он просил вскрыть гробницу знаменитого Кира, чтобы воздать ему почести. Она оказалась разграбленной. Там находились полуистлевший щит Кира, два скифских лука и скифский меч. Александра поразила надпись: «О человек, кто бы ты ни был и откуда бы ты ни явился, — ибо я знаю, что ты придешь, — я Кир, создавший персидскую державу. Не лишай же меня той горстки земли, которая покрывает мое тело». Эти слова навели Александра на горестные размышления о превратностях человеческой судьбы. Они произвели на него столь глубокое и сильное впечатление, что он приказал написать текст также и по-гречески.

Имя Александра упоминается в 1 Маккавейской книге: 1:1–8; 6:2. В ночном видении пророка Даниила царство Александра Македонского символически изображается в виде зверя: «Затем видел я, вот еще зверь, как барс; на спине у него четыре птичьих крыла, и четыре головы были у зверя сего, и власть дана была ему» (Дан.7:6). В пророчестве точно переданы черты будущего царства: кровожадность и необыкновенная быстрота при захвате добычи. Четыре крыла обозначают распространенность до пределов земли (1Макк.1:3). Четыре головы символически указывали на будущий распад на четыре государства: Фракийское, Македонское, Сирийское и Египетское.

После завоеваний Александра Македонского начинается эпоха эллинизма. Возникает синтез греческой и местных восточных культур (IV–II века до Рождества Христова). Преодоление языковой и культурной замкнутости между народами Средиземноморья и Ближнего Востока способствовало апостольской проповеди и победе христианства.