1.23. Начала духовного исцеления
В этом разделе я расскажу о том, почему я отказался от традиционного целительства. Поэтому врачам его читать необязательно.
Может ли быть Духовное Восхождение без того, что мы привыкли называть помощью другому человеку? Бесспорно, нет. Ведь это проход в истинное Духовное пространство. Но какова должна быть и может быть эта помощь?
Постараюсь хотя бы частично ответить на этот вопрос так, как это вижу я. Не считаю свою точку зрения на вопрос о помощи людям какой-то особенной, просто она во многом совпадает с точками зрения других людей, подобных мне, ищущих пути восхождения в Смыслах Жизни.
Начало исцеления и самоисцеления — это понятие о технике безопасности, соблюдение которой иногда спасает целителя или исцеляемого от еще больших приключений, чем те, с которыми приходит к целителю будущий подопечный.
Не секрет, что многие целители после особенно тяжелых больных перебаливают сами, и нередко это происходит в форме того заболевания, с которым пришел исцеляемый. Конечно, как правило, целитель освобождается от недуга достаточно быстро, но опасность не восстановиться от благоприобретенной болезни существует. И кто знает, от чего умирают целители, точно так же, как и врачи? В этой книге много страниц уделено обсуждению этого вопроса.
Моё самое тяжёлое впечатление от моей помощи другим связано с посещением семьи, в которой мать была очень мощной по воздействию и притом еще обладала даром ясновидения и сверхчувствительности. К ней специально под занятие со мною приехала из другого города её дочь. А муж, хронический алкоголик, заведующий складом, подключился к нам уже в ходе занятий.
После трёх занятий совершенно переменилась мать. Из прибитой явными заболеваниями женщины преклонных на вид лет она превратилась в цветущую даму. У нее загорелись глаза, и энергия ударила ключом. Она стала готовым экстрасенсом.
С дочерью, на первый взгляд, произошли меньшие изменения, но, по крайней мере, она забыла о болях и врачах.
Но самые существенные изменения, на мой взгляд, претерпела личность мужа. Он прошел за один день, буквально за один час, перерождение, вылившееся у него в переживание такого сильного страдания от сделанных когда-то им неприятностей людям, что из жалкого и деградировавшего типа он буквально на наших глазах превратился в человека одухотворенного, знающего, как жить дальше, сильного и к тому же презирающего вино.
Однако на следующий день после окончания с ними занятий я сам почувствовал такое недомогание, какого у меня не было никогда. Я буквально почти терял контроль над собой и своими поступками. Причем так продолжалось целую неделю. Фактически я отлеживался.
И всё это несмотря на то, что работал с ними методом аутотрансового их погружения в собственное подсознание, не беря на себя ничего с их энергетических структур. Но настоящего духовного настроя их не было.
Потом, много раз, я буду испытывать после каждой встречи с проблемными семьями разного рода недомогания и ухудшения здоровья, но это первое серьезное испытание стало для меня тем пусковым крючком, который привел в действие мои мысли о недопустимости в некоторых случаях определенных и уже хорошо себя зарекомендовавших до того приёмов исцеления. Особенно при работе с целой семьей. Я стал искать другие способы.
С годами я стал все дальше и дальше отходить от чистого целительства, все меньше и меньше брать на себя с больного его страданий, и постепенно у меня сформировался подход, в какой-то мере, но, думаю, что в значительной, защищающий меня от вредных влияний моих подопечных.
Я стал сопровождающим. Я понял, что человек пассивный — самый сильный вампир. Он имеет страстное желание исцелиться за счёт кого-то. Его пассивность сама уже говорит о том, что он недуховен, а значит, он не соблюдает правила, согласно которым нельзя сбрасывать свои неприятности на других.
В этом он выступает настоящим агрессором и в своей жестокости к людям может принять самые жалкие формы личности, вплоть до юродивого, инвалида, нищего. Жалкая форма, которую напяливает человек на себя, часто говорит о его презрении к окружающим, о его желании жить без уважения других, о его агрессии.
Личности моих подопечных стали интересовать меня больше, чем их заболевания. Я стал откликаться на личные просьбы и почти перестал делать то же, если за кого-то просили родные или знакомые.
Я задумался над тем, а существует ли вообще граница помощи другому человеку, в том числе и больному? Не оказываем ли и мы, целители и сопровождающие, излишнего влияния, когда выступаем в роли добровольного помощника в здоровье? И что это такое — излишнее влияние? Ведь без влияния вообще на исцеляемого или подопечного не может быть никакой серьезной помощи у целителя. Врач тоже обязан расположить к себе пациента.
Может быть, мне повезло и я, пройдя в неволе школу жестокого обращения с людьми и на своей шкуре испытав эту жестокость, пришел к некоторым существенным, как я понял, выводам, основным из которых был вывод о том, что, вообще говоря, мало кому так уж необходима именно серьёзная помощь. Главные недостатки этих больных людей — их невежество, паника, слабость духа и излишняя доверчивость.
Самое серьезное в медицине — это, видимо, хирургия и реанимация, то есть то, что делается без вмешательства страждущего. Да и то, как явствует из воспоминаний вернувшихся к жизни, от поведения человека, даже находящегося в бессознательном состоянии, зависит многое в том, встанет или нет он с больничного одра.
Но, парадоксально, поведение человека на том свете или в беспамятстве определяется все той же его грамотностью в вопросах собственного здоровья и собственной жизни, которую он вёл в сознании.
В своем стремлении быть здоровым человек, прежде всего, должен проснуться от спячки, от автоматичности своего бытия, чтобы выйти на новый уровень понимания. А проснувшись, человек сам, автоматически же, станет вбирать в себя новые более высокие смыслы жизни, чем те, которыми он жил до того.
Автоматичность нашей жизни не просто убаюкивает, как принято считать, — она является мощным внушающим фактором, стандартизатором ситуаций, даже тогда, когда они требуют далеко не тривиальных решений. Автоматичность поведения в мире, где надо проявлять игровой героизм, самый лучший гипнотизёр.
Свою задачу я определил как помощь людям, попавшим в беду, в первую очередь, как помощь в осознании происходящего с ними. Как часто стало получаться исцеление от одного часового разговора по душам! Никаких манипуляций руками, никаких заговоров, никаких погружений, тех, которые приводят к сильным измененным состояниям. Но сам разговор — это погружение в Океан Смысла Жизни.
Вот так с большой буквы я определяю ту помощь людям, которая становится эффективной для них. Конечно, в особых случаях я провожу и глубокое погружение, и обучение, и даже влияю на духовное воспитание человека.
Да, я испытываю напряжение, иногда возвращается всё то же состояние недомогания. Конечно, в таком контакте я менее защищен, чем когда провожу бессловесные занятия, — в силу своей раскрытости. Но, как правило, подобные беседы несут в себе значительный духовный потенциал, который и помогает мне самому сохранить мою целостность в неприкосновенности.
Хотя иногда я могу провести в процессе разговора диагностику вплоть до шаманской или, по-другому, онтопсихологической, и взять физические боли моего подопечного на себя, почувствовав при этом все его телесные неприятности. Но последствия от такой, для некоторых буквально самоубийственной процедуры, для меня уже не будут катастрофическими. Панцирь Духовного Знания и соблюдения законов Духа спасает независимо от моего желания.
Нам хорошо знакома картина, когда при лечении в медицинских учреждениях больному человеку становится значительно лучше уже после нескольких первых сеансов воздействия на больное место каким-нибудь прибором, а потом, по мере повторения сеансов, улучшения уже не наблюдается. А в отдельных случаях, и нередко, наступает даже ухудшение.
И мои, и чужие исследования показали, что практически при любых воздействиях на человека эффективными являются первые три, четвертое может применяться, если третье воздействие по каким-либо причинам вызвало негативную реакцию организма.
Пятое воздействие, как правило, уже не дает улучшения, а начиная с шестого, самочувствие и объективные показатели организма, как правило, ухудшаются. Организм больного требует перерыва между сериями сеансов. Если количество сеансов более четырёх, дальше уже наступает период тренировки иммунитета организма больного.
При входе к восточным целителям висит плакат: «Если ты после третьего посещения этого врача не получил облегчения, ищи себе другого врача!»
Природа надежно защитила человека от проникновения в него чужого воздействия тем, что привлекла его внимание именно к чужеродному влиянию. Человек должен (!), если он хочет жить в этом Мире полноценной жизнью, использовать подпитку со стороны только в самом начале, чтобы на её основе и с её помощью развить собственный внутренний источник духа и энергии.
Выскажу свою точку зрения на нарушение принципа «Не просят — не лезь!»
Мне пришло письмо, в котором женщина жалуется на то, что её семнадцатилетняя дочь слышит злобные голоса в отношении матери. Сама же мать вскоре после рождения своей дочери потеряла слух. Меня просит мать помочь ей справиться со своей дочерью. Из этого письма следует, что мать настолько потеряла голову, что не понимает, что ей нужен не милиционер, приставленный к дочери, а обращение к духовной жизни.
Просит мать афганца, который сам не хочет ни с кем контактировать, убегает, оскорбляет.
Просит сестра за своего брата, который тоже не уполномочивал её на ведение переговоров от его имени.
Люди, и часто очень близкие, лезут в чужую душу и в чужую жизнь, хотя их не просит об этом тот, о ком они пекутся.
Не просят — не лезь! Это основной закон космической помощи.
Живущий своим сознанием, даже если оно помрачено, должен сам решить, нужна или нет ему помощь. Если он отказывается от неё, значит, у него есть на это причины. Другое дело, кто должен заботиться о нём — его мать, родные или общество? Я обосновываю свою точку зрения на это с позиций духовности дальше.
По большому счету причины нашего появления и жизни на Земле лежат не в наших руках, а в руках Бога. И если кто-то стал алкоголиком или наркоманом, шизофреником или одержимым, то это может означать только одно — он сам выбирает на пятьдесят процентов свой путь, сам выбирает борьбу за восхождение духа собственного или паралич воли.
Во многих случаях я отказываю людям, просящим о ком-то, даже будучи в непосредственном контакте с тем, о ком просят, если они не понимают, что для разговора со мною должен созреть тот, кто страдает от своего несчастья. Это не мать или отец больного, а сам больной. Потому что я помогаю действием. Но действием не моим, а действием самого несчастного, помогая лишь мобилизовать на это действие его силы и его дух.
Да, при работе с ним я буду напрягаться, как я уже говорил. Но я не могу напрягаться за него мышечно или душевно. За него нельзя дышать и радоваться — это не смогу ни я, ни его родные и любимые. Я могу только вызвать его на его же действие: в душе или теле, в желании или воле.
Именно эта моя помощь ему и является главной для меня и главной для него. Ибо я не могу лечить химией или хирургией, даже травами, хотя посоветовать что-то из них, конечно же, могу, но на усмотрение самого человека, обратившегося ко мне.
Когда за тебя просят другие, это освобождает самого тебя от ответственности за твои слова. А слова — это тоже поступки, но поступки, не проявленные ни в открытом действии, ни в деле — в плодах. Бывает так, что родные просят о хорошем, а потом вырастает из этого бедствие: «Благими намерениями выстлана дорога в ад», — сказал Данте.
Бывает наоборот, когда родители просят врачей убить своего ребенка, и я был свидетелем того, как врачи отправили в морг живого человека лишь только потому, что об этом попросила его мать. Такому вмешательству нет прощения ни на том, ни на этом свете. А ведь мать была сама врачом, как и её дочь, которую она упросила врачей убить.
Думаю, что эти мои строки могут прочесть и те врачи, которые потворствовали дикому желанию матери, и ужаснутся тому, насколько безобразно, бредово звучит это, — я знаю, эти врачи внимательно следят за моими исследованиями.