Глава 5
Когда думают машины

В начале XIX века безлунной ночью молодые писатели во главе с Мэри Шелли, среди которых был и поэт лорд Байрон, собрались где-то в Швейцарии в загородном доме. До поздней ночи на небе сверкали молнии и не стихал проливной дождь. При свете дрожавших свечей в эти часы светопреставления, прислушиваясь к блуждавшим по дому звукам, эта писательская компания решила устроить соревнование: пусть каждый напишет какую-нибудь страшную историю, а потом все проголосуют, у кого история получилась страшнее.

Шелли придумала историю доктора Виктора Франкенштейна – хорошего врача, мечтавшего победить смерть в те времена, когда смерть угрожала отовсюду. Холера и даже простой грипп, даже плохое питание несли гибель значительной части человечества. Этот искусный опытный врач начинает эксперименты с трупами: он берет лучше всего сохранившиеся части (голову, руки, внутренние органы…) и сшивает их в новое тело. Затем наш врач употребляет магическую силу электричества, чтобы вдохнуть в собственное творение жизнь. Творение доктора Франкенштейна внезапно оживает, поднимается с хирургического стола и мучительно начинает пытаться «войти» в жизнь. Виктор Франкенштейн, увидев результат эксперимента, в отличие от Прометея, полюбившего свои создания (то есть нас, людей), почувствовал страх и отчаянье, и малодушно бежал прочь от создания своих же рук.

Чудовище, которое он создал, не смогло вписаться во враждебное ему общество. Оно убивало всех подряд, в том числе убило жену Виктора, – в отместку за то, что создатель его бросил, оставил в невыносимом одиночестве. В конце концов создание убило и своего создателя, нагнавшего его на Северном полюсе с целью уничтожить и тем самым исключить опасность для человечества.

Какое отношение эта история имеет ко всему тому, что я говорю об экономике? Самое прямое! Когда Мэри Шелли писала свою повесть, за несколько лет до Греческого восстания 1821 года, в Европе рождалось рыночное общество и вовсю шла промышленная революция (о чем мы говорили во второй главе). Торжество меновой стоимости, обязанное рынку труда, открыло ворота механизации производства. Производство стало все больше зависеть от машин, особенно от самых мощных машин – паровых.

Почему так произошло? Потому что, как мы говорили в третьей главе, выгода впервые стала самоцелью. Предприниматели думали о том, чтобы поскорее извлечь выгоду и поскорее вложить весь полученный доход в производство, для еще большей выгоды. А если не получишь достаточно дохода после всех вложений, то ты станешь рабом своих долгов, как Фауст – рабом Мефистофеля, помнишь?

Механика, электричество, магнетизм сразу приобрели меновую стоимость, а не только жизненную ценность (радость новых открытий, производство нового знания). Машины, созданные на основе научно-технической методологии, сразу уменьшили издержки и тем самым позволили предпринимателям выжить.

А если мы посмотрим с точки зрения всего общества, то именно в те времена человечество стало создавать себе механических рабов, которые безропотно трудятся ради нас, позволяя нам жить лучше. Мы уже можем мечтать об обществе без всякого рутинного труда, где не нужно делать ничего, что мы не хотим делать – как общество в «Звездном пути», где люди изобрели Репликаторы. В результате они могут проводить время в философских беседах, а еда появляется автоматически из отверстия в стене. Так же появляются сами собой все вещи, в которых нуждаются люди: от одежды до обычных и музыкальных инструментов и косметики.

В наши дни машины стоят на любом заводе, на любой ферме, в любом офисе и магазине. Но они не смогли победить бедность, нищету, неравенство, борьбу за существование. В рабочие часы нам приходится делать много вредной для души рутины. Так почему же машины не оправдали наших надежд?

Они работают, производят невероятное количество готовой продукции. Но наша жизнь, увы, не стала легкой. Мы как никогда бегаем, суетимся и выбиваемся из сил. Условия нашей работы становятся все хуже, мы все меньше уверены в завтрашнем дне, мы с трудом находим работу и «сгораем» на работе, ради куска хлеба, который обходится нам все дороже. Мы крутимся как белка в колесе, разгоняя его и при этом никуда не двигаясь. Кажется, что не машины служат нам рабами, но мы рабски служим машинам, поддерживая их нормальную работу.

Под этим углом зрения роман Мэри Шелли получает глубокий смысл. Это иносказание, предупреждающее людей, что, если мы не будем осторожными, техника превратится из слуги человечества в чудовище, которое нас поработит, будет нас терзать и в конце концов уничтожит. Удача человеческого духа обернется поражением, как торжество доктора Франкенштейна, создавшего живое из мертвого, завершилось трагической развязкой: создание восстало против своего создателя.

Не случайно литература и кинематограф сообщают о страхе людей перед своими же созданиями. Сказка «Горшочек каши» братьев Гримм, «Ученик чародея» Гёте и, конечно, такие фильмы, как «Бегущий по лезвию» и цикл «Терминатор», говорят, что именно страшно в машинах. Но есть фантастическое произведение, не менее значительное, чем «Франкенштейн» Мэри Шелли, как аллегория устройства рыночного общества, в котором технологии не освободили, а поработили людей. Это вышедшая в 1999 году на экраны первая часть фильма «Матрица» Ларри и Энди Вачовски.

В «Матрице» похожий сюжет: машины угрожают уничтожить своих же творцов. Но в отличие от того создания, которое Виктор Франкенштейн сшил из частей трупов, набрасывающегося на людей только из-за страха за свое существование, и в отличие от машин в «Терминаторах», которые хотят уничтожить людей, чтобы утвердить собственную власть над всей планетой, в «Матрице» происходит другое. Перед нами общество, где машины незаметно овладели нами, подчинили нас себе, и хотя мы этого не замечаем, они употребляют нас как… органические электрогенераторы.

Что там случилось? Когда люди исчерпали все природные источники энергии (нефть, уголь, воздух), они стали вести между собой непримиримую войну, и в конце концов задействовали ядерное оружие, разрушившее города и покрывшее планету непроницаемым черным облаком, не дающим солнечным лучам пробиться к земле. Тогда машины, наши создания, обретшие разум, решили, что мы, люди – злобный вирус, который разрушает их организм – землю. Машины провозгласили свою власть над планетой. Но так как уже не было источников энергии, которые бы приводили эти машины в движение, они решили поработить нас, превратив в электрогенераторы. Как им это удалось? Они поместили людей в закрытые капсулы, подпитывая их как растения, а температуру их тел направили на производство электрической энергии для всего сообщества механизмов.

По сценарию фильма, в мире Матрицы души заключенных в капсулы людей уже не чувствуют, что они одиноки и совершенно лишены свободы. Иначе они начали бы уставать, и это грозило бы энергетическим кризисом всей машинной экономике. Поэтому машины создают Матрицу: мнимую реальность, внедренную в мозги порабощенных человеческих тел, соединяющих с помощью электродов голову каждого человека с сетью Матрицы. Эта мнимая реальность не дает им понять, что они совершенно лишены свободы и только эксплуатируются. Другими словами, для них создана иллюзия привлекательной человеческой жизни, в то время как их тела продолжают работать как бездушные генераторы для общества машин.

Матрица, как и доктор Франкенштейн, рождена фантазией. Она возникла в мозгу Вачовски как футурологическая антиутопия, по законам научной фантастики. Но тем не менее, как и «Франкенштейн» Мэри Шелли, «Матрицу» можно смотреть как… документальный фильм. Как не опасение худшего будущего, а как описание настоящего. Если ты когда-нибудь смотрела фильм 1936 года «Новые времена» с Чарли Чаплином, ты понимаешь, о чем я говорю.

Со времен промышленной революции, когда машины стали широко использоваться в производстве, мы поставлены перед выбором: либо мы приспосабливаемся к машине, следуем всем ее прихотям, превращаясь в приложение к машинам с ее цифрами и требованиями, либо… нас просто никто не возьмет на работу.

Но не только рабочие превратились в приложение к машине. Работодатели, предприниматели тоже должны были совершить нелегкий выбор: либо подавить всякое сопротивление рабочих тому, что их душа выставляется на продажу, а тело насильственно превращается в механизм, либо… разориться. Ведь в последнем случае конкуренты перетянут всех клиентов: они смогут снизить цены благодаря снижению издержек при механизации производства.

Одним словом, рабочие мы или работодатели, мы вынуждены превращаться в прислугу наших созданий. В приложение к механизмам. В электрогенераторы для Матрицы.

При таком рассмотрении дел, фильм «Матрица» – лишь крайний случай того, о чем писал величайший революционер XIX века Карл Маркс. На Маркса, кстати, повлиял роман «Франкенштейн». Вот что говорит Маркс: производящие машины – это «порабощающая нас сила». Она порабощает нас не только как рабочих, но и как работодателей. Люди сдаются и идут служить своим механическим созданиям.

Теперь ты поняла, что «Матрица» – это не столько научная фантастика, не изображение нежелательного будущего, а документальный фильм. Все, что в нем показано, уже происходит в настоящем.

Обращение к научной фантастике, к истории доктора Франкенштейна и к «Матрице», помогает нам понять не будущее, а происходящее вокруг нас прямо сейчас. В этих произведениях раскрывается фантазм, призрак, который заложен в самой глубине рыночных обществ, который не дает им покоя. Что это за фантазм? Это человеческий труд.

Итак, странно звучит, не правда ли? Труд, оказывается, – это призрак, фантазм, всех пугающий, не дающий спокойно жить рыночному обществу.

Поэтому я задам тебе простой вопрос. Те машины, которые в фильме «Матрица» захватили землю, которые используют человеческие тела как генераторы, они же явно создали, как показано в фильме, свою собственную и очень сложную экономику, так? Если посмотреть всю трилогию «Матрица», то там старые машины производят новые, другие машины производят материал, из которого делают расходные материалы и запчасти для машин, новые машины лучше старых – а это значит, что некоторые машины проектируют машины и разрабатывают более совершенные технологии. Есть целое войско машин, отвечающих за безопасность, которые воздействуют на умы людей – их рабов. Есть и войско машин, которое ловит людей, пытающихся бежать и сопротивляться. И так далее.

Можно ли считать экономику машин необходимой частью рыночного общества? Производят ли эти машины меновую стоимость? – вот в чем вопрос. Ответ, разумеется, зависит от того, как мы определяем общество, меновую стоимость, и главным образом от того, как мы различаем понятия стоимость и функция.

Возьмем, например, старые механические часы. Мельчайшие пружинки и колесики действуют вместе, каждые по-своему, но слаженно, и так «производят» правильное время. Они напоминают организм: каждое колесико необходимо и дополняет все остальные. Но можно ли назвать это «обществом», производящим «стоимость»? Ты, может быть, не видела механических часов, поэтому посмотри на свой компьютер: сложнейший процессор оживляет его, позволяя загружать видео с Youtube по первому требованию, и вообще управляет любыми действиями. Но производит ли компьютер при этом «стоимость» независимо от тебя?

Как в механических часах, так и в компьютере мы видим сложное взаимодействие функций. Но мы не видим там ни общества, ни рынка, ни, тем более, рыночного общества. Все потому, что понятие меновой стоимости не имеет никакого смысла в механической системе, из которой исключен человеческий фактор.

Когда часовщики изготавливают все эти колеса, шестеренки и пружины, они всегда рассчитывают и просчитывают, какую функцию что будет выполнять. Когда инженеры компьютерных систем делают их полностью автоматическими, они никогда не говорят о «стоимости», которую мог бы производить микропроцессор. Они говорят о функциях, о вводе-выводе данных и о подобных вещах. Слово «стоимость» («ценность») здесь явно лишнее, за ним не стоит никакого содержания. Было бы совершенно нелепо говорить о меновой стоимости того, что производит пружина или микропроцессор, в сравнении с ценностью любого другого эффекта внутри этой механической или электронной единицы.

Поняв это, можно прийти к следующему выводу: нет никакого основания применять дерзновенное понятие меновой стоимости для системы, в которой нет людей, где достаточно будет применить более скромное слово «функция». По той же самой причине очень неразумно употреблять слово общество (или общность, или сообщество), если мы говорим о механической системе, о сети или организме. В мире без людей (или в мире, где люди полностью утратили свет собственного сознания, как в «Матрице») понятия общества, рынка и меновой стоимости неуместны и неприменимы.

Следовательно, тайна меновой стоимости, при производстве вещей для потребления, заключена… в самом человеке как производителе. Люди, обладая сознанием, принимают свободное решение производить вещи.

Чем человек, способный сам принимать решения, отличается даже от самого изощренного робота? Чем отличается общество машин в «Матрице» от человеческого общества? Что, с экономической точки зрения, создает меновую стоимость и цену (в евро, долларах, иенах и т. д.)? Одним словом: что делает нас людьми?

В фильме «Бегущий по лезвию» главный герой Рик Декард (которого играет Харрисон Форд) выполняет непростую работу: он преследует антропоморфных роботов (в фильме их называют андроидами), которые сбегают с заводов и из хранилищ, и если те не возвращаются к владельцам и оказывают сопротивление, убивает их из особого пистолета. Технологии производства роботов стали настолько совершенными, что трудно различить андроида и настоящего человека. И когда последнее, новейшее поколение андроидов обучается чувствовать и стремится к свободе, тогда работа Рика становится… бесчеловечной.

В фильме «Бегущий по лезвию» поставлен вопрос, как определить, кто такой человек. Что именно в тебе нужно заменить механической частью, чтобы ты перестала считаться человеком? Если дать биокибернетическую ногу или ухо инвалиду или глухому от рождения, он останется человеком, хотя одна из частей тела станет механической.

Начнем заменять по органу: заменим сердце механическим сердцем, легкие – механическими легкими, ноги – механическими, печень и почки – тоже искусными протезами. Останется человек человеком? Конечно.

А если мы перейдем к мозгу? Например, человек страдает болезнью Паркинсона. Мы помещаем микрочип на стратегически важный участок мозга. Но он все равно человек.

Одним словом, мы будем идти до тех пор, пока человек не превратится в антропоморфного (человекообразного) андроида, как в фильме «Бегущий по лезвию». Общество таких андроидов больше будет напоминать Матрицу, чем человеческое общество. Оно перестанет производить меновую стоимость. Оно будет функционировать как компьютерная сеть, способная создавать сложнейшие структуры общего существования, но не способная произвести меновую стоимость, без которой нет рыночного общества. Получившиеся политические структуры, структуры общего существования, больше будут напоминать ульи, чем общества, – и их жители будут как пчелы, а не как граждане.

Конечно, мы не знаем, что в нас надо заменить, чтобы мы превратились из людей в постчеловеков – андроидов. Мы вряд ли сможем точно определить этот орган, это неизвестное, которое делает нас людьми. Но мы должны просто знать, что мы люди, и что только мы можем произвести прибавочную стоимость и тем самым создать рыночное общество.

Армия трудящихся андроидов – мечта каждого работодателя и каждого предпринимателя. Они бы работали 24 часа в сутки, причем не только на черной работе, но и как планировщики, начальники цехов и даже изобретатели и инноваторы. Они бы не выдвигали никаких требований (кроме технических: регулярное обслуживание, смазка, электропитание), у них не было бы психологических проблем, им не нужно было бы отпусков и пособий, они бы не ошибались, и уж конечно бы, не имели никакой склонности к забастовкам.

Но осуществление подобной мечты просто уничтожило бы рыночное общество. Помнишь, мы говорили, что меновая стоимость не может существовать без человеческого вклада в производство? Если бы для производства хватало андроидов, тогда ни один продукт не имел бы меновой стоимости. Они бы производили неограниченное количество товаров, а их цена, их меновая стоимость, стремилась бы к нулю.

Именно так происходит в механическом обществе «Матрицы» или во внутренностях любого компьютера: там гигантское производство, выполнение миллионов механических действий, но никакой цены и ценности, никакой меновой стоимости. Вполне возможно, что технологическая революция и вовсе покончит с меновой стоимостью, при этом сохранив человеческое общество, как в «Звездном пути», где все производят машины, а люди исследуют мироздание и говорят о смысле жизни.

Если верно, что производство стоимости требует вмешательства человека, тогда мы сразу видим, сколь разительное противоречие заложено глубоко в основании современных рыночных обществ. Вот что у нас происходит. С одной стороны, большие корпорации, производящие огромные объемы всем нам желанной продукции, изо всех сил механизируют производственные процессы, чтобы уменьшить издержки. Если ты зайдешь на современный автомобильный или компьютерный завод, ты увидишь армию механических роботов, которые трудятся сами почти без участия человека. Но с другой стороны, чем больше удается заменить рабочих роботами и научить их механическим действиям, тем менее ценны эти продукты.

Одним словом, чем успешнее большие корпорации заменяют человеческий труд механическим и чем больше заставляют людей работать послушно, как роботы, тем меньшей становится ценность продуктов, которые производятся в нашем обществе; а значит, тем меньшую выгоду получают предприниматели.

Конечно, как я тебе говорил, всякий предприниматель мечтает, чтобы на него работали роботы. Но как только эта мечта осуществляется, она становится бичом для самих предпринимателей. Как говорят в таких случаях англичане: «Боже, сохрани меня от исполнения моих заветных желаний!»

Теперь ты понимаешь, почему я так много в этой главе рассказывал о докторе Франкенштейне, «Матрице», «Бегущем по лезвию» и других образцовых произведениях научной фантастики, которые на первый взгляд никак не связаны с экономикой. Они лучше всего объясняют экономику, потому что наглядно показывают, почему рыночные общества испытывают такие тяжелые кризисы.

Итак, что с чем связано. Большие предприятия вынуждены, в условиях жесточайшего соперничества, требовать от рабочих, чтобы те работали как безупречные механизмы. Рабочие эксплуатируются как электрогенераторы, они с точки зрения производства – андроиды, выполняющие необходимые операции.

Но как бы ни старались предприниматели, человека в робота не превратишь. Человеческий фактор всегда действует, даже невольно. Человек не может изгнать из себя все человеческое. Он может стать очень изобретательным и попытаться уподобиться ловкости робота, или наоборот, он может подавлять в себе свою личность, разрушить в себе личность – но это не сделает производство механическим. Все равно человек может повести себя непредсказуемо, может ошибиться – ведь даже электрогенераторы дают сбои, а компьютеры – зависают. А ведь если у андроидов бывает просто сбой программы, то человек всегда превосходит заложенную в него природой программу.

Таков парадокс истории: провальны все попытки подавить сопротивление трудящихся и превратить их в послушных андроидов – но именно эти провалы спасают рыночные общества. Ведь иначе бы все меновые стоимости, все цены и все доходы упали до нуля. А где нет дохода, там не может быть и рыночного общества: все бы сразу перестали работать, что-либо производить, и мы бы остались совершенно без всего.

В этом для меня смысл последней сцены «Бегущего по лезвию», когда зарождается любовь между Риком Декардом, главным героем, и одной из андроидов. Рик Декард не уничтожает андроида, а с улыбкой навсегда прекращает преследовать этих созданий. Андроиды ведут себя противоположно современным рабочим. Современные рабочие сопротивляются тому, чтобы превратиться в андроидов – и их сопротивление позволяет выжить рыночным обществам. А андроидам в «Бегущем по лезвию» удается перестать быть андроидами, преодолеть свою механическую природу и стать людьми. Так фильмы обнадеживают нас: технология не приведет обязательно к антиутопии «Матрицы», но, скорее, к утопии «Звездного пути».

В предыдущей главе я рассказывал тебе о «линии времени» и как банкиры ее пересекают, перенося будущую стоимость в настоящее. Тем самым они создают огромный долг, который в рыночных обществах обслуживает производство огромного числа товаров и развитие высоких технологий. Но создавая баснословное богатство, он же создает чудовищное неравенство, а значит, неизбежные кризисы. Ведь банкиры не могут остановиться, они берут из будущего все больше, переносят это в настоящее, и долг принимает немыслимые размеры.

В этой главе мы открыли для себя вторую причину кризиса, кроме самонадеянности банкиров, навлекающих на себя же самих крах. Какая это причина? Стремление предпринимателей механизировать все этапы производственного процесса. Изначально эта механизация дала огромный толчок развитию рыночного общества. Когда фабрикант, пытаясь уменьшить издержки и увеличить производство, возвестил в позапрошлом веке наступление эры паровых машин, а сейчас возвещает о наступлении эры роботов, он вызывает полезнейшую цепную реакцию различных новых процессов.

Ведь компания, производящая механизмы, тогда наберет на работу больше рабочих, чтобы можно было выполнить все заказы. Рабочие зарабатывают на этих заказах, покупают дома, машины, отправляются обедать в рестораны. Строители, производители автомобилей и владельцы ресторанов радуются росту своих доходов. Они тоже начинают больше тратить. Так растет производство с ростом трат.

Технический прогресс оставляет в прошлом некоторые рабочие места. Например, когда автомобиль заменил лошадь, исчезли профессии кучера, конюшенного или производителя сбруи. Но технический прогресс создает вместо этого множество новых рабочих мест в новых отраслях. Появились автомобили – и сколько строится автомобильных дорог, сколько людей перерабатывает нефть, работает на автозаправках и автомойках, чинит и обслуживает автомобили. Поэтому я и назвал эту цепную реакцию «полезной»: соперничество предприятий и технологический прогресс приводят к созданию новых, уже совершенно фантастических механизмов!

Но хотя цепная реакция приносит много пользы, в этом прогрессе уже с самого начала заложено зерно кризиса. Как только механические рабы, созданные человеческим гением, начинают производить необходимые нам вещи, параллельно создавая и больше рабочих мест для работающих людей, призрак кризиса начинает незримо витать над нашим обществом. Ведь постепенная механизация производства приближает наше общество к Матрице: состоянию, при котором машины производят не только продукцию, но и другие машины. Они сами с этим справляются, не нуждаясь в нас, людях!

Вспомни, что мы говорили об «экономике» Матрицы. Матрица выпускает невероятные продукты, создает целые удивительные страны, но она не может произвести одного: меновой стоимости. Чем больше механизируется производство и чем больше тем самым рыночное общество приближается к Матрице, тем ниже к самому нулю опускается меновая стоимость. Вот почему, в частности, iPod, который ты получила этим летом, оказался дешевле первого, который я купил тебе пять лет назад в аэропорту Сингапура. Его сделали роботы, с совсем малым участием человеческого труда в изготовлении.

Итак, когда производство механизируется, меновая стоимость резко падает. Цены сразу снижаются, и значит, уменьшается доход предприятия на единицу продукции, например iPod. И вдруг самое слабое предприятие видит, что его доход упал до нуля, и оно уже не сможет расплатиться с долгами. Оно закрывается, рабочие остаются без работы.

И рабочие сразу уменьшают свои расходы: они уже не могут ничего купить. Сразу же падают доходы других предпринимателей. Опять самые слабые предприятия не выдерживают и закрываются. Их рабочие лишаются работы. Так начинается цепная реакция задолженности, безработицы и начала упадка.

Как только на горизонте возникают черные тучи кризиса, предприниматели начинают паниковать. Прежде всего они отменяют заказы на новые механизмы: предвидя кризис, они сразу понимают, что спрос на их продукцию уменьшится. Значит, заказанные ими новые механизмы будут простаивать и покрываться пылью – в то время, как им придется точно в срок отдавать кредит, взятый под их покупку. Поэтому ясно, что лучше сразу отменить заказ.

Отмена заказа на новые механизмы, в преддверии скорого кризиса, несет в себе две действительных угрозы. Во-первых, она только приближает кризис и усиливает его, потому что производители механизмов тоже начинают отменять заказы, направленные их поставщикам. Во-вторых, этот удар по производителям новых технологий оказывается и ударом по прогрессу – отмена заказов приводит к тому, что не изобретаются и не создаются новые механизмы.

Чем больше рыночные общества приближаются к экономике Матрицы, тем больше человеческий фактор исключается из производства. Происходит разрыв экономики со всем человеческим, а значит, близка окончательная победа Матрицы над человечеством. Но где будет торжествовать Матрица, если производство остановится?

Что происходит, когда начинается кризис? При благоприятном развитии событий за кризисом следует подъем, потому что механизация производства остановлена, и вновь важен вклад людей в развитие экономики. В разгар кризиса, когда царит отчаяние, рабочие готовы трудиться и за кусок хлеба. В один прекрасный момент человеческий труд начинает обходиться дешевле труда машин.

Одновременно во времена кризиса множество предприятий закрывается. Значит, множество механизмов продается за бесценок (идет распродажа имущества закрывшихся предприятий). В разгар кризиса лучше иметь кусок хлеба, чем целый заводской цех.

Конкуренция резко слабеет: ведь большинство фирм прекратило существование. Более того, предприятия, выжившие в водовороте кризиса, осознают, что у них практически нет конкурентов – конкуренты закрылись. Хотя та отрасль, в которой они работают, пережила резкое сокращение объемов производства, как, впрочем, и все производство везде вообще сократилось – их собственная доля в этом производстве стремительно увеличилась, а издержки предельно снизились. Ведь им уже не нужно тратить средства на войну с конкурентами, на рекламу, на перевозку товаров по завышенным ценам в условиях конкуренции, на борьбу за магазины и торговые точки и на многое другое.

Таков еще один великий парадокс рыночного общества. Чем хуже идут дела и чем больше предприятий обанкротилось, тем быстрее растет доходность выживших предприятий! Как говорится, «Если в одном месте что-то убывает, то в другом что-то прибывает». Можно уточнить: «Если в одном месте доходы сократятся, то в другом доходы увеличатся».

Великий парадокс доходности состоит в том, что в период развития и эйфории (всеобщего ликования) доход предприятий уменьшается. Тогда рыночное общество все больше напоминает экономику Матрицы: все заняты производством, и это производство не дает большого дохода, а только подпитывает Матрицу. Напротив, во времена кризиса доходность выживших предприятий хотя не сразу, но начинает расти.

О чем думает предприниматель, который выжил в период кризиса? Он думает о том, как ему хорошо, хотя кризис разрушил всю экономику. Ведь его собственный доход растет день ото дня, безработные выстроились в очередь на его предприятие, конкурентов пока не видно, а оборудование можно купить за десятую часть стоимости. Разумеется, он сразу решит, что надо употребить всю эту ситуацию в свою пользу. «Скорее скуплю все производства в этой области и стану монополистом».

Итак, что он сделает: скупит все остановившиеся механизмы, наймет безработных на новые производства, и тем самым займет господствующее положение в отрасли. Он ведь не захочет допустить нового кризиса, вызванного жесткой конкуренцией. Поэтому он будет наращивать производство и сам создавать законы для всей отрасли.

Таков хороший сценарий. Если в каждой отрасли окажется такой предприниматель, то общие показатели вскоре пойдут вверх. Экономика вновь оживет и постепенно восстановится.

Но бывает и плохой сценарий. Плохое развитие событий получается, если еще до кризиса, до слома общества на пороге Матрицы, жадность банкиров оставила все общество, и частных лиц, и государство, на дне долговой ямы. Как ты уже знаешь, как мы с тобой видели, всякий кризис означает, что настоящее не может расплатиться с будущим за те ценности, которые банковская система оттуда забрала. Но когда настоящее не может расплатиться с будущим, есть только один выход – списание долга, худший выход для всех, кроме банкиров.

Это не нравственный выход: потому что правильно и нравственно платить долги. Один человек возвращает долг другому человеку, так и настоящее должно возвращать долг будущему. Но таков будет практический выход. Ведь если у должника не осталось средств, ему неоткуда взять средства, и точка.

Увы, банкиры не могут смириться с суровой реальностью! Как только они ни изворачиваются, каких только ни плетут интриг, чтобы повлиять на политиков – с тем, чтобы политики сняли с них долг перед частниками, предприятиями и государством. Притом что они сами ответственны за бездумный перенос ценностей из будущего, из которых и образовался долг. Они перенесли в настоящее ценности – потому и не смогут их выплатить никому в будущем.

Заметь, как чудовищно то, что внушают банкиры. Они думают, что мы поверим, что все долги в будущем будут нам выплачены. Банкиры при этом не признают за собой тех долгов, которые они не могут выплатить. Они просто говорят, что не они виноваты в том, что не могут никому ничего выплатить. Просто они хотят выжить посреди кризиса, и вновь давать займы и брать проценты. Но спасти банки при всеобщем кризисе не получается по трем причинам.

• Во-первых, им уже никто не даст в долг. Банки, которые могли бы им дать в долг, тоже делали деньги из ничего, из частного и государственного долга, а значит, не обладают собственными средствами.

• Во-вторых, никто и не захочет им давать в долг, увидев, что они только множат долги. Все же перестают давать в долг хозяйке, которая не возвращает вовремя долги, потому что тратит больше, чем может добыть.

• В-третьих, потому что во время кризиса само государство нуждается. Если оно вынуждено спасать банки, чтобы они не закрылись и вклады не сгорели, то так как у государства есть и другие обязательства и долги, ему приходится облагать налогом уже разоряющихся предпринимателей и уже бесполезные домохозяйства. В результате и у предпринимателей ничего не останется, и домохозяйства будут разорены.

Ты видишь, что это плохой сценарий. Ведь здесь уже предприниматели, выжившие внутри глубокого кризиса, не смогут увеличить свою выгоду: они вынуждены будут распродать последнее. Если банкиры слишком влияют на общество и политиков, то возрождение предпринимательства исключено. Разве что само общество громко потребует не разорять предприятия, тогда только можно ждать улучшений. Тогда атмосфера очистится от мглы задолженностей и можно будет начать вновь производить и продавать.

А есть еще самый плохой сценарий: война. Во время войны никто ничего не должен, заводы и дома сами рушатся под бомбами, вместе с тысячами людей. Ни одного банка не остается тоже, кто пойдет в банк за кредитом во время войны? Зато кризис оказывается преодолен: все предпосылки кризиса уничтожены вместе со всей экономикой, а иногда – и всеми людьми.

Человек стал цивилизованным, когда научился создавать орудия труда. Машины – более высокая форма орудий труда, а роботы и искусственный интеллект – самая высокая форма орудий труда. Как доктор Франкенштейн хотел освободить человека от страха смерти, так и машины, которые мы производим, воплощают наше праведное желание освободиться от суеты и утром писать стихи, днем философствовать, а вечером идти в театр, и часы напролет весело ужинать с друзьями и семьей.

В идеале наша способность изобрести и произвести механических рабов, которые освободят нас от работы, может приблизить нас к обществу как в «Звездном пути», где люди думают только о смысле жизни, а всю работу за них делают машины. Но когда машины принадлежат немногим, использующим их как инструменты обогащения, в то время как остальные сами зарабатывают себе на жизнь, тогда машины никому не облегчают жизнь – ни своим владельцам, ни наемным работникам.

Механизация рыночного общества приближает нас не к утопическому миру «Звездного пути», но к антиутопическому миру «Матрицы». Машины все больше похожи на то чудовище, которое создал доктор Франкенштейн. Целые поколения принесены в жертву кризисам, которые представляют собой инстинктивное сопротивление самого рыночного общества этому торжеству механизмов. Чем больше мы развиваемся, тем больше мы неосознанно подпитываем росток кризиса, который потом разрастается до непомерной величины. Одновременно мы оскверняем природную среду, отравляем воду, которую пьем, загрязняем воздух, которым дышим, и замусориваем землю, на которой стоим.

А так как для создания новых машин нужны большие инвестиции, а их могут дать только банкиры, которые бесконтрольно берут из будущего сколько угодно меновой стоимости, то кризис становится всеобщим. Все влезают в долги, и тогда уже обществу угрожает переворот или гражданская война, одним махом обнуляющая долг. И после гражданской войны мы вновь начнем с самого начала, нищие и разоренные, голодные и озлобленные, на оскверненной и загубленной промышленными выбросами земле.

Может ли общество вырваться из порочного круга? Может ли оно не погрязнуть в Матрице? Может ли оно преодолеть мучительный кризис, повергающий миллионы человек в отчаяние? Или за преодолением кризиса последует новый кризис и выхода из Матрицы нет?

Можем ли мы представить, чтобы наши создания стали мрачными хозяевами нашей судьбы? Есть ли вероятность, что технологии восстанут против нас, как они уже восстают против планеты, на которой мы живем?

Ответим словами, которые сказала одна из машин в «Матрице» главному герою Нео (одному из немногих людей, кто смог вырваться из Матрицы). Эта машина, называющая себя Агентом Смитом, говорит захваченному другими машинами Нео: «Всякое млекопитающее на этой планете инстинктивно поддерживает природное равновесие со средой. Но вы, люди – исключение. Разве есть еще какой-то организм на планете, который ведет себя как вы? Ты знаешь, кто я? Ты вирус. Люди – это болезнь, это рак планеты. Вы – эпидемия, а мы, машины, – излечение».

Может быть, машина в чем-то и права, если подумать о том, как мы себя вели на земле. Монстру, которого создал доктор Франкенштейн, тоже было за что ненавидеть трусливых людей и собственного создателя. Но я надеюсь, что твое поколение посрамит Агента Смита. Достаточно перестать думать, что рыночное общество – это данность и что механические рабы должны принадлежать частным лицам – когда они – достояние всего человечества.