Разбойничья пещера

Много лет прошло, как увезли в Сибирь Алима, а старокрымская гречанка, укачивая дитя, всё ещё поёт песенку об удальце, который не знал пощады, когда нападал, но глаза которого казались взглядом лани, когда он брал на руки ребёнка.

И в долгие зимние вечера, когда в трубе завывает ветер и шумит недобрым шумом бушующее море, татары любят, сидя у очага, послушать рассказ старика о последнем джигите Крыма — Алиме, которым гордились горы, потому что в нём жило безумие храброго и потому, что никогда не знали от него обиды слабый и бедняк.

Шёл прямо к сердцу Алимов кинжал, взмах шашки его рассекал пополам человека, и заколдованная пуля умела свернуть за скалу, чтобы настичь укрывшегося.

Как грозы, боялись люди Алима и во всей округе только один человек искал встречи с ним. То был старый карасубазарский начальник, о котором рассказывали, что кулак его тяжелей кантарной гири, а от острого взгляда его не укрыться даже под землёй.

Семь лет подряд только о нём да об Алиме говорил Крым; семь раз за эти годы попадал Алим в руки стражей и семь раз, разбив кандалы, успевал бежать в таракташские леса, в ногайскую степь. А в горах и в степи вся татарская молодёжь стояла за него и старые хаджи, совершая намаз, призывали лишний раз имя Аллаха, чтобы он оградил Алима от неминуемой беды.

Нависла над ним чёрная туча и знали об этом мудрые старики.

Ибо нельзя было плясать на одной веревке двум плясунам, как говорил отузский мулла.

В тот год стояла в Крыму небывалая стужа; терпел бедняк, но было не лучше богачу, так как по дорогам шёл стон, от Алимова разбоя.

Алима видели в разных местах, появлялся он в местечках и городах, и был даже слух, что заходил к самому карасубазарскому начальнику — предлагал ему выдать Алима.

Говорили в народе, что начальник сказал: — Будет Алим в моих руках — сто карбованцев тебе. — Засмеялся Алим и крикнул начальнику: — Вот был Алим в твоих руках, да не умел ты взять его. — Прыгнул в окно и ускакал из города.

Не догнала погоня. Белый конь Алимов был о трёх ноздрях, с тремя отдушинами в груди, чтобы три дня мог скакать без отдыха.

Тогда двинули со всех сторон стражей и окружили таракташский лес.

Но Алима не нашли. Успел вовремя предупредить отузский кефеджи, и Алим ушёл в Кизильташ. Там была пещера, где укрывались разбойники в ненастье и откуда шёл ход в подземелье. А в подземелье хранились Алимова добыча и запасы. Была и другая пещера со святой водой, которая исцеляла раны и удваивала силы людей.

Здесь в Кизильташе притих на время Алим. Знали об этом только отузский кефеджи, да его подручный Батал. Но Батал готов был скорее проглотить свой язык, чем выдать Алима. Любил и баловал Алим его сиротку, маленькую Шашнэ и слал ей через отца то турецкую феску, то расшитые папучи, то золотую серьгу. Хвастала Шашнэ, показывая подругам новые подарки. Будет большой — весь кизильташский клад отдаст ей Алим и сам женится на ней. Услышала о том дочь грека дангалака, сказала отцу. Отец боялся Алима и не любил его, потому что когда боишься, — всегда не любишь.

И к тому же была между ними кровь: убил Алим в разбое родича дангалака. Чуть свет поскакал дангалак в город, а к вечеру в Отузы прибыл начальник и собрал сход.

Коршуном поглядел он на татар.

— Чтобы курица из деревни не вышла, чтобы голубь за околицей не парил, пока Алим не будет в моих руках.

И поняли татары, что пришёл Алиму конец.

Никто не спал в деревне в эту ночь. Визжал вихрем Шайтан по дороге, ломал деревья по садам, мёртвым стуком стучал в дверь труса и кидался на прохожего бешеным ливнем.

Жутко было идти стражам по кизильташской тропе. Жутью дышал лес нагорья и гулом гудел обложной дождь, сбегая тысячью потоков в ущелья кизильташской котловины.

Не ждали разбойники в эту ночь никого и, укрывшись в чекмени, спали в Разбойничьей пещере вокруг догоравшего костра.

Спал и Алим зыбким сном. Видел, будто забыл испить к ночи святой воды, как делал всегда, и вбегает в Святую пещеру, но в источнике, вместо воды, кипит кровь. А сверху, со скал, свесились кольцами чёрные змеи, и одна из них, скользкая и холодная, обвила его шею узлом.

Вскрикнул Алим от боли, открыл глаза и увидел над собой громадного человека, который давил ему грудь и сжимал горло.

Выскользнул Алим, но удар под сердце лишил его сознания. А когда очнулся, то лежал уже связанным вместе со всей шайкой.

— Здравствуй, Алим, был ты у меня в гостях, теперь, видишь, я к тебе пришел, — говорил над ним кто-то.

Потемнело опять в глазах Алима, а когда вновь пришёл в себя, был день и несли его на носилках вдоль деревенской улицы. Точно вымерла вся деревня. Ни души не было видно, прятались все от взора начальника, Посмотрел начальник на Алима, точно что-то спросил, и ответил Алим взором: — Знаю, не будет больше джигитов в Крыму.

А к полудню у сельского правления собрались арбы, к которым были прикованы разбойники. В кандалах лежал Алим и с ним кефеджи с Баталом. Всё было готово, чтобы тронуться в путь. Собралась вся деревня, вышел из правления начальник; плакала, ласкаясь к отцу, Баталова Шашнэ.

— Не плачь, — сказал начальник девочке, — скоро отец вернётся, — и, посмотрев на Алима, добавил: — Чуть, было, не забыл, за мною ведь долг. Помнишь, я обещал, когда Алим будет в моих руках, сто карбованцев тебе? Алим в моих руках, — деньги твои.

— Отдай их ей, — показал Алим на девочку.

Арбы медленно двинулись в путь и уже навсегда увезли из гор Алима.