Молитва Гахама (караимская легенда)

Давно, давно, еще до прихода потомков Чингисхана, славился в Крыму хазарский хан Ратмир своей мудростью, справедливостью, добротой и щедростью. Ни до него, ни после него не было равного ему по доброте и щедрости: будь у скупости ветви и повернись хан Ратмир к ним лицом, они покрылись бы плодами благодеяний, обратись Черное море в чернила, и московские степи в бумагу — не описать добрых дел славного повелителя благодарного полуострова.

Это он велел запечатать Шайтан Чокрок (Чертов ключ) около Кок-Тобели — этот ключ так и до сего времени зовется. Вода этого ключа помрачает разум человека: глаза того, кто попробует этой влаги, видят только то, что угодно Шайтану, уши слышат только одни дьявольские нашептывания, память забывает все, все прошлое, как бы оно ни было дорого, руки перестают творить угодное Богу, а язык начинает болтать и вертеться, как шапка на голове неверных.

К концу 25-го года славного благополучного царствования хана Ратмира послал Господь в течение многих лет страшный северо-восточный ветер. Дул беспрерывно семь лет этот все иссушающий ветер из московских степей, не имеющих предела, и наступила небывалая засуха, исякли все ключи, пересохли крымские реки: умолк веселый Салгир, исчезла мрачная Альма, обнажила свое каменистое дно шумная Кача, зачахли берега мутной Карасу, и напрасно крымская форель искала убежища в глубоких ключах крымских скал. Следующую весну и они пересохли.

В первом же году наведенного Господом бедствия осыпался неоплодотворенным белоснежный цвет миндаля, розовый цвет персика, белый цвет вишен и черешен, цвет яблонь и груш, быстро зачахли в серой и знойной пыли молодые и сочные побеги винограда. Погибли посевы и травы. Отощали курдюки у овец, свисли горбы у верблюдов. Появилась болезнь на скоте и на людях, и стал страдать народ от жажды и голода.

Начальник конницы хана Ратмира и его советники предложили распечатать Чертов ключ и дать своим подданным хотя и тлетворной, но все-таки жажду утоляющей влаги.

Хан Ратмир колебался

— Как же я смогу управлять людьми, которые сойдут с ума.

— Ну что же, — будем пить и мы, — успокаивалначальнк конницы.

Хан не решался.

И жил в то время в столице хана Солхате ученый караим Гахам Шемуэль, и записывал изо дня в день на пергаменте все великие дела хана Ратмира. Хан обратился к нему за советом.

Гахам горячо советовал не открывать опасного ключа и положиться на милость Господню.

— Подумай, лучезарный повелитель, — сказал он, — во что обратятся твои подданные: влага этого источника лишит их рассудка. Не надо отчаиваться. Господь страшен в своем гневе и безграничен в своей милости. Нужно вытерпеть Божью кару. Как ни тяжело пережить эти испытания, Иову было хуже. Потерпим, будем просить милости у Господа Бога, будет хуже, если люди перестанут быть людьми. Будем поддерживать жизнь небесной росой.

— Ему, тощему мудрецу, легко питаться росой, — а как быть человеку рабочему, — заметили истощенные подданные хана Ратмира.

Хан послушался совета Гахама Шемуэля и долго не отворял рокового ключа, но когда бедствие достигло крайних пределов и изможденные люди возопили к своему повелителю, хан Ратмир велел снять печати с Чертова ключа. Весело и шумно сверкая, побежала с Кок-Тобели соблазнительная, светлая прохладная струя, все — и молодой и старый — бросились утолять жажду влагой студеного ключа, потрясающего разум человека. Один Гахам Шемуэль удержался.

Он ушел из столицы на ближайшую гору Агормыш, собрал в большую кучу разбросанные каменья, сложил их аккуратно; горячий ветер, проникая кучу, оставлял на холодной поверхности камней капли воды, которые стекали из-под кучи и давали достаточно воды, чтобы покрыть все потребности старца. И смотрел со своей высоты Гахам Шемуэль на все, что творилось в городе, редко спускался в одичавшую столицу и записывал изо дня в день, что творилось на его глазах, на отдельных листках пергамента.

Много веков прошло с тех пор и разметали время и люди пергамент Гахама Шемуэля. Осталось несколько листков, а большая часть пропала.

Старики рассказывают, что несколько листков увезли в Москву, несколько в Европу, а большая часть пропала, и не могут найти последний листок с чудотворной молитвой до сих пор. Ученые всего мира стараются восстановить мудрые записи, но до сих пор во всей полноте этого еще не удается.

И вот что сохранила память старых людей из этих листков Гахама Шемуэля.

В первый год бедствия, постигшего Крым, Гахам писал:

«И стали мы, как дуб, у которого увяли листья, и как сад, в котором нет воды. Остался я одинок, как Иона во чреве кита; как праотец Яков, грустен; страдаю я, как Иов, и горюю, как Адам, лишившийся рая.

Овдовели мои надежды и поженились мои слезы. Да отвратит Вседержитель — да будет благословенно Его имя — свой гнев, и да не увидят больше мои глаза того, что я вижу, и да не услышат уши мои никогда того, что я слышу.

В тот самый день — день гнева Божьего, день ужаса и опустошения, день гибели и скорби, — как отведали подданные хана Ратмира ядовитой влаги Чертова ключа, все пошло у нас в угоду дьявола.

Убеленные сединой, умудренные опытом старцы, старейшины государства лишились дара слова и стали немы, когда сами камни вопияли к ним, и вместо них заговорили без удержу молодые люди, которые на всех площадях кричали, что ум не в возрасте, а в голове каждого человека.

Все они стали говорить без устали, не хватало слов, из двух, трех, четырех слов делали новые слова, и полетели искалеченные слова по всему Крыму и, как хлопья снега во время крымской зимы ложатся на землю, производя грязь и образуя лужи, ложились грязью эти исковерканные слова на души людей».

И еще через год записано у Гахама Шемуэля:

«И пришли дни, которые предсказал Пророк, и похищено все, что в доме и что собирали отцы до сего дня. Все сановники хана Ратмира стали поденщиками, все поденщики — сановниками, и люди, которых Господь благословил достатком, стали босяками, а босяки уродуют себе ноги, стараясь надеть на одну ногу два сапога».

И еще через год Гахам Шемуэль записал:

«И стали все равны и все голодны. Сегодня видел начальника столицы, который, встретив похороны погибших от голода и болезней, кричал: «Пошли, Боже, хорошую жатву», и толпа темная, безумная, тоже кричала:

«Пошли, Боже, хорошую жатву». Да будет проклята соблазнительная влага, помрачающая не только разум, но и совесть у людей».

И еще через год записано на найденном листке пергамента Гахамом:

«Не стало благочестивых и прямодушных. Все делают засаду, ловят друг друга в сети, подозревают всех, ограбившие страшно боятся ограбленных, и бесстыдная, как это бывает всегда, и наглая трусость проливает потоки ненужной, безвинной крови. Много, очень много пролито крови, много мук приняли на себя подданные хана Ратмира из-за подлой, трусливой подозрительности».

«Не плачьте об умерших, — записал Гахам Шему-эль стих из Пророка, — не сетуйте об них, но горько плачьте об отходящих в плен, ибо они уже не возвратятся сюда и не увидят земли своей».

Из следующего года сохранился обрывок:

«…Собрались новые сановники на совет и решили послать тлетворной воды Чертова ключа во все концы мира — мы голодны, пусть и они будут голодны — и на север, и на юг, и на восток, и на запад.

На севере разбили сосуды и не стали пробовать ужасной влаги.

— Мы слишком любим свою родину, чтобы погубить ее, как вы это сделали, — так ответили послам на севере.

На юге сказали:

— Помогите справиться с нашими врагами греками, а потом мы посмотрим.

И когда победили греков, ответили:

— На что нам ваша чертова вода, когда у нас своя, Божья.

На западе сказали:

Одной воды мало, привезите все, что у граблено, и все, что осталось, а там увидим.

Только на востоке, среди темных и слепых народов нашлись люди, согласившиеся испробовать тлетворной влаги, но и там, когда никто не замечал, проливали воду Чертова ключа во всепоглощающий песок. На шестой год бедствия найден листок пергамента, на котором рукой Гахама Шемуэля написано:

«…Велика твоя радость, Вседержитель, но и страшен твой гнев.

Появились люди, кровожадные, как волки, хитрые, как лисицы; показываются люди тупые, как бараны, и лукавые, как змеи. Правят страной молодые люди, у которых ум короток, как обрубленный хвост верблюда, и которые, как попугаи, повторяют непонятные слова.

Все разграблено, все расхищено; когда стало нечего красть, то стали похищать то, чего нельзя похитить: названия, имена. Скалу Орлов назвали Звериной скалой будто бы люди забудут, что там гнездились и будут гнездиться орлы."

Семь лет продолжалось бедствие в Крыму, пока Гахам Шемуэль не составил новой молитвы и не услыхал ее Всевышний. Гахам записал свою молитву, но этот листок пергамента не найден, только начало сохранилось:

«Все в Божьей Воле, Он умудряет и Он лишает рассудка. Он просвещает и Он затемняет. Благословен Повелевающий Вселенной».

Предание гласит, что после молитвы Гахама подул благодатный западный ветер и принес спасительный дождь. Бурно понесли свои воды веселый Салгир, мрачная Альма, шумная Кача, мутная Карасу. Открылись источники, очнулись подданные хана Ратмира и в ужасе увидели, что они сделали со своей родиной.

Много разных народов приходило в Крым и переходило через Крым, много мудрецов и ученых всего мира искали затерянный листок пергамента с молитвой, как избавить людей от помешательства, и никто не мог найти до сих пор.

Когда найдет и кто найдет этот пергамент, знает один Всевышний, а пути Его неисповедимы. Народы проходят — Один Он бессмертен.