К данному выводу склоняет, казалось бы, нечаянное, но на деле продуманное и весьма осторожное использование в «ЧП» христианской лексики. Так, девушки «из сектора учёта» за глаза называют Николая Шумилина «Николой-угодником» [1, I, 146], то есть покровителем мореплавателей и путешественников; чуть позже автор замечает, что у его героя было «два несчастья, две боли, два креста» [1, I, 150], а сам герой интересуется, «почему его новая знакомая носит обручальное кольцо на левой руке, не католичка ли она?» [1, I, 177]. Подобные вкрапления, вступая в смысловые связи с настойчиво акцентируемыми повествователем «славными» «традициями комсомола тридцатых годов» [1, I, 157], формируют как бы второй, надпонятийный, слабо зависимый от основного содержания слой, доминанты которого – «Никола-угодник – крест – тридцатые годы» – актуализируют на уровне культурного бессознательного ассоциации с храмом Николы Большого Креста на Ильинке в Москве (снесённым не без участия славных комсомольцев в 1933 году) и главным символом этого храма – Большим крестом.
