В это царство, расположенное под землей, можно было попасть, только преодолев мучительный путь сквозь холодные и темные земли Крайнего Севера. Ворота в Нифльхейм находились так далеко от человеческого жилья, что даже быстрому Хермоду на Слейпнире, прежде чем достигнуть реки Гьелль, пришлось скакать девять долгих дней и ночей. Эта река являлась границей Нифльхейма, а через нее был переброшен мост, выстланный светящимся золотом. Мост висел на одном волоске и постоянно охранялся мрачной великаншей Модгуд, которая брала плату кровью с душ умерших.

Обычно души умерших переправлялись через мост верхом или в повозке, которая до этого сжигалась на погребальном костре именно для этой цели. У народов Северной Европы существовала незыблемая традиция обувать умерших в очень прочную обувь, которую называли ботинками Хель, для того чтобы те не испытывали страданий во время трудного и долгого пути. Вскоре после того, как умерший пересекал мост Гьяллар, он достигал Железного леса Ярнвида, где росли только голые или покрытые железными листьями деревья. Проехав через лес, странник оказывался перед воротами в Хель, которые охранял свирепый покрытый кровью пес Гарм, притаившийся в черной пещере Гнипа. Ярость этого чудовища можно было усмирить, только предложив ему пирог Хель. Невредимыми оставались лишь те, кто при жизни помогал нуждающимся.

За воротами в кромешной ледяной тьме слышалось бурление огромного котла Хвергельмира, грохот ледяных глыб Эливагара и других источников Хель, среди которых были Лейфт, у берегов которой произносились торжественные клятвы, и Слил, река, несущая в своих бурных водах клинки.

Далее в этом ужасном месте находились палаты богини Хель – Мокрая Морось (Элвиднер), блюдом которой был Голод. Жадность была ее ножом. «Лежебока – слуга, Соня – служанка, Гибель – ее порог, Горе – ее ложе, Пожар – полог ее».

У богини было много палат для гостей, которые приходили к ней каждый день, так как принимала она не только лжесвидетелей и преступников, но и тех, которым не досталось смерти в бою. В царство ее также попадали и те, кто умер от старости или от болезни, – такая смерть презрительно называлась «соломенная смерть», так как постели в то время были преимущественно из соломы.