34
Мира
Когда в стене лабиринта образуется дверь, я осматриваю ее в поисках зеркальной пластины, которая поможет мне пройти третье испытание. Однако ничего не вижу, кроме двери и льющегося потоком белого света. Затем вспоминаю, каким будет последнее испытание. Очищение сердца. Скорее всего, его нужно пройти без помощи и подсказок. Расправив плечи, переступаю порог. Помощь мне не нужна. Я готова. Я пройду любое уготованное мне испытание.
Очистив разум, выхожу в каменный зал. И потрясенно открываю рот, увидев… Ханну. Мне кажется, я вечность стою, уставившись на нее, когда справа от меня появляется из своего лабиринта Генерал. Он выбегает в зал, замечает Ханну и останавливается так резко, будто его ноги вросли в пол.
Генерал с Ханной смотрят друг на друга, а у меня в голове всплывают образы Рареса и Оаны. Как сильно они отличаются от стоящих передо мною людей! Не могу удержаться, чтобы не представить, какой бы была моя жизнь, если бы моими родителями были Генерал и Ханна или Рарес и Оана. Жесткая и бесчувственная пара или ласковая и добрая.
Слева открывается дверь, и из-за нее выходит Мэзер с клинками в руках и мечущимся взглядом. Он идет ко мне. Ну хоть кто-то из нас троих еще способен двигаться.
— Вы достигли конца лабиринта. Вы многое преодолели, — произносит Ханна, и в ее глазах светится одобрение.
— Зачем ты здесь? — выдавливаю я.
Мы не общались с ней с того времени, как барьер у магического источника разрушил нашу связь. И я не заговаривала с ней, даже узнав, что сама от нее отгородилась. Меня устраивало, что я больше не слышу и не вижу ее. Меня устраивало, что ее больше нет в моей жизни. И вот она стоит передо мной, безмятежно улыбаясь, словно мы с ней любящие мама и дочка, словно мне не предстоит расплатиться смертью за ее ошибки. Меня опаляет жгучая ярость. Зачем Ханна здесь?
Очищение сердца.
Я прижимаю ладонь к груди. Это испытание. Того, у кого в сердце пылает ненависть или злость, сочтут недостойным. Мне казалось, что в замке Рареса и Оаны я примирилась с Ханной. Я перестала злиться на нее и на Генерала и осознала: мои ожидания в отношении их чувств ко мне были неуместны и неоправданы. Генерал наклоняется в сторону Ханны, но с места не сходит. Затем снова выпрямляется. Он боится. Меня бросает в ледяной пот.
— Не думаю, что она — настоящая, — говорю я Генералу.
Ханна улыбается.
— Почему ты сомневаешься в этом, милая?
Я сжимаю кулаки.
— Потому что я отгородилась от настоящей Ханны много недель назад. И все еще ей не открылась. Ты — испытание. Магия, играющая с нашим разумом.
Ее улыбка становится шире.
— Так ведь я была магией с самого начала. Разве я когда-нибудь была настоящей Ханной?
Я хмурюсь.
— Ты…
Объяснение. Мне срочно нужно найти этому какое-то объяснение. Но чем дольше я смотрю на нее, тем яснее осознаю, что, возможно, она права. Общалась ли со мной настоящая Ханна?
— Хватит! — мотаю я головой. — Ты просто пытаешься сбить нас с толку. — Я поворачиваюсь лицом к Генералу и спиной к Ханне. — Нам нужно пройти это испытание. Очистить сердце.
Генерал не сводит с Ханны глаз, сжав губы в тонкую линию. Он не смотрит на меня и никак не реагирует на мои слова.
— Меня могло нарисовать твое воображение, Мира.
У Ханны мягкий голос, каким я его и запомнила. Он вызывает трепет и желание прислушиваться к каждому произнесенному слову.
— Я не выдумала тебя, — отвечаю я Ханне, по-прежнему стоя к ней спиной. — Я даже не знала тебя, пока ты сама не показала себя мне. Как я могла вообразить все, сказанное тобой?
— А как ты можешь быть накопителем? — спрашивает Ханна. — Как возможен этот лабиринт? Ключи показали тебе, что сделать, чтобы попасть сюда. Пластины в лабиринте — как пройти испытания. Может быть, магия и раньше помогала вам, приняв понятную тебе форму? Создала то, в чем ты нуждалась. Маму.
Я резко поворачиваюсь к ней, впиваясь ногтями в ладони.
— Я успокоилась и перестала злиться на тебя в Пейзли. Я увидела настоящих родителей и то, какой должна быть настоящая семья. И я знаю теперь, что наши отношения — какими бы они ни были — неправильные. Ты сама в ответе за то, что натворила. Я ни в чем не виновата. Но я исправлю твои ошибки, Ханна. Я лучше тебя.
— Знаю, — снова улыбается она. — Не твоему сердцу нужно успокоение.
От неожиданности я приоткрываю рот.
— Кому…
Ханна поворачивается к Генералу.
— Я отдала ее под твою защиту. Ей пришлось искать помощи у магии, потому что ты подвел меня.
Генерал.
Меня охватывает паника, и я делаю два неуверенных шага к нему, но он не отрывает взгляда от Ханны.
— Генерал, не слушайте ее! Смотрите на меня…
— Ты подвел меня, Генерал, — повторяет Ханна, и на этот раз в ее голосе отчетливо слышится горечь. — Ты подвел Винтер.
— Он не подводил Винтер! — опять разворачиваюсь я к Ханне.
Подошедший Мэзер кладет руку на мое плечо и пытается утянуть меня назад.
— Ему нужно пройти это испытание.
Я встаю прямо перед Генералом и говорю только ему:
— Во всем виновата Ханна. Только она.
Он моргает. Я чувствую облегчение, пока он не переводит на меня отсутствующий взгляд.
— Я вырос с твоей матерью. Я когда-нибудь говорил тебе об этом?
Я цепенею. Даже Мэзер, все еще уговаривающий меня не мешать, замирает. Мы оба слышим в голосе Генерала знакомую интонацию. Таким тоном он обычно давал нам уроки истории.
— Мы оба росли во дворце. Почти так же, как вы с Мэзером — вместе. — Он бросает взгляд на сына. — Я видел ее маленькой и неуклюжей. Видел ее недостатки, ошибки, срывы, поэтому мне сложно было увидеть в ней королеву.
Генерал смотрит на Ханну.
— Я совершил ошибку — не обращался к ней с почтением, которого требовал ее титул. И при угрозе войны со Спрингом я помогал ей как друг, а не как солдат своей королеве. Я должен был быть только ее генералом. Должен был увести Винтер с пути, на который направила его она. Я этого не сделал.
— Вы не знали, что она заключила сделку с Ангрой, — хватаю я его за плечи. — Вы не могли ожидать…
Генерал снова переводит взгляд на меня и сжимает мои руки. Он никогда еще не касался меня так отчаянно, словно с мольбой. Его глаза ярко горят, он в исступлении продолжает говорить, взбудораженный появлением Ханны, лабиринтом — всем, что ему пришлось пережить за последние двадцать лет. И, глядя на него, я испытываю ужас.
Я боюсь за него. Боюсь за Генерала.
— Я поклялся себе, что никогда больше не совершу такой ошибки, — его пальцы впиваются в мою кожу. — Поклялся, что буду видеть в тебе только королеву — каждую секунду твоей жизни. И нарушил свою же клятву.
Слезы. На щеках Генерала слезы.
— Уильям, — надломленно прошу я. — Уильям, перестаньте…
— Ангра захватил мое королевство, — продолжает он. — Я вынужден был растить своего сына как чужого. Я делал все, что мог, но этого было недостаточно. И я нашел тому единственную причину… Тебя.
— Меня?
Если бы Генерал не держал меня за руки, я бы рухнула у его ног.
— Это было так глупо. — Его пальцы напрягаются. — Теперь я понял это, Мира. Я годами винил тебя. Но ты ведь никогда не принимала на себя эту вину, да? И в какой-то момент я осознал, что винил не того человека. Ты была не виновницей нашего краха, а нашей надеждой на будущее. Я не мог вырастить Мэзера как родного сына, зато я вырастил вас обоих.
Сердце бешено колотится, грозя взорваться от чувств.
— Но ты права, — говорит Генерал, смеясь. — Ты права. Во всем происходящем и произошедшем виновата Ханна. И Ангра. И я позволил им отобрать значительную часть нашей жизни, возложив вину не на того человека. — Он смотрит на Мэзера. — Прости, что не смог быть для тебя хорошим отцом. — Смотрит на меня. — Простите, что не был хорошим отцом для вас обоих.
Его извинения еще звучат в моих ушах, когда он притягивает меня к себе.
Генерал обнимает меня. В Пейзли я примирилась и с его отношением ко мне. Я покорно приняла роль, которую он выбрал для меня, и думала, что я в порядке. Но я не была в порядке. Я понимаю это, оказавшись в его объятиях.
Мне шестнадцать, и я обнимаюсь с ним в насланном на меня видении Ангры.
Мне десять, и я рыдаю у него на груди, оплакивая смерть Кристаллы.
Мне шесть, и он качает меня на руках, успокаивая после приснившегося кошмара. Никогда больше он не обнимал меня с такой нежностью. Это мгновение навсегда запечатлелось в моем сердце и являлось символом всего того, чего я хотела для нас.
Я обнимаю Генерала за пояс, уткнувшись лицом ему в грудь. Его рубашка в пыли после лабиринта, маленькие зачехленные ножи, висящие на пересекающем грудь ремне, впиваются в щеку. У уха бьется его сердце.
Это мгновение лучше всех предыдущих.
Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на него, и притягиваю к нам Мэзера.
— Мы все исправим. Вместе. И мир очистится.
Слезы блестят на щеках Генерала, в морщинках у его глаз. Подняв голову, он снова глядит на Ханну. Она еще там? Не важно. Мы прошли это испытание. Все. Мы очистили сердца и можем двигаться вперед. Вместе.
Моя радость омрачается.
Нет, не вместе. Но я умру, зная, что Генерал любит меня. Умру, зная: все, чего я желала для нас, не было неисполнимой мечтой. Мое желание сбылось.
Однако, когда я смотрю в лицо Генерала, мое горьковато-сладкое счастье сменяется печалью. Невыразимой, болезненной тоской.
— Очищение сердца, — шепчет Генерал. — Мы должны простить ее.
— Мы простили, — говорю я, но выражение его лица… — Мы можем идти…
Земля сотрясается, стена слева от меня испаряется, и я краем глаза вижу что-то черное и высокое.
— Дверь! — кричит Мэзер. — Идемте, мы можем…
Но земля продолжает дрожать. А Генерал не двигается. Я тяну его вперед, и Мэзер бросается мне на помощь. Мы оба кричим, пытаясь утащить его с собой. Крошатся колонны, и на нас сыпятся мелкие камни. Генерал хватает меня за плечи. Его взгляд слишком спокоен, слишком красноречив.
— Беги.
— Вы тоже должны бежать! — перекрикиваю я нарастающий рев готового обвалиться зала.
Но Генерал качает головой. Он указывает на свои ноги, сгибает колени…
Он остановился так резко, будто его ноги вросли в пол.
Генерал не простил Ханну. Лабиринт не освободит его, пока он не очистится сердцем.
— Вы должны ее отпустить! — отчаянно кричу я, вцепившись пальцами в его рубашку.
Мэзер не выпускает руки Генерала, его взгляд мечется от нас к двери. Сверху градом летят камни, плитки пола трескаются и…
Снег небесный, пол начинает разрушаться. Только образовывающиеся в нем дыры — не туннели, которые приведут нас к другим испытаниям, а просто… пустоты. Черные пустоты.
— Нет, Мира. — Генерал отцепляет мои пальцы от своей рубашки. Он спокоен. — Я должен отпустить тебя. Но я не могу простить Ханну. Особенно за то, на какую судьбу она обрекла тебя. И всех нас. — Он качает головой. — Не могу. Прости.
— Нет! — возражает Мэзер. — Ты должен идти с нами!
Генерал переводит взгляд на него. Опускает на плечо сына ладонь. И толкает к двери. Потом смотрит мне в глаза.
«Иди», — беззвучно просит он.
Я хватаю Мэзера за руку, накрываю нас защитным куполом и тяну к двери. Мы виляем из стороны в сторону, обходя зияющие дыры и груды камней. Мэзер оступается и пошатывается. Из его груди вырывается крик, который мукой отдается в моем сердце.
Мы достигаем двери, и я толкаю в нее Мэзера, а сама на секунду оборачиваюсь.
Позади меня хаос из камней, плитки и дыр. И посреди него, глядя друг другу в глаза, неподвижно стоят Генерал и Ханна.
В двух шагах от меня падает колонна, и я ныряю в проход. Секунду спустя пол обваливается.
