Глава 12
А что касается дополнения по Украине – прекрасная работа
Утром 5 июля — в день, когда Стил встречался с Гаетой, — в штаб-квартире Клинтон остановилась всякая работа. Персонал сгрудился вокруг телевизионных экранов. Стояла абсолютная тишина. Через несколько минут для Хиллари Клинтон должна была решиться судьба президентской гонки.
В это же время в конференц-зале штаб-квартиры ФБР на подиум вышел высокий импозантный мужчина — директор ФБР Джеймс Коми. Республиканец Коми был назначен Обамой руководителем Бюро три года назад. До этого он был помощником генерального прокурора и министра юстиции и заработал себе на этом посту репутацию прямого и честного человека. В знаменитом инциденте 2004 года именно Коми ворвался в палату госпиталя, где лежал больным тогдашний министр юстиции Джон Эшкрофт, чтобы помешать старшим сотрудникам Белого дома (президентом в то время был Буш-младший) заставить Эшкрофта вновь одобрить программу внутренней прослушки телефонных разговоров без санкции суда, которую Коми и другие чиновники считали незаконной. Это происшествие укрепило репутацию Коми как принципиального поборника законности, ставившего интересы закона выше политических амбиций.
Стоя перед флагами Соединенных Штатов и ФБР, Коми был готов объявить, выдвинет ли ФБР обвинение против кандидата в президенты.
Коми начал с того, что эта история не имеет прецедентов. Что Бюро никогда не оглашало своих сведений в подобной манере. Обычно, если расследование ФБР выливалось в обвинительное заключение, сами обвинения становились изложением дела. А если до обвинения дело не дошло, то, по правилам Департамента юстиции, Бюро не комментировало полученных или неполученных данных расследования. Коми пояснил, что вследствие «интенсивного общественного интереса» он вынужден предоставить информации больше, чем обычно. Он отметил, что не согласовывал и не разбирал всего того, что готов сказать, с Департаментом юстиции, частью которого являлось ФБР, или с иным другим правительственным органом США.
Коми не объяснил, что одной из причин того, что он действовал на свой страх и риск, было возмущение, которое он и его старшие помощники испытывали при мысли о роли генерального прокурора Лоретты Линч в деле почтового сервера Клинтон. В предыдущем сентябре, когда Коми готовился давать показания Конгрессу, Линч приказала ему говорить о следствии по делу почты Клинтон как о «предмете обсуждения», а не как о «расследовании». Эта директива показалась Коми абсурдной. Он считал, что это было сделано специально, чтобы слова ФБР звучали в унисон с вводящими в заблуждение высказываниями самой Клинтон, будто уголовное расследование было всего лишь обычной «проверкой безопасности». («Я полагаю, вы теперь Федеральное бюро предметов обсуждения», — саркастически заметил после этого один из обвинителей из национальной безопасности.) А в конце июня Линч встретилась с Биллом Клинтоном, якобы случайно, — он поднялся на борт ее самолета, когда оба находились на взлетной полосе аэропорта Феникс. Позднее Линч объясняла, что их получасовая беседа была «главным образом светской» — о гольфе и внуках. Встреча вызвала шквал возмущения: Хиллари находилась под следствием, проводимым департаментом, который возглавляла Лоретта Линч. Несколько дней спустя Линч сказала следующее: «Я хотела бы, чтобы у меня была возможность вернуться назад — суметь предугадать последствия этой встречи и не разговаривать с бывшим президентом, сколь бы безобидной эта беседа ни была; потому что она вызвала у людей тревогу». В связи с поднявшейся шумихой Линч заявила, что примет рекомендации сотрудников Министерства и ФБР, расследующих дело Клинтон, какими бы они ни были.
Коми был озабочен другим, но тоже не сказал об этом: несколькими месяцами ранее ФБР получило подлинный документ российской разведки, в котором приводилась цитата якобы из почты DNC, где утверждалось, что Линч не позволит расследованию дела Клинтон зайти далеко. Несмотря на то что подлинность российского документа могла подвергаться сомнению, а аутентичность приводимого электронного письма никто не мог пока гарантировать, все равно Коми опасался, что в случае утечки документа это бросит тень на любое решение, которое Департамент юстиции может принять по делу о сервере Клинтон.
Оглашение окончательного решения — будут ли в любом расследовании выдвинуты уголовные обвинения — являлось обязанностью обвинителей Департамента, а не ФБР. Но в данном случае Коми решил, что оставит Департамент вне поля зрения (и вне опасности) и сам публично объявит рекомендации ФБР. Он начал зачитывать заявление, текст которого вместе со своими ближайшими помощниками составлял и корректировал несколько недель.
Стоя за трибуной, Коми разъяснил все шаги, которые Бюро предприняло за время расследования. Он рассказал, что агенты просмотрели миллионы фрагментов электронных писем на одном из персональных серверов Клинтон. Бюро проверило тридцать тысяч писем, которые Клинтон вернула в Государственный департамент, и обнаружило 110 писем в 52 цепочках, которые содержали информацию, бывшую секретной на момент отправки письма. Семь из этих цепочек содержали темы, отнесенные к уровню «Совершенно секретно / Программа специального доступа». Это противоречило многократно повторявшимся заявлениям Клинтон о том, что она не пользовалась частным почтовым сервером для передачи секретной информации. Еще две тысячи писем содержали информацию, которая была отнесена к категории секретной позже. Бюро обнаружило несколько тысяч писем, имеющих отношение к работе Клинтон, которые не были включены ею в группу посланий, возвращенных Департаменту. Коми предполагал, что юристы Клинтон, отбирая из ее почты письма, относившиеся к деятельности Госдепа, делали свою работу из рук вон плохо.
В штаб-квартире в Бруклине сердца были готовы разорваться. Секретная информация, недостающие письма — все говорило за то, что Коми произнесет обвинение. Это должно было случиться. Кое-кто из сотрудников подумал, что кампании пришел конец.
Коми начал резюмировать свои выводы: «Несмотря на то что мы не обнаружили явных доказательств того, что госсекретарь Клинтон или ее коллеги были намерены нарушить закон, регулирующий обращение с секретной информацией, есть доказательства того, что они были чрезвычайно небрежны, работая с крайне деликатной, строго секретной информацией». Из уст директора ФБР это было обвинительным — и убийственным — заявлением. Люди Клинтон, замершие перед телевизионными экранами, не могли понять, куда клонит Коми.
А он перешел к вопросу о том, получили ли иностранные державы доступ к почте Клинтон, смогли ли они перехватить письма. Ведь это было важнейшим вопросом национальной безопасности. Бюро не нашло прямых свидетельств того, что сервер Клинтон был взломан, но Коми указал, что секретарь постоянно пользовалась своей почтой в поездках за рубеж, включая «территории наших самых изощренных противников». Он добавил: «Принимая во внимание это сочетание обстоятельств, мы считаем вполне возможным тот факт, что злоумышленники получили доступ к персональному почтовому аккаунту секретаря Клинтон».
Наконец, он отметил, что ФБР не обнаружил доказательств того, что Клинтон совершала предумышленные неправомерные действия или пыталась препятствовать правосудию. «Несмотря на то что существуют доказательства потенциальных нарушений норм и правил по обращению с секретной информацией, мы пришли к заключению, что ни один здравомыслящий обвинитель не подал бы судебного иска».
Клинтон была вне подозрений! Радостные возгласы заполнили бруклинский офис предвыборной кампании. Старшие помощники собирались впоследствии и спрашивали друг друга, не должны ли они бросить Коми вызов за его резкое заявление с критикой поведения Клинтон. После краткого размышления они решили, что это будет непродуктивно. Разве им хотелось поставить Клинтон, чья безупречность была основной заботой кампании, в положение прямой конфронтации с главой ФБР? Озвученное решение было двойственным, но с таким решением можно было жить.
Казалось, что эпизод с почтовым сервером был исчерпан. Но вот-вот должно было начаться другое расследование ФБР — под прицел попала кампания Дональда Трампа.
Когда на той же неделе первый доклад Стила пришел в штаб-квартиру ФБР, он привлек внимание подразделения контрразведки. Сотрудники контрразведки знали о том, что Стил ранее уже делал сводки, которые оказали неоценимую помощь в расследовании коррупции в FIFA. Они также знали из первоисточников, что у Стила были свои задачи и что он, вероятнее всего, работал на демократов. Но это не камень преткновения, как говорил один из старших офицеров, читавший отчеты Стила в свое время. Агенты ФБР получали свои сведения от информаторов, у которых были свои задачи и свои причины для недовольства. Главари банд и боссы наркокартелей закладывали своих конкурентов, а агенты и органы преследования были рады извлечь из этого информацию, если она была правдой и могла помочь им в развитии дела. «Этот документ вызывал озабоченность. Конечно же, мы отнеслись к нему со всей серьезностью», — вспоминал этот офицер.
С течением времени одна нестройная и скучная лекция, прочитанная в Москве, усилила заинтересованность Бюро.
Весной Картер Пейдж, практически неизвестный консультант по вопросам энергетики, назначенный советником Трампа, был приглашен ректором престижной Российской экономической школы в Москве для выступления с речью. Хотя речь и шла о частном университете, заведение было напрямую связано с Кремлем: Аркадий Дворкович, российский вице-премьер, был председателем совета директоров. Пейдж испросил разрешение на поездку в Россию у Дж. Д. Гордона, одного из вышестоящих сотрудников кампании Трампа.
Гордон был главным куратором Пейджа в кампании, и их взаимоотношения отличались напряженностью. Пейджу хотелось доступа на самый верх, он желал стать частью группы стратегов высшего уровня. В мае он отправил Гордону письмо, где говорил, что визит Трампа в Россию «мог бы немного поднять градус». (Никто из руководства кампанией не согласился с этим предложением.) Пейдж составлял для кампании документы тактического характера, но только один из них был принят к исполнению. Тема: энергетика и гидроразрыв пласта как способ добычи сланцевого газа. Когда Трамп выступал с речью по энергетическим проблемам в Северной Дакоте, Пейдж прилетел в Бисмарк, чтобы присутствовать на мероприятии. Но ничего из его материалов в речь не вошло. Пейдж был взбешен. «Ничего из того, что я вам дал, в речи не прозвучало», — жаловался он впоследствии Гордону. Но Гордон отмахнулся: «Это не моя проблема».
Пейджа обуревали грандиозные идеи о его будущей роли в кампании Трампа. «В глубине души, — говорил позднее о Пейдже Гордон, — он страстно желал стать послом США в Москве».
Когда Пейдж сказал Гордону, что он хочет поехать в Москву, чтобы выступить там с речью, Гордон подумал: «Ни за что, какого черта! Это совершенно дурацкая идея. Мне за это сильно попадет». И отказался передать по инстанции запрос Пейджа на эту поездку. Но консультант по энергетике не желал мириться с отказом и стал действовать через голову Гордона. В одном из электронных писем он обратился с этой же просьбой к Кори Левандовски, в то время руководителю предвыборной кампании Трампа. Левандовски сказал: «Окей», только поехать он сможет лишь как частное лицо, а не в качестве представителя предвыборной кампании Трампа.
7 июля Пейдж появился в аудитории Российской экономической школы в Москве, он намеревался произнести речь об экономических отношениях США и России. В начале речи он подчеркнул, что говорит как частное лицо и бизнесмен.
Стоит простить россиян за то, что они полагали, будто Пейдж принесет им послание от Трампа. В конечном итоге Трамп неоднократно говорил об улучшении отношений с Россией и поиске общего языка с Путиным. А самого Пейджа считали фанатом Путина. В 2014 году, после того как Обама включил в санкционный лист близкого союзника Путина, президента принадлежащей государству компании «Роснефть» Игоря Сечина, Пейдж разместил в своем блоге пост, в котором заявил: «Сечин за последнее десятилетие сделал для продвижения американо-советских отношений больше, чем любой человек в правительствах и вне их по обе стороны Атлантики». А в июне на вашингтонской встрече экспертов по внешней политике он привел толпу в изумление, расхваливая Путина как лидера более сильного и надежного, чем Обама.
И вот теперь перед двумя сотнями студентов, собравшихся в университетской аудитории, Пейдж рассказывал об американо-советском экономическом взаимодействии — вернее, читал свои заметки с лэптопа до боли монотонным голосом. Очень скоро некоторые слушатели уже с трудом могли побороть дремоту.
Для советника кандидата на пост президента от Республиканской партии послание Пейджа было более чем провокационным. Он упрекал политтехнологов США за их «притворную сосредоточенность на идеях вроде демократизации, неравенства, коррупции и смены режима», как только речь заходила об отношениях с Россией. Он призывал Вашингтон отставить свой «критический тон» и «нетерпимость», не зацикливаться на коррупции, а вместо этого использовать все «возможности, чтобы продвигать взаимные интересы» с Россией. Он порицал Запад за то, что тот «без необходимости лелеял тенденции холодной войны». Он советовал Вашингтону перестать пережевывать то, что там называли нарушением прав человека, недостатком прозрачности, политическими репрессиями и культурой коррупции. Взаимное уважение, считал он, скорее принесло бы взаимную выгоду. И в конце концов в обе стороны потекли бы контракты и деньги.
Это была тема, которой, без сомнения, наслаждался путинский истеблишмент. Как минимум один влиятельный русский открыто приветствовал появление Пейджа в Москве: Александр Дугин, политолог, связанный с Кремлем, пропагандировал лекцию Пейджа. Большой поклонник Трампа и бескомпромиссный ультранационалист, Дугин создал серию видео, приветствовавших кандидата от республиканцев. А теперь вот он расхваливал Пейджа «за продвижение альтернативы для США». На своем телеканале «Царьград» он показал лекцию Пейджа целиком. В прямом эфире.
Находясь в Москве, Пейдж отказался сообщить репортеру из Reuters, планирует ли он встречаться с кем-нибудь из российского правительства. Но после своего выступления он вкратце переговорил с Дворковичем, вице-премьером, председательствовавшим в совете школы. После этого Пейдж отправил в кампанию записку, в которой говорилось, что «Дворкович выразил решительную поддержку мистеру Трампу и желание работать совместно, чтобы найти наилучшие решения международных проблем». Пейдж также встретился с Андреем Барановым, главой департамента отношений с инвесторами компании «Роснефть», находившейся под американскими санкциями. Он похвастался перед штабом, что во время этого путешествия контактировал с высшими русскими чинами, и пообещал Гордону, что скоро вышлет отчет об этой поездке, «касающийся нескольких невероятных наблюдений и идей, которые я получил от российских законодателей и членов президентской администрации высшего уровня».
Пусть речь Пейджа и была тягомотиной, его пребывание в Москве привлекло внимание ФБР — по большей части потому, что он вот уже больше трех лет был известен охотникам на шпионов из Бюро.
В 2013 году Пейдж участвовал в симпозиуме по энергетике в Нью-Йорке и познакомился там с российским дипломатом Виктором Подобным. Русский дал Пейджу свою визитку и электронный адрес. В последовавшие за этим месяцы Пейдж и Подобный время от времени переписывались и встречались. Пейдж не задумываясь делился с русским своими мыслями об энергетической отрасли и даже передал ему документы, касавшиеся этого бизнеса. Россиянин намекал, что имеет связи в российском правительстве, которые могут помочь Пейджу получить контракт.
Пейджа надули. Подобный был офицером российской разведки, работавшим на СВР, и входил в состав группы из трех человек, получивших задание собрать информацию, касавшуюся возможных санкций США против России, американских усилий по развитию альтернативной энергетики и прочим экономическим вопросам.
Подобный не очень высоко ценил Пейджа. Во время разговора с одним из своих товарищей-шпионов, перехваченного разведкой США, он назвал Пейджа «идиотом», который «хочет заработать много денег». Он говорил, что ему легко морочить Пейджа, потому что «его энтузиазм нам на руку». Подобный сказал своему коллеге, что кормил Пейджа «пустыми обещаниями», и описал свой метод вербовки в следующих терминах: «Вы обещаете услугу за услугу. Вы получаете документы — и посылаете клиента…»
Однако агенты ФБР следили за этой группой, и в июне того же года два агента допросили Пейджа о его контактах с Подобным. Тот отвечал, что передавал Подобному только документы, находившиеся в открытом доступе, и выдержки из лекций, которые читал в рамках курса в университете Нью-Йорка.
В 2015 году ФБР прикрыло эту шпионскую операцию и выдвинуло обвинения против одного из тройки — Евгения Буракова, выдававшего себя за российского банкира. Подобный с третьим участником группы обладали иммунитетом, так как работали под дипломатическим прикрытием, поэтому они смогли быстро покинуть Соединенные Штаты. Бураков же в конечном итоге был приговорен к тридцати месяцам тюрьмы.
Против Пейджа не выдвинули обвинений, и его периферийная роль не была предана огласке. Но эта операция вывела его персону на экран радаров ФБР. Поэтому поездка Пейджа в Москву в июле 2016 года напомнила о нем людям в Бюро, вновь пробудив подозрения, что один из внешнеполитических советников Трампа стал объектом кремлевских манипуляций.
В середине июля республиканцы собрались в Кливленде на национальную конвенцию своей партии. В гонке республиканцев притаилась одна небольшая драма. Старые разговоры об усилиях Республиканской партии заблокировать продвижение Трампа уже испарились. Партия была «трампонизирована». Делегаты бродили по улицам города в футболках с надписями «Хиллари в тюрьму — 2016». А республиканские лоббисты — обитатели и завсегдатаи «плутовской системы» и «болота», резко раскритикованных Трампом, — проводили приемы и примирялись с тем, что их выдвиженцем стал Трамп. Типичные республиканцы разделяли единодушное мнение политических акул: этого новобранца, ведущего темную кампанию, исполненную гнева (если не фанатичной нетерпимости), невозможно представить победителем в ноябре. Партия была вынуждена смириться, стиснув зубы, дожить до выборов — и затем искать новые пути вперед.
Любопытные отношения Трампа с Путиным и Россией никогда не оглашались с подиумов Квикен Лоэнс-арены. Но на задворках просматривался вопрос о связях предвыборной кампании Трампа с Москвой.
После обеда 18 июля, в день открытия конвенции, то есть национального съезда, Майкл Флинн, теперь уже высокопоставленный советник Трампа по вопросам национальной безопасности, пришел в студию Yahoo News на интервью с главным журналистом-исследователем Майклом Айзикоффом. Флинн пришел, чтобы рассказать о своей новой книге «Поле боя», которую он написал совместно с Майклом Ледином, бескомпромиссным неоконсерватором. В книге Флинн призывал раскрутить маховик войны против джихадского терроризма и более настойчиво противостоять муллам в Иране. Он ужесточил и свою позицию по отношению к России, разгромив Москву за поддержку ею иранского режима. К концу интервью Айзикофф задал вопрос, обсуждать который Флинн вовсе не хотел: поездка Флинна в Москву в декабре 2015 года на празднование десятой годовщины RT, российского пропагандистского канала, где Флинну довелось сидеть за столом для VIP-гостей рядом с президентом Путиным. Интервью превратилось в раздраженную перепалку.
Айзикофф: Вам заплатили за мероприятие?
Флинн: Я… вы должны спросить людей, к которым я приезжал…
Айзикофф: Ну что же, а я спрашиваю вас. Ведь вы бы знали, если бы вам заплатили.
Флинн: Ну, я приехал как выступающий. Это и было выступлением. Какая разница? Да, конечно, кто-нибудь обязательно скажет: о, русские ему платят.
Айзикофф: Знаете, Дональд Трамп многое построил на факте, что Хиллари Клинтон брала деньги у «Уолл Стрит», «Голдман Сакс».
Флинн: Ну, я не брал никаких денег у России, если вы об этом меня спрашиваете.
Айзикофф: Тогда кто же вам платил?
Флинн: О Боже. Мой лекторий. Спросите их.
Вечером того же дня история об интервью (c акцентом на путешествии Флинна в Россию) была размещена на веб-сайте Yahoo. Флинн отправил Майклу письмо: «Из всего, о чем мы говорили сегодня, вы выбрали заглавной темой мою речь в России? Эта новость вообще не по существу. Вы действительно читали мою книгу? Заметили ли вы, как много я критикую Россию?»
В тот вечер на конвенции Флинн выступил с пылкой речью. Он довел шумную толпу до яростных выкриков «Посадите ее!», втоптав Клинтон в грязь за то, что она «подвергла безопасность нашей нации чрезвычайно высокому риску своим безответственным отношением к использованию частного почтового сервера».
Он говорил: «Если бы я сделал десятую часть, всего лишь десятую часть того, что сделала она, я бы уже сидел сегодня в тюрьме».
На третий вечер конвенции губернатор штата Индиана Майк Пенс, которого Трамп выбрал на роль будущего вице-президента, разнес Клинтон и Обаму в пух и прах за то, что они «нерадивые слуги национальной безопасности». Он настаивал на том, что одним из признаков их слабости была «инсценировка перезагрузки отношений с Россией». Он пообещал, что Трамп «будет поддерживать союзников». Но в ту же самую ночь Трамп продемонстрировал совершенно обратное. В интервью New York Times он сказал, что вполне может не соблюдать обязанностей члена НАТО по защите дружественных членов альянса в случае нападения на них. Это стало главной новостью. Именно это и хотел услышать Путин. Можно считать, что Трамп довел до сведения России, что стерпит агрессию Москвы.
Когда Трамп произносил эту речь, он не упомянул ни Россию, ни Путина. Он придерживался обычного сценария, излагая свой апокалиптический взгляд на Соединенные Штаты, погрязшие в криминале и незаконной иммиграции. Он нападал на Клинтон за совершение «ужасных, ужасных преступлений». Человек, который несколькими месяцами ранее пытался втихую заключить сделку с Москвой, сетовал, что Клинтон огребла «миллионы долларов, выторговывая возможности и привилегии в деловых кругах и у иностранных держав». Он заявил: «Я — ваш голос!»
На официальных мероприятиях сюрпризов почти не было. Происходившее за сценой было куда более интригующим. За неделю, пока проводилась конвенция, некоторые из помощников Трампа успели встретиться с Сергеем Кисляком, вот уже долгое время бывшим российским послом в Соединенных Штатах. Произошло это на конференции, совместно спонсировавшейся Государственным департаментом и консервативным фондом «Наследие». Сешнс произнес на этом мероприятии программную речь, после чего побеседовал с Кисляком и другими послами. Кисляк докладывал в Москву, что они обсуждали позицию Трампа по вопросам политического курса США, представлявшим интерес для российского правительства. Разведка Штатов перехватила донесения Кисляка, делившегося с вышестоящими этой новостью.
Дж. Д. Гордону и Картеру Пейджу также выпал шанс поговорить с Кисляком. На вечернем приеме, бывшем частью конференции, Кисляк коротко переговорил с Гордоном, пока Пейдж молча стоял рядом. Дискуссия, если верить Гордону, вращалась вокруг улучшения американо-российских связей. Гордон сказал послу: «Очень важно наладить между США и Россией хорошие отношения. Мы должны работать совместно против сетей джихада». Кисляк, поклевывая сатэй, кивнул в знак согласия. Пейдж тоже кивнул.
Эти встречи с Кисляком не привлекли в тот момент общественного внимания. Но одну противоречивую ситуацию на конвенции, имевшую отношение к России, общественность заметила. Эта ситуация сложилась неделей ранее, во время ожесточенной борьбы за принципиальную позицию партийной платформы по Украине.
В Кливленде шло одно из последних заседаний Комитета республиканцев по выработке платформы: нужно было завершить создание программного документа, чтобы представить его делегатам конвенции на одобрение. Гордону вменили в обязанность следить за процессом, чтобы никакие дополнения, имеющие отношение к национальной безопасности, не соответствующие позиции Трампа, не оказались включены в платформу партии.
Вошла Диана Денман, когда-то подававшая надежды актриса, а теперь ветеран-активист техасских республиканцев. Она считала себя уважаемой рейгановской республиканкой и приехала в Кливленд как делегат за Теда Круза, техасского сенатора, занявшего в гонке за номинацией второе место со значительным отрывом. В 1988 Денман работала наблюдателем на выборах в Украине и с той поры отождествляла себя с демократическими (и антироссийскими) силами этой страны.
В структуре Национального комитета по выработке партийной платформы Денман была членом подкомитета по национальной безопасности. В этом качестве она внесла дополнение, осуждавшее «продолжающуюся российскую военную агрессию в Украине». Документ призывал продолжать и даже ужесточать политику санкций против России. Более того, Денман предлагала «предоставить в распоряжение украинских вооруженных сил летальное оборонительное вооружение». (Украина попросила оружие у Америки. Но Обама, несмотря на поддержку украинской позиции некоторыми официальными лицами в Пентагоне, отбросил эту идею, хотя и одобрил отправку нелетальных средств.)
Денман сразу же почувствовала, что что-то пошло не так. Двое мужчин, до этого просто наблюдавших со стороны, быстро поднялись со своих мест и направились к Стиву Йейтсу, руководителю отделения партии в Айдахо и сопредседателю подкомитета по национальной безопасности. Они начали обсуждать формулировки ее дополнения.
Денман присоединилась к группе с вопросами: «Кто вы такие? В чем проблема?» Одним из мужчин оказался Гордон. «Вы сотрудники комитета?» Гордон ответил, что он из штаба Трампа и что формулировки ее дополнения должны быть выверены и одобрены. «Кем?» — полюбопытствовала Денман. «Нью-Йорком», — ответил Гордон. Она попыталась показать зубы: «Вам не нравится, что люди хотят быть свободными?»
Гордон понял, что дополнение может стать проблемой. «Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что вооружение Украины не вязалось с позицией Трампа», — говорил он впоследствии. И именно в обязанности Гордона входило обеспечить соответствие платформы партии взглядам Трампа. Он должен был сделать все, чтобы не появилось газетных заголовков вроде «Республиканский комитет по выработке партийной платформы устроил Трампу головомойку».
Гордон велел Йейтсу нажать на клавишу «Перерыв», пояснив, что он должен переговорить об этом с другими чиновниками кампании. Он позвонил Джону Мэшберну, директору кампании по разработке общего курса, попросив о немедленной встрече. Другой сотрудник кампании связался с Дирборном, старшим советником кампании, и тоже договорился о встрече. Появился разъяренный Дирборн. «Почему вы звоните мне?» — не понимал он. Гордон объяснил ситуацию, и Дирборн согласился, что дополнение нужно утопить.
Была разработана и утверждена новая версия дополнения. Оно по-прежнему призывало к сохранению и ужесточению санкций против России вплоть до тех пор, пока не будет восстановлена территориальная целостность Украины. Но положение о поставке Украине оружия исчезло.
Помощники Трампа считали, что счастливо избежали опасности. Кончено же, во время общенациональной конвенции кампании совершенно не была нужна дискуссия, которая могла бы привлечь внимание избирателей к ничем не объяснимой симпатии Трампа по отношению к Путину. И вот что из этого вышло.
В первый же день конвенции Washington Post, рассказывая о том, что случилось на заседании комитета по платформе, писала: «Кампания Трампа поработала за кулисами, чтобы новая республиканская платформа ни в коем случае не включила призывов предоставить оружие Украине для борьбы с российскими и повстанческими силами, что противоречит взглядам практически всех республиканских внешнеполитических лидеров в Вашингтоне». Статья дала толчок развитию одной очень неудобной для кампании сюжетной линии: Трамп был слишком мягок с Путиным. Кроме того, это привлекло ненужное внимание медиа к Манафорту и нескольким годам его высоко оплачивавшейся деятельности в интересах Януковича и Партии регионов. Хотя доказательств того, что Манафорт был причастен к развалу дополнения Денман, не было.
После битвы за создание партийной платформы Пейдж отправил Гордону электронное письмо: «А что касается дополнения по Украине — прекрасная работа».
В середине и в конце июля Кристофер Стил отправил Гленну Симпсону несколько новых отчетов, основанных на беседах с коллектором. Эти отчеты были столь же тревожащими, как и первый. Один из них был посвящен российскому хакерству, спонсировавшемуся государством. В отчете утверждалось, что ФСБ набирает хакеров для массированной кампании против западных правительств и корпораций, используя «принуждение и шантаж». Русская секретная полиция провернула крайне успешную операцию, внедрив вредоносные программы в дешевые русские компьютерные игры.
Другой отчет приводил дополнительные подтверждения «широких тайных связей» между кампанией Трампа и Кремлем, которые поощрялись «на высшем уровне» российского правительства. Внутри кампании, говорилось в отчете, эти связи координирует Манафорт. В отчете утверждалось, что существовал «согласованный обмен информацией», в котором команда Трампа «использовала кротов в DNC и хакеров в США» для получения Россией разведывательных данных. Говорилось и о новых попытках Трампа вести бизнес в России: якобы, когда магнат изучал рынок недвижимости в Москве и Санкт-Петербурге, то дело закончилось тем, что он предпочел «разнообразие сексуальных услуг местных проституток успеху в бизнесе».
Третий отчет был посвящен поездке Пейджа в Москву. В нем утверждалось, что советник Трампа провел в Москве «секретные встречи». Предположительно, одна из них была с Игорем Сечиным, президентом «Роснефти», который как человек, приближенный к Путину, находился под санкциями администрации Обамы, наложенными в результате российской политики в Украине.
Еще одна секретная встреча, предполагалось в отчете, состоялась с кремлевским чиновником по имени Игорь Дивейкин; якобы именно Дивейкин рассказал Пейджу о существовании секретного досье с компроматом, собранного Кремлем на Хиллари Клинтон, и о «его возможной передаче команде республиканцев». Впоследствии Пейдж с пеной у рта отрицал, что имел секретные встречи, описанные в отчете Стила (но признал, что встречался с Андреем Барановым, руководителем отдела по связям с инвесторами в компании Сечина).
Как и в случае с первыми докладами Стила, ни один из источников назван не был. Позже Стил говорил своим товарищам, что одним из источников информации была любовница кремлевского чиновника. Короче, это всё были постельные разговоры.
