Глава 32

– Увы, – вздохнул Антонов. – Полный ноль, как будто никакого двадцать первого века в природе вообще не существует. А ведь мы и половины пути не пролетели! Похоже, ты случайно попал в десятку, ткнув пальцем в небо, и за нашими возможностями действительно стоит ноосфера.

– А связь-то какая? – лениво поинтересовался я. Мне было скучно, неудобно и немного холодно.

– Ну, если бы это был какой-нибудь высший галактический разум, вряд ли он имел бы такую ограниченную зону возможностей. И гипотеза, что это господь бог, тоже не проходит. Он же вроде вездесущий.

– Точно? По-моему, он всего лишь всемогущий, но вообще-то про подобные вещи лучше проконсультироваться у специалистов. Кстати, уже начинается твоя вахта, а я попробую виртуально поспать, раз уж попасть на диван в твоей квартире мне нельзя. И, если будет время, прикинь, нельзя ли тут, не увеличивая энергопотребления, слегка повысить температуру, а то ведь задубеем.

– Не ленись сучить ногами, – назидательно посоветовал духовный брат, – тогда и не замерзнешь. Аккумуляторы у нас далеко не бездонные.

– Подкожные жировые запасы тоже, – буркнул я.

Да, один научный результат полет к Луне уже дал. Возможность сменить время пребывания исчезла примерно в шестидесяти тысячах километров от Земли. И, значит, бедному Антонову во время полета придется обойтись без икры и консервированного лосося, ведь с собой мы взяли только всякие тюбики, да и тех не сказать, что много, а консервные банки остались в двадцать первом веке.

– Икра в лунном доме есть! – уточнил Антонов. – Сам проследил, чтобы положили. Правда, она не в банках, а в тюбиках.

Мы поделили весь полет на шестичасовые вахты. Одна личность бодрствует и управляет организмом, другая дремлет где-то на границе подсознания. Не сказать, что это полноценный отдых, но что-то он все же дает. Вот и сейчас настала очередь Антонову бодрствовать, а мне слегка вздремнуть. Ну, а во время пересменки мы немного поболтали, не чужие же люди.

Лунный корабль «Союз-Л4» сейчас тащил на себе посадочный модуль «Луна-22». Проход из корабля в модуль и обратно мог осуществляться только через открытый космос, этот «Союз» вообще не имел стыковочного узла. Один раз мы с духовным братом в этом открытом космосе уже побывали, когда перебирались из орбитального «Союза» в лунный. Все проделал я, Антонов же восхищался видами и ужасался развергнувшейся со всех сторон бездне, а то мне было некогда. По плану он должен был в случае чего помочь мне не потерять сознание, но такого случая не возникло, переход продолжался всего четыре с половиной минуты. Это немного, даже учитывая, что давление в скафандре было всего двести миллиметров ртутного столба – даже меньше, чем на Эвересте.

В лунном «Союзе» оно все-таки поддерживалось повыше, примерно на уровне трехсот пятидесяти – четырехсот. Однако дышать чистым кислородом, как американцы, я мог только от системы жизнеобеспечения скафандра. В «Союзе» атмосфера состояла из шестидесяти процентов кислорода и сорока – азота, чистый кислород посчитали слишком опасным в плане возможного пожара.

Ну, а посадочный модуль был и внешне, и по конструкции похож на сильно уменьшенный американский. Вместо шести с небольшим кубометров жилого объема для космонавтов он имел всего лишь ноль целых девяносто восемь сотых. Теоретически я мог прожить в этой конуре до тридцати шести часов, но проверять не было ни малейшего желания. Четыре часа, максимум пять, а дольше – это уже аварийная ситуация.

И основной корабль, и лунный модуль не имели не только стыковочных узлов, но и шлюзовых камер. Чтобы войти туда или выйти оттуда, надо было сначала стравить внутреннее давление до нуля. Одним из следствий такого решения являлась температура в жилом отсеке. Когда я занял там свое место, задраил люк и открыл вентиль подачи воздушной смеси, она при расширении сильно охладилась, поэтому полет начался примерно при минус двадцати пяти градусах в кабине. Сейчас температура дошла уже до плюс восьми, но все равно назвать ее комфортной не поворачивался язык.

В среднем пока полет проходил нормально, то есть вся аппаратура управления и связи работала даже лучше, чем мы надеялись, зато бытовые условия оказались несколько хуже, чем это предполагалось на опыте земных тренировок. Впрочем, лучше так, чем наоборот, подумал я, проваливаясь в полудрему.

Когда я проснулся, Антонов меня обрадовал:

– Идем просто с удивительной точностью, вторая коррекция орбиты вообще не понадобилась. Температура в отсеке поднялась до одиннадцати градусов, жить можно. И я провел сеанс видеосвязи с Землей. Сделал небольшое заявление для телевидения и побеседовал с Верой. Естественно, предупредив, что говорит с ней дракон, но, кажется, это было лишним, она сама сразу догадалась. Запись смотреть будешь?

– Конечно! По телевизору ты можешь брехать что угодно, но о чем вы беседовали с моей женой, я должен знать, а то один раз ты уже успел воспользоваться ситуацией. И, кстати, чем тут у тебя воняет?

– Последствия метеоризма, – вздохнул духовный брат. – Он необходим для более полного усвоения пищи, так что я его слегка активизировал.

– Хм, по-моему, так и не очень слегка. А как американцы?

– У них небольшая задержка, до сих пор болтаются на лунной орбите, садиться собираются на следующем витке. Так что поздравлять их скорее всего придется тебе. Ну или выражать соболезнование, это уж как получится.

– Типун тебе на язык.

– Вот точно мы с тобой разные люди, я бы в такой ситуации пожелал спокойной ночи духовному брату. Ладно, счастливой тебе вахты! Цени, сдаю организм в полном порядке.

Во время этой моей вахты американцы нормально сели, о чем сообщили не только в свой Хьюстон, но и мне персонально. Экипаж был тот самый, что недавно гостил в «Мечте» – Гордон, Брант и Шмитт.

Сначала со мной связался командный модуль, в котором сейчас оставался один Брант, и сообщил о только что успешно завершенной посадке. А потом из наушников донесся слегка искаженный голос Шмитта:

– Виктор, как дела? Мы уже сидим, ждем тебя!

Это он сказал по-русски, но, видимо, для продолжения беседы его словарный запас был бедноват, поэтому он перешел на английский:

– Прилунились в девятистах футах от твоего второго грузовика, между ним и кратером. Все нормально, сейчас начнем сгружать селена-кар.

Эта экспедиция тоже имела на борту лунный автомобиль, и, в отличие от предыдущей, смогла доставить его к месту использования.

– Если надо что-то посмотреть перед твоей посадкой, скажи, нам не трудно, съездим, – продолжал Шмитт. – У тебя ничего не изменилось?

– Нет, сяду примерно через сутки. А ты, если будет время, сгоняй к первому нашему грузовику и посмотри, он цел или взорвался.

– Мы его видели и с орбиты, и при посадке. Цел, но все равно съездим. Ну, до связи, мне уже Дик шипит, что пора кончать болтать и начинать работать.

– До связи, Харрисон.

Да уж, подумал я, вот еще одно подтверждение того, что американцы относятся к исследованию кратера очень серьезно. Ведь Шмитт – это не только пилот лунного модуля и водитель селена-кара, но и главный геолог программы «Аполлон».

Потом было очередное уточнение текущих координат, после него – сеанс связи с ЦУПом, а там как-то незаметно подошла к концу вахта.

– Лентяй, – зевнул проснувшийся Антонов. – Опять у тебя нога затекла.

– Какая?

– Левая задняя, блин! Неужели сам не чувствуешь?

– Да мне как-то не до нее было, отвлекся. У нас растет содержание углекислоты, причина пока однозначно не выяснена. Что-то с поглотителем, но что именно – неясно.

– Ох, да чего же тут неясного? Корабль слеплен на живую нитку, и надеяться, что во время полета ничего не откажет, было бы идеализмом. Ничего, уже недолго осталось, а потом мы эту конуру проветрим, на лунной-то орбите. А на обратном пути активируем резервный поглотитель, не пропадать же добру. С орбитой как?

– Фроловский считает, что просто замечательно. Бортовой компьютер с ним полностью согласен.

– Ну вот, а ты жаловался. Ладно, давай в спячку. Она хоть и не совсем настоящая, но немного помогает, по себе сужу. Спокойной ночи.

А вообще, конечно, усталость при довольно интенсивной работе и невозможности полноценно отдохнуть потихоньку накапливалась, и к Луне подлетели уже не совсем те Скворцов с Антоновым, что недавно стартовали с Земли.

Духовный брат констатировал, что поддерживать организм в исходном виде он не успевает. Скорость реакции упала раза в полтора, снизилась острота зрения, хорошо хоть не в разы, и пульс гуляет, несмотря на постоянные попытки нормализации. Я же отметил, что постоянный шум и реплики не по делу в главном операционном зале ЦУПа меня раздражают и даже отвлекают, чего раньше как-то не замечалось. Я в конце концов потерял терпение и рявкнул, когда чей-то незнакомый голос чуть не забил текущий доклад Фроловского:

– Кто там у вас так орет, что я половину цифр не могу расслышать?! Быстро все лишние заткнулись! В полный голос и в микрофон говорят только Челомей, Фроловский и Черток, остальные собачатся вполголоса, не ближе трех метров от микрофона и шепотом, если не могут без свар! Мне что, Шелепина позвать, чтобы он у вас навел порядок?

– Зачем, – вполголоса прокомментировал Саша, – ты же наорал на Устинова. Похоже, давненько его так не осаживали. Он, кажется, проникся.

Действительно, посторонних реплик теперь было почти не слышно.

– Поздравляю, – где-то через час с небольшим сообщил я Антонову, – мы уже на лунной орбите, и при этом не только живы, но и сравнительно здоровы. На следующем витке попробуем сесть.

– Упаси господь иметь такое здоровье хоть сколько-нибудь долго, – буркнул Антонов. Сейчас мы с ним бодрствовали оба. – Недолго и ласты склеить. Переходи на чистый кислород прямо сейчас, а то при пересадке из того «Союза» в этот у тебя в крови все-таки оставалось многовато азота, я еле справился.

Я опустил забрало шлема. При переходе из посадочного модуля в лунный дом в облегченном скафандре будет весьма низкое давление, и наличие даже небольших количеств азота в крови совершенно противопоказано.

На следующем витке я садиться не стал, был риск промахнуться на несколько километров, и вместо посадки мы провели небольшую коррекцию орбиты. Можно было пойти на небольшой перерасход топлива, ведь грузовой модуль с запасными баками сел нормально, что подтверждалось не только его телеметрией, но и американцами, которые уже успели к нему съездить. Ну, а нам пора было стравливать давление из жилого отсека лунного корабля, чтобы можно было открыть люк и через открытый космос перебраться в посадочный модуль. Потом закрыть люк уже на нем, пустить в кабину воздух из баллона, ибо в раздутом легком скафандре управлять модулем проблематично, и приступать к посадке – авось получится.

– Более точно подошло бы слово «небось», – заметил Антонов.

– Ты лучше за организмом следи, филолог, а то не дай бог у меня опять голова закружится, как на околоземной орбите слегка закружилась, а ты даже не заметил, халтурщик.

– Я тогда пребывал в восторге, – попытался оправдаться духовный брат, – первый раз все-таки в открытом космосе. А сейчас будут уже второй и последующие, чему тут особо восторгаться-то?

– Ладно, помолчим, прикинем, не забыли ли чего. Готов? Ну, тогда пошли.

Я разблокировал замки крышки люка, и он слегка приоткрылся за счет мизерного остаточного давления в кабине. Все, теперь тут у меня глубокий вакуум, не отличающийся от того, что вокруг. Не покидая кресла, упираюсь ногами в то, что условно считается полом, руками – в люк, и он легко открывается до конца. Теперь надо в раздувшемся легком скафандре протиснуться через дыру диаметром восемьдесят сантиметров, что не так просто, но все-таки возможно. На Земле я это проделывал многократно. Здесь тоже получилось, теперь остается прицепить карабин страховочного леера и ползти по узкой лестнице в посадочный модуль, до его люка три метра десять сантиметров. Дополз, ногами вперед протискиваюсь в кабину, отцепляю страховку, кое-как устраиваюсь в кресле и закрываю люк. Теперь я упираюсь в него макушкой шлема. Здесь почти такая же обстановка, как в лунном «Союзе», только еще теснее. Я сижу скорчившись, чуть ли не зажимая коленями уши.

Загораются светодиоды, сигнализирующие, что все четыре замка люка нормально защелкнулись. Можно пускать воздух и приступать к финальному тестированию аппаратуры. М-да… контроллер завис. Ничего, по электронике у меня тут четырехкратный запас, активируем второй, этот пока в горячий резерв.

Минут через пятнадцать я убедился, что все остальное работает без нареканий, и провел команду на отделение посадочного модуля. Негромкий лязг, передавшийся через корпус, и модуль уже летит отдельно, потихоньку удаляясь от лунного корабля. Теперь его надо сориентировать, и оставшиеся до начала посадки минут сорок пять можно будет слегка отдохнуть, поболтать с Землей и с американцами.

– Все, парни, – заявил я Гордону и Шмитту, когда контроллер известил меня, что через три минуты начинается торможение, – сажусь. У вас кинокамеры готовы? Тогда до встречи на Луне.

Вот что мне действительно нравилось в посадочном модуле, так это обзор. Два нормальных иллюминатора, отличная оптика и четыре телекамеры по двадцать мегапикселей, обеспечивающие почти круговой обзор. Пожалуй, получится сесть между лунным домом и лебедкой, прикинул я, переходя на ручное управление.

Посадка получилась так себе, с заметным ударом в момент прилунения, после которого модуль пару раз подпрыгнул на амортизаторах и замер. Но зато почти точно там, куда и целился. Я открыл клапан, чтобы стравить давление, и связался с американцами. С Землей связи не было, направленная антенна после посадки никак не могла принять правильное положение.

– Парни, – сказал я Гордону и Шмитту, – извините, но пожать вам руки я все равно не смогу, встретимся чуть погодя. В моем звездном корабле (ну да, я для солидности употребил слова «стар шип») забыли поставить туалет, и мне придется спешить во избежание конфуза.

Вообще-то такая причина тоже наличествовала, однако главная все-таки состояла в том, что в моем легком скафандре каждая лишняя секунда в открытом космосе увеличивала вероятность потери сознания, а вслед за ним – и жизни. Но не говорить же об этом американцам!

– От всего сердца желаем тебе успеть добежать! – заржал Шмитт и отключился.

Протиснувшись через люк, я ступил сначала на посадочную раму, а с нее на поверхность Луны. Никакой лестницы модуль не имел, при его размерах она была совершенно лишней. Хорошо хоть американцы сели довольно далеко от лагеря, и на фотографиях не будет бросаться в глаза, что мой агрегат выглядит по сравнению с «Аполлоном» как инвалидка рядом с флагманским «Кадиллаком».

– Это маленький шаг для Скворцова, но гигантский скачок для Антонова! – заявил мне духовный брат, когда подошвы нашего скафандра коснулись Луны. – Лопату не забудь.

– Ты давай следи за организмом, а то у меня уже зад мерзнет и в ушах звенит, – хмыкнул я, вынимая из зажимов так называемую «МЛК», то есть многофункциональную лопатку космонавта. Ей можно было долбить, копать, ковырять и рубить, а в рукоятке содержался набор для экспресс-ремонта скафандра в случае небольшой разгерметизации. Кроме того, с ней легче будет встать после падения, если таковое случится – собственно, поэтому я ее и взял.

Сделав несколько маленьких шагов и убедившись, что более или менее понял, как надо передвигаться по Луне, я перешел на прыжки под счет «и-и-и раз-два три, и-и-и раз-два-три». «И» – это я лечу, «раз» – короткий шажок после касания поверхности, «два» – нормальный шаг с правой ноги, «три» – толчок левой и снова замедленный полет метра на три-четыре. Скорость при этом получалось чуть больше, чем у пешехода на Земле, километров шесть-семь в час.

– Ну и дерьмо же этот скафандр! – пожаловался Антонов, когда я добрался до лунного дома и воткнул в гнездо разъем для прямого управления его электроникой. – Какой там час? От силы минут двадцать, а потом я уже ничего не гарантирую. На Земле вроде он казался получше. Что у тебя там, хозяев нет дома, ключ под ковриком?

– Ага, – буркнул я, убедившись, что люк разблокирован, и берясь за его ручку. Сам, как это было на «Союзе», люк приоткрываться почему-то не стал. Рывок – и я с удивлением смотрю на отломавшуюся ручку, а Антонов комментирует ситуацию словом, начинающимся с «п» и заканчивающимся «ц».

– Быстрее пускай в шлюзовую камеру воздух, пусть его давлением откроет!

– Да ну, запасы еще тратить. Мы русские или кто?

Я просунул кончик лезвия лопаты между внешним бортиком люка и корпусом шлюзовой камеры. Слегка повернул лопату, стараясь не попортить посадочное место люка. Потом повторил операцию, чуть переместив лопату, и на пятом подковыривании люк открылся.

– Ну вот, а ты хотел воздух тратить.

Я пролез в шлюзовую камеру и попытался включить там свет, но он не загорелся. Связываться с резервным я не стал, и, включив фонарь на шлеме, задраил люк. Подождал, пока давление в шлюзе сравняется с давлением жилом отсеке, и разблокировал люк, ведущий туда. Этот открылся нормально.

– Скорее снимай скафандр, – посоветовал Антонов, – а то как бы та лапша, что ты перед выходом вешал на уши штатовцам, не стала правдой. Я пока держу, но надолго меня не хватит. Устал.