Глава 22

Как и в прошлом Антонова, у нас дельтапланы быстро приобрели популярность, только немного пораньше, чем там. Еще не дожидаясь результатов испытаний в ЛИИ, в КБ Челомея по нашим чертежам начали строить свои две штуки, и в конце апреля и моторный, и безмоторный варианты полетели. Воздушную стихию покоряли энтузиасты во главе с самим Владимиром Николаевичем.

Потом, посмотрев, как на безмоторном дельтаплане парит Вера, новыми летательными аппаратами заинтересовался Гагарин и даже написал докладную записку о желательности ведения соответствующего раздела в курс подготовки космонавтов. И, наконец, меня вызвал Брежнев. Я даже забеспокоился, неужели и этот хочет полетать, но оказалось, что дело обстоит несколько наоборот.

– Вить, ну головой же надо думать! – выговаривал мне Леня. – Ладно там ты, все-таки молодой, здоровый, детство в ж… играет, но старому-то дураку Челомею зачем было потакать? А если разобьется? Кто за него новую ракету будет делать?

– Леонид Ильич, – кротко сказал я, – когда вы по Завидово раскатывали на моноколесе, про вас говорили то же самое, причем с использованием тех же самых слов. Правда, вместо упоминания пятой точки использовали «седина в бороду, а бес в ребро». Кто именно, я закладывать не буду, это они не со зла, а от большого беспокойства за ваше здоровье.

– Хм, – слегка смутился Леня, – так я же на нем не летаю, а по дорожкам катаюсь. Если даже и упаду, то мордой в грязь, и все. Но до сих пор, кстати, не падаю. А с неба если кто сверзится, так это костей не соберешь. В общем, ты эту нашу беседу все-таки до Владимира

Николаевича донеси. И сам постарайся летать поменьше и понезаметнее, чтобы ему было не так обидно. И, кстати, Гагарину тоже намекнуть не помешает. На истребителе не разбился, смогли удержать, так ты ему теперь подсунул эти летающие палки-тряпки.

– Гагарин пытается совместить дельтаплан с водными лыжами. Старт с воды, посадка туда же.

– Тогда ладно, авось не утонет, но Каманину я все же сам скажу.

Сказать-то он сказал, вот только результат получился не совсем тот, который ожидался. В стремительно растущие ряды дельтапланеристов влился еще и Николай Петрович Каманин. Он, правда, предпочел вариант с мотором. А мне как-то раз предложил Фроловский:

– Наш аналог вашего дельтаплана, крыло Рогалло, было придумано в том числе и как средство возращения космонавтов на Землю, но оказалось в этом качестве неэффективным, что привело к его забвению. Может, у нас с дельтапланом получится?

– Вряд ли, – пожал плечами я. – А вот параплан вместо парашюта можно будет попробовать.

– Судя по названию, это планирующий, то есть управляемый парашют, – догадался Саша. – Можешь нарисовать?

– Могу, но не хочу. Лучше заказать, и в следующей посылке сюда придет полное описание с выкройками и фотографиями. Правда, у нас в космической технике и парапланы не прижились, они только для спорта.

– У вас, насколько я понял, вообще народ с жиру бесится, так что это не показатель. Прямо какие-то натуральные «хищные вещи века» Стругацких. Неудивительно, что ты оттуда сбежал сюда. Удивительно, что один.

– Так это может получиться далеко не у каждого. Без такого ограничения тут, действительно, было бы от наших не протолкнуться.

Однако и дельтапланы, и возможное проникновение в эту действительность парапланов были всего лишь разновидностью активного отдыха. А работой, помимо подготовки создания марсохода, являлось и способствование развитию советской вычислительной техники, что, кстати, я обещал Косыгину. Да и дальнейшее освоение космоса без этого оказывалось под большим вопросом.

Я был согласен с Фроловским, считавшим, что количество посвященных надо увеличить еще на одного человека – специалиста в области кибернетики. Правда, Сашины предложения по персоналиям мне не показались бесспорными. Его кандидатурами были Глушков, Китов, Старос и Брук. Естественно, кто-то один из них.

– Староса можно исключить сразу, он американец, – вздохнул я. – Глушков зациклен на своей ОГАС, а ведь ничего такого до сих пор не смогли сделать даже у нас. То есть он, подобно большинству энтузиастов, склонен сильно преуменьшать трудности на пути реализации своих идей. Остаются Китов и Брук. И мне интересно – а Лебедев-то почему не вошел в число твоих кандидатур?

– Потому что большие и сверхбольшие ЭВМ в твоем мире – тупиковая ветвь развития, а он занимается именно ими.

– Во-первых, не такая уж тупиковая, у суперкомпьютеров есть своя, пусть ограниченная, ниша. А во-вторых, мало ли кто когда чем занимался! Я вон одно время даже тексты для песен писал. А ты до знакомства со мной вообще сочинял счетные триггеры на германиевых транзисторах, и не больно-тотебе это помешало.

– Возможно. Но какие-то предложения по методике отбора у тебя есть?

– Разумеется.

Я огляделся по сторонам. Так, эта коробка, кажется, подойдет. Ее надо закрыть, скрепить изолентой и прорезать сверху круглую дырку диаметром миллиметров сто.

Когда это было проделано, я вырезал из ватмана четыре одинаковых прямоугольника размером со спичечный коробок и написал на них:

Китов

Лебедев

Брук

Кто-то еще.

Потом сыпал бумажки в коробку, потряс ее и предложил Саше:

– Тяни.

– Но почему не ты?

– Потому что я экстрасенс, сам до конца не представляющий пределов своих возможностей. А вдруг у меня именно сейчас проснется способность к тактильному восприятию текстов? У тебя такая вероятность намного ниже.

– А если я вытяну «Кого-то еще»?

– Тогда и будем думать, а заранее-то чего волноваться.

– Вот так, – хмыкнул я, когда Фроловский вытянул бумажку с надписью «Лебедев», – вопрос решен. И, по-моему, не так уж плохо. Косыгину доложу я, Семичастному ты. И, само собой, оба скажем, что вопрос уже назрел и перезрел, чтобы не затягивали с проверками. Нам же с тобой надо будет по-быстрому организовать здесь интернет.

– Что? – офигел Фроловский, давно знающий, что это такое.

– Всемирную сеть, связывающую как минимум половину компьютеров, имеющих соответствующее железо и софт. Здесь и сейчас наличествуют четыре планшета и смартфон. Те, что у Брежнева и Косыгина, трогать не станем, а три оставшихся устройства надо будет связать – например, через блютуз, увеличив дальность метров до двухсот. К моменту, когда нам утвердят кандидатуру Сергея Алексеевича, эта сеть уже должна работать. А потом она и для наших задач лишней не будет. Но в качестве первого шага ты будешь принимать участие в беседе с Лебедевым в режиме видеоконференции. Первый разговор лучше провести у него, тем более что ИТМВТ искать не придется, он рядом с ФИАНом.

Директора Института точной механики и вычислительной техники академика Лебедева, конечно, потрясли достижения мира Антонова в области в области компьютеров. Но не столько сами по себе, сколько их применение. Он даже не понял, что моя сентенция «у вас Амстронг слетал на Луну и сделал десять фотографий, а у нас какая-нибудь Маша сходила в туалет и сделала их сто» – это анекдот. Услышав такое, академик только мрачно кивнул. Со своей точки зрения он прав – вычислительные возможности смартфона многократно превосходят таковые всей электроники, задействованные в программе «Аполлон», вместе взятой, а как они используются?

Я, правда, в обоих своих ипостасях считал, что это просто прогресс, в истории которого бывало и не такое. И даже уточнил:

– В свое время Галилей, изобретая телескоп, наверняка мечтал, как с помощью этого устройства будут одна за одной раскрываться тайны вселенной. Но вряд ли он мог себе представить, как малолетний рукоблуд, пуская слюни, смотрит в многократно превосходящий его телескоп бинокль на переодевающуюся женщину в окне дома напротив.

– Значит, я все же прав, считая приоритетным направлением развитие больших и сверхбольших ЭВМ, – покачал головой Лебедев. – Потому что всякие «МИРы», «Наири» и уж не помню, как называется то, что сделал Старое, в конце концов выродятся вот в это.

Он с отвращением посмотрел на смартфон.

– Обязательно выродятся, – подтвердил я, – и это прекрасно. Так всегда бывает. Чем выше тираж и меньше стоимость любого изделия, тем больше вероятность, что оно в конце концов начнет использоваться для далеко не самых возвышенных целей. Я, например, ожидаю скорого оснащения микропроцессорами анальных затычек.

– Что это такое? – не понял Лебедев, хотя, по-моему, название двоякого толкования не допускало. Впрочем, в смартфоне нашлась фотография.

– Но зачем они вообще нужны? – продолжал недоумевать академик.

– Понятия не имею, – честно ответил я. – Никогда не испытывал потребности в таких изделиях, однако это нисколько не мешает их существованию и применению.

– Да уж, – разочарованно сказал Лебедев, когда мы по завершении демонстрации достижений кибернетики мира Антонова сели пить принесенный секретаршей чай и закусывать его какими-то рогаликами. – Поначалу я даже расстроился, что мне лично попасть в ваш мир невозможно, а сейчас думаю – да ну его на…!

– Вот именно, – подтвердил с экрана планшета Фроловский. – Должен заметить, что виртуальное чаепитие имеет определенные недостатки по сравнению с ним же в реале. Жажда, например, утоляется совершенно недостаточно. И голод тоже.

– Между твоей спинкой и задним сидением засунута сумка, – просветил я своего соратника. – А в ней – три бутылки пива и бутерброды с красной рыбой.

– Откуда взялось пиво в твоей машине? – изумился Саша. – Или оно безалкогольное? У нас же его еще вроде, слава богу, не делают.

– Нормальное пиво, «Московское», специально для тебя положил.

– Вот видите, Сергей Алексеевич, – заявил Фроловский, – вся мерзость того мира нисколько не мешает произрастанию там таких великих гуманистов, как мой шеф.

Из динамика планшета донеслось бульканье.

– А что же вы маринуете своего сотрудника в машине? – спохватился Лебедев. – Пусть идет к нам, я сейчас позвоню на проходную. У него с собой есть какие-нибудь документы? И, я надеюсь, он-то отсюда, а не от вас?

– Здешний он, здешний. У него есть комитетский пропуск-вездеход и какая-то мощная бумага от Устинова.

– Теперь я понял, – заявил Лебедев, когда мы с ним выпили чай, а Саша – вторую бутылку пива из моих запасов, – чем объясняется ваша стремительная карьера. Одних способностей, пусть даже не только к технике, для такого маловато. Надо быть или чьим-то родственником…

– Или инопланетянином, – закончил его мысль Фроловский. – Причем лично мне такой вариант нравится больше. Здоровье у вас, похоже, не очень, а шеф, не будучи ничьим здешним сыном, владеет основами мануальной терапии.

– Простите?

– До вас разве не дошли слухи о том, что он в паре с Ефремовым иногда исцеляет тех, которым официальная медицина помочь уже бессильна?

– Даже так? Нет, не слышал. А Ефремов – это имеется в виду артист из «Берегись автомобиля» или начальник АХО объединения «Светлана»?

– Писатель-фантаст, ведущий передачи «Мы и Вселенная», член общественного консультативного совета при ЦК КПСС, – вздохнул я. Действительно, эрудиция академика оказалось хоть и обширной, но довольно узко специализированной.

– Не придирайся ты к людям, – встрял Антонов. – Сам-то небось не знаешь ни одного футболиста. Хоть здешнего, хоть из двадцать первого века.

– Как же, а Харламов, например?

– Не позорился бы, он хоккеист. И вообще, мы Лебедева диагностировать будем? А то ведь иначе он помрет через четыре года, а работоспособность потеряет уже через неполные два.

Лебедев оказался «девятым» для Антонова и «никаким» для Скворцова.

– Хоть что-то, – мысленно вздохнул мой духовный брат.

– Да хватит нам и этого, – возразил я. – Он же помер, считай, от расстройства, когда Келдыш продавил решение о сворачивании отечественных разработок в пользу копирования Ай-Би-Эм триста шестидесятой серии.

– Может, он и здесь это сможет.

Антонов в этом смысле был настроен пессимистично – он считал, что мне не удастся предотвратить такое решение. Хотя бы потому, что я сам был не до конца уверен в его неправильности. Да и ссорится с Келдышем никому из нас не хотелось, а он считал, что лучше пусть будут хоть и ворованные, однако нормально работающие ЭВМ, чем наши, которых мало, а и работают они не очень нормально. Но в любом случае надо уточнить позицию Лебедева поэтому вопросу.

– Я категорически против, – заявил академик. – Это приведет уже к необратимому отставанию в области как самой вычислительной техники, так и разработки ее программного обеспечения.

– Ты смотри, как разволновался, – подметил Антонов. – Пульс-то уже за девяносто. Вот так он и помрет в конце концов. Знаешь, а ведь сейчас тот же феназепам в аптеках продается вообще без рецепта.

– Рехнулся, еще кормить пожилого человека такой гадостью?

– Да не его. Сам употребишь таблеточку-другую, запомнишь ощущения, потом кликнешь меня, я тоже запомню. А затем мы научимся аналогичным образом воздействовать на пациентов, но уже безо всяких таблеток. Слышал же небось, что все болезни от нервов. И сам не волнуйся так насчет триста шестидесятой, пусть ее сдирают на здоровье. Вспомни пример Китая. Пока не изменились производственные отношения, нет особой разницы, создавать свое или копировать чужое. Все равно получится не как лучше, а как всегда. Взять те же «Жигули» – получили очень неплохую на текущий момент машину, но зато угробили все отечественные легковые разработки. А твои любимы китайцы начали с того же, только намного позже, но им это почему-то не помешало стать автопроизводителями мирового класса, особенно в бюджетном секторе. В общем, сможешь хоть что-то сделать в области прогресса производственных отношений, и производительные силы сами подтянутся независимо от стартовой позиции. А не сможешь – так и вовсе без разницы, с чего начинать, конец от этого не изменится ни на йоту.