Глава 10

В последнее воскресенье января Косыгин позвал меня в гости – отметить благополучное завершение второго этапа лунной программы, а заодно получить флешку с очередной подборкой, теперь про перспективы управления экономикой при помощи компьютеров, ну и поговорить.

– Неужели вы верите, что люди серьезно воспринимают тот цирк, который вы устроили на Луне? – поинтересовался премьер.

– По-моему, это немного неточная постановка вопроса. Какая разница, серьезно или несерьезно? Кто-то так, кто-то этак, и процентное соотношение тех к этим меня как-то не очень волнует. Гораздо важнее, отрицательное это отношение или положительное, и здесь двух мнений быть не может. Когда шли передачи по лунной тематике, улицы пустели, все сидели у телевизоров. Неужели вы думаете, что люди будут смотреть передачу, тема которой им не нравится? А здесь вступает в действие тот факт, что средний человек не любит полутонов. И если какой-то персонаж или явление кажутся ему положительными, то, как правило, целиком. Типичный пример – советское изобретение, торговля с нагрузкой. Хочешь купить постельное белье – бери с ним еще и набор полотенец, которыми не то что вытираться – полы мыть и то плохо, шерсть из них какая-то синтетическая лезет. Один раз, стосковавшись по нормальному белью, потому что старое все в пятнах и в дырах, человек даже обрадуется. Как мы с женой, например. Мол, хрен с ними, с убогими тряпками, приткнем куда-нибудь, не пропадут. Но если потом гражданин СССР придет в книжный, где вместе с новинкой от Стругацких ему всучат какой-нибудь фантастически скучный производственный роман, особой радости уже не будет. Когда же в продмаге вместе с пачкой индийского чая ему придется купить вдвое большее количество грязной грузинской соломы, надпись «чай» на упаковке которой может расцениваться только как издевательство, мысли в адрес партии и правительства будут в основном матерные, даже у женщин и детей.

Так и здесь. Народ жаждал вновь порадоваться космическим успехам, а то они последнее время как-то слегка побледнели. И посмеяться, это желание более или менее постоянное, недаром хорошие комедии собирают полные залы. Мы смогли дать и то, и то, а в нагрузку немного пропаганды. Люди обрадовались. Но такое может пройти один, максимум два раза, а потом начнет приедаться и вызывать отторжение. В общем, тут, как и везде, важно вовремя остановиться, поэтому в третьей лунной экспедиции цирка не планируется. Заметной пропаганды тоже.

– Вы, значит, разбираетесь еще и в идеологической борьбе.

– Конечно, а как иначе? Государство со мной идеологически борется от рождения Скворцова и до выхода на пенсию Антонова. Можно было за такое время хоть чему-то научиться.

– И вы за компанию предлагаете еще и законсервировать программы полетов к Марсу и Венере.

– Предлагаю, потому что на современном этапе развития советской электроники все равно ничего хорошего не получится. А то, что перепадает от Антонова – это ширпотреб, на космос не рассчитанный совершенно. За неполных три месяца из строя вышла почти треть оборудования. Пока спасает резервирование, но и резерв тоже вырождается, только немного медленнее. К Марсу же лететь почти год.

– Вот-вот, затем от вас сегодняшняя подборка и понадобилась. А вы все пытаетесь самоустраниться от участия в резком ускорении развития нашей электронной промышленности.

– Во-первых, Антонов уже насмотрелся на ускорение, за которым следует гласность и перестройка. А во-вторых, все бы так устранялись! Кто завалил «Пульсар» образцами для копирования и описаниями технологий на несколько лет вперед – не я, что ли?

– Ваши заслуги никто не пытается умалить, но я о другом. Подумайте, как вы сможете применить ваши способности не только как инженера, но и как организатора. Я уже советовался с Александром Николаевичем относительно расширения ваших полномочий – теперь это уже никакого удивления не вызовет, вы достаточно известны. Не думаю, что

Леонид Ильич станет возражать.

– Подумать-то я подумаю, но что, по-вашему, меня от этого перестанут считать выскочкой по протекции?

– Разумеется, нет, и это хорошо. Правильная протекция – серьезная сила, и все, с кем вам придется вступать во взаимоотношения, это понимают. Врагов самим себе в руководстве отраслью нет.

– Я не про руководство, а про инженеров и ученых.

– С ними вы до сих пор прекрасно ладили, хотя поводов для подозрений было даже больше.

– И последнее уточнение. Не исключено, что на меня пойдут доносы о недостаточной идеологической выдержке вплоть до антисоветчины. Мне плевать, а вам?

– Виктор, зачем вы передо мной-то притворяетесь идеалистом не от мира сего? Они на вас давно идут, еще с тех времен, когда вы с Ефремовым начали свою врачебную деятельность.

– Как раз затем, чтобы уточнить, а то мне Семичастный ничего не говорит. Наверное, опасается, что я найду авторов по почерку и спущу на них Антонова.

– А вы сможете?

– Спустить-то? Без проблем. А вот найти несколько труднее, я еще не пробовал. Спасибо вам за подсказку, надо будет попытаться. Наверное, получится. Насчет же всего остального – я не против, но только после завершения третьей лунной экспедиции. Там гораздо более сложная задача, чем в первых двух. Не только сесть на Луну, но и вернуться на Землю с образцами. В истории Антонова это удалось только через три с лишним года, со второй попытки, да и масса доставленного грунта была граммов сто. У нас луноходы до второй попытки вряд ли доживут, опять же камней собрано шестьдесят с небольшим килограммов. В общем, работы хватит не только Челомею, но и мне.

Отдохнув пару недель после бдения в евпаторийском ЦУПе, на работу вышел Саша Фроловский. И уже через пару часов он зашел в первую из секретных комнат, где я прикидывал схему сопряжения микрокомпьютера с имеющейся аналоговой системой управления взлетными двигателями будущей станции «Луна-20». Не просто так зашел, а с категорически заявлением:

– Нет в жизни счастья!

– Только сейчас узнал? Тогда расскажи, что тебя наконец-то достало.

– Проект перевода управления полетами лунных станций из Евпатории в Калининград.

– Сам же его инициировал, разве нет?

– Кто ж знал, что начальство начнет так спешить. И представь себе, какое гадство. Под новый год, значит, лететь в Крым, где ветер, мокрый снег и слякоть. А летом потом торчать в Калининграде! Где, спрашивается, справедливость?

– Поищи в Большой советской энциклопедии на букву «С», там она должна быть. Кстати, лично мне и летом в Евпатории не очень нравится. В Новом Свете лучше.

– Ты там разве был?

– В здешнем – нет, а в нашем сподобился пару раз. И действительно, почему надо ограничиться только одним резервным центром? Зимой лучше всего работать из Калининграда, весной и в самом начале лета можно из Евпатории, там море мелкое, прогревается быстрее, а с июля по сентябрь включительно из Нового Света. Но это в не таком уж близком прекрасном будущем, а пока напиши, что перевод управления именно сейчас является несвоевременным. Мол, он может сказаться на сроках третьей лунной, а там и так все висит на волоске, что чистая правда. Я подпишу и лично вручу Шелепину.

Вскоре к нам в «Мечту» явился Келдыш, который еще не решил, чей именно я побочный родственник – Косыгина, Шелепина или самого Брежнева, но явно пришел к выводу, что мной что-то полезное делается и без учета гипотетического родства. Он лично привез пронумерованный от единицы до ста трех список камней, подлежащих переправке с Луны на Землю. Перед тем, как положить в контейнер, мой «Мальчик-четыре» их со всех сторон фотографировал, взвешивал и присваивал номер. А теперь ученые перед каждым порядковым номером вписали свой приоритетный. То есть список выглядел таким образом:

1 – 32

2-12

3-95…

Ну и так далее до «103 – 7». То есть если станция не сможет вывезти с Луны все, а этого пока никто обещать не мог, то нам расставили приоритеты.

– Мстислав Всеволодович, так это что – обломки какого-то необычного метеорита, корабля пришельцев или вовсе чего-нибудь непонятного?

– Лично я склоняюсь к третьему варианту, потому и прошу вас как можно серьезнее отнестись к решению данной задачи.

– Обязательно, Мстислав Всеволодович, мне самому интересно.

Готовящаяся к полету «Луна-20» явных аналогов в прошлом Антонова не имела. Челомей создавал ее на базе инициативного проекта корабля для пилотируемого облета Луны одним человеком – такой был, но от него отказались по двум причинам. Во-первых, риск все же показался слишком велик, а во-вторых, такой полет не имел особого смысла. Пилотируемый облет мог быть оправдан только как репетиция полета с посадкой, но как раз этого не предусматривалось. А ни в научном, ни в пропагандистском плане он не давал почти ничего.

Зато для задачи по доставке образцов лунного грунта на Землю даже появился некоторый запас. Когда я приехал в гости к недавно ставшему трижды героем соцтруда Челомею в Фили, он спросил меня:

– Виктор, как ты оцениваешь вероятность того, что хоть один твой луноход доживет до прилета «двадцатки»?

– Процентов в тридцать. Это самое узкое место проекта.

– Вот-вот, и мне тоже так кажется. Поэтому лучше захватить с собой еще один, специально предназначенный для загрузки образцов в станцию. Но он должен быть существенно легче «Мальчика». Мы можем выделить всего семьдесят пять килограммов.

– Ясно, – сказал тогда я и позвонил своей секретарше, чтобы она приобрела мне билет на самолет до Ленинграда. Без чего можно обойтись в шасси «Мальчика», обсуждать надо было с его конструкторами. С электроникой-то я разберусь сам, но на ней много не сэкономишь.

И вот в конце февраля шасси аппарата «Пионер» прибыло в мой институт.

Это был тощий, то есть с узким облегченным корпусом, анемичный «Мальчик». Его укороченные легкие манипуляторы были сдвинуты почти к самой передней грани и для повышения проходимости использоваться практически не могли. Главной телекамеры он не имел, только две для обеспечения пилотирования. Все, относящееся к подогреву, отсутствовало, он мог только охлаждаться, потому что ночевка на Луне не предусматривалась вообще. Ведущими были только задние колеса, да и то их двигатели имели всего по двести ватт максимальной пиковой мощности. А постоянной – вообще по сто.

– Хилый уродец, – вздохнула Вера, увидев этот механизм.

– Увы, – подтвердил я, – но зато он вместе с электроникой и аккумуляторами будет весить пятьдесят шесть килограммов.

А про себя подумал, что надо срочно придумать причину, по которой Вера не станет заниматься пилотированием «Пионера». Потому что полет, скорее всего, состоится, когда она будет уже на восьмом месяце. И тут хоть она его будет гонять по Луне, хоть не она – все равно плохо. Волноваться и переживать начнет в любом случае.

На следующей неделе, поздним вечером, когда мы с женой уже легли, она меня спросила:

– Вить, а ты не можешь мне сделать такое самоходное колесо, как у дракона? Очень хочется попробовать.

– Пожалуй, смогу, но тут будут два условия. Первое – делать начну только после того, как ты благополучно родишь. И второе – ездить на нем можно будет исключительно по территории института. И всегда в мотоциклетной защите.

– Спасибо, – шепнула Вера и поцеловала меня в ухо. – А ты не будешь потом говорить, что я езжу быстрее, чем летает мой ангел-хранитель?

– Не буду, эти колеса довольно медленные. То, которое у дракона, развивает всего сорок километров в час. Но у меня такое не выйдет, твое будет разгоняться хорошо если до тридцати. Это надо талант иметь, чтобы разбиться на такой скорости, да еще в защите.

– А… – несколько разочарованно протянула Вера, – понятно. Ты решил, что если я начну ездить на колесе, то буду меньше гонять на мотоцикле, потому и берешься делать. А я-то, наивная, думала, это потому, что ты меня любишь.

Беда с этими беременными, подумал я. Впрочем, ближе к концу срока должно полегчать. Ей, ну и мне тоже. И честно заявил:

– Конечно! Стал бы я о тебе беспокоиться, если бы не любил. Спи, нам завтра ставать рано.

– Нет, Вить, – шепнула Вера. – Не нам, а только тебе. Я, конечно, могу с тобой съездить, но обкатывать «Пионера» не буду. Ты был прав, хотя причину назвал не ту, но все равно.

– Да? А какая же правильная причина?

– Жалко мне его! Он и так уродец с рождения, а его еще и придется готовить к самоубийственной экспедиции. Я понимаю, что он железный, титановый и дюралевый, но все равно не могу. Пусть с ним Юрий Степанович возится. А ты мне ту машинку почини, которую я по старой квартире гоняла на радость Джульке.

– Хорошо, починю, хотя Джуля вроде не скучает.

– Во-первых, он толстеть начал, совсем обленился. Пусть побегает. А во-вторых, я на ней буду нашего сына учить водить луноходы.

– А если родится дочь?

– Тогда тем более.