Книга: Мифы древних славян
Назад: Стихия света в ее поэтических представлениях
Дальше: Гроза, ветры и радуга

Солнце и богиня весенних гроз

Кругловидная форма солнца заставляла древнего человека видеть в нем огненное колесо, кольцо или щит. Колесо, старин. коло, означает круг (около – вокруг); уменьшит. кольцо – звено цепи, металлический кружок, носимый на пальце; коло у нас употребляется в значении колеса (в машинах), а у других славян в значении хороводной пляски – точно так же, как слово «круг» означает в областных наречиях и колесо и хоровод, почему и хороводные песни называются круговыми; колесо служит метафорою и для серьги: «под лесом-лесом (= волосами) колеса с повесом». Впечатлительная фантазия первобытного народа быстро схватывала всякое сходство. Колесо, обращающееся вокруг оси, напоминало ему движущееся по небесному своду солнце, которое в одной народной загадке названо птицею-вертеницею, а в другой – шаром вертлянским: «По заре зарянской катится шар вертлянский; никому его не обойти и не объехати». О наступлении ночи до сих пор выражаются: «солнце закатилося»; в старинном апокрифе сказано, что «триста ангелов солнце воротят».
Поэтическое представление солнца огненным колесом вызвало обычай зажигать в известные годовые праздники колеса – обычай, доселе соблюдаемый между немецкими и славянскими племенами. Это бывает: а) в начале весны (на Масленице или на Светлой неделе), когда возжжение колеса служит символом возрождения солнца, после зимней его смерти, и b) на Иванов день, когда солнце, достигнувши высшей точки своего течения, поворачивает с лета на зиму.
Русские поселяне, встречая во время Масленицы весеннее солнце, возят сани, посредине которых утвержден столб, а на столбе надето вертящееся колесо. В Сибири сажают на это колесо парня, наряженного в женское платье и кокошник, что согласно с нашими народными преданиями, олицетворяющими солнце в женском образе; в Виленском повете вместо того привязывают к колесу чучело, которое и вертится на нем. Поезд сопровождается песнями и музыкой; в иных местах славят при этом Коляду, т. е. новорожденное солнце, и палят солому.
В некоторых местностях Малороссии существует обычай, который состоит в том, что на праздник Купалы откатывают от зажженного костра колесо, выражая таким символическим знаком поворот солнца на зиму. То же выражалось и сейчас описанным скатыванием огненного колеса в реку: после поворота своего летнее солнце начинало пускаться с вершины небесной горы, и горячие лучи его точно так же погашались в дождевых потоках наступавшей осени, как пламя спущенного с горы колеса умирало в волнах реки. Разводимые на Иванову ночь костры нередко возжигаются пламенем, нарочно добываемым чрез трение сухого дерева о старое колесо. Кроме описанных нами праздничных обрядов, можно указать и на другие следы суеверного уважения к колесу как эмблеме солнца.
В Ишимском уезде уцелела поговорка: «Жили в лесу, молились колесу». В Тамбовской губернии протаскивают маленьких щенков сквозь жерло колеса для того, чтобы они не могли впоследствии сбеситься; а в Смоленской губернии ни за что не станут жечь в печи старых изломанных колес, чтобы овцы не страдали кружением, вертячкою (известная болезнь у овец). Заболевших «куриною слепотою» заставляют смотреть в ступницу старого колеса и надеются, что чрез это восстановится утраченная сила зрения: всепросветляющий, колесу подобный глаз-солнце избавит больного от слепоты – так же, как избавляет он мир от ночной тьмы.
Как колесо помогает от куриной слепоты, так золотое кольцо охраняет зрение от вредного действия оспы и кори. Оба слова, «колесо» и «кольцо», лингвистически тождественны, и в означенном поверье золотое кольцо есть символ солнца.
Блестящие небесные светила: солнце, луна и звезды казались поэтической фантазии древнего человека дорогими самоцветными каменьями, украшающими свод небесного чертога. Жилища богов, по мнению язычников, сияли златом, серебром и алмазами.
Вместе с олицетворением божественных сил природы в человеческих образах блестящие светила стали рассматриваться как драгоценные наряды: солнце явилось чудесным перстнем на руке бога, ночное небо – великолепною мантией, усыпанной бриллиантами-звездами и застегнутой на груди запонкою-месяцем; богиня Весна, срывая туманные покровы, облекающие мир в зимнюю половину года, убирается в одежды, украшенные золотом, серебром и самоцветными камнями. Так понятия совершенно различные, будучи сближены между собою ради сходства только некоторых признаков, взаимно переплетаются и ведут к сложным и запутанным представлениям в области народных верований.
Древние поэты любили изображать солнце блестящим, небесным щитом. В старинной русской сказке о богатыре Еруслане выведен на сцену вольный царь Огненный Щит, выезжающий на восьминогом коне, подобно скандинавскому Одину, у которого был превосходный конь Слейпнир о восьми ногах. Вот это замечательное предание: во время отсутствия Еруслана пришел в его родную землю враг, разорил города, взял в плен отца Ерусланова и двенадцать других богатырей, выколол им глаза и посадил в темницу. Когда Еруслан узнал о таком несчастии, он поехал за тихие воды, за теплые моря – к вольному царю Огненному Щиту и Пламенному Копию. Царь этот, по свидетельству сказки, ни в огне не горит, ни в воде не тонет; он испускает из себя пламя и пожигает своих врагов. На картине, оттиснутой в лубочном издании сказки, вольный царь изображен на коне; голова его увенчана короною, в руках – круглый щит, подобно солнцу испускающий во все стороны огненные лучи, и копье, на острие которого горит пламя. На пути Еруслан достал себе славный, богатырский меч, тем мечом рассек вольного царя надвое, вспорол у него могучую грудь и вынул желчь; совершивши подвиг, он возвращается назад, мажет добытою желчью слепые глаза своему отцу и его двенадцати богатырям – и они тотчас же прозревают. Все эти сказочные подробности не оставляют ни малейшего сомнения, что под именем вольного царя выведено здесь древнее божество грозового, облачного неба, тождественное с греческим Зевсом и немецким Одином; живет он за теплыми морями = дождевыми тучами, молния – его пламенное копье, а солнце – его огненный щит.
Во время грозы, которая обыкновенно уподоблялась битве, солнце, охваченное облаками, казалось бранным снарядом в руках небесного бога. Тем же щитом вооружаются и другие мифические представители грозовых туч; так в одной русской сказке Баба-яга, преследуя своих врагов, палит огненным щитом на все на четыре стороны. Рядом с указанными представлениями сказка об Еруслане воспользовалась и другими поэтическими образами, созданными фантазией под непосредственным влиянием метафорического языка, и сплотила их в одно целое.
Когда дневное светило закрывалось тучами и погружало весь мир в слепоту (= во мрак), воображению древнего человека оно представлялось желчью, скрытою в недрах могучего царя, владыки облачного неба. Чтобы добыть этой желчи и возвратить миру свет зрения, нужен был несокрушимый меч Перуна, т. е. молния, разбива ющая тучи и выводящая из-за них солнце. Такой подвиг сказка приписывает святорусскому богатырю Еруслану, наделяя его сверхъестественною силою бога-громовника. С необыкновенною смелостью и художественным тактом сумела она соединить в одной поэтической картине три различных уподобления солнца – всевидящему глазу, небесному щиту и желчи, и в этом сочетании разнородных представлений особенно ярко заявила ту прихотливую игру творческой фантазии, которой мы обязаны созданием многих мифов. Из одного источника с разобранною нами баснею возникло и народное поверье, признающее желчь за лучшее лекарство в глазных болезнях.
Круглый диск солнца уподобляли еще человеческому лицу. Стих о Голубиной книге говорит, что «солнце красное создалось от лица божьего»; согласно с этим и сам белый свет (первоначально свет солнечных лучей, а потом уже – мир, озаряемый небесным светом = Вселенная) зачался от лица божьего, т. е. от солнца, и от луны, как сказано в одном варианте того же стиха. Это представление солнца ликом божества, созерцающего с небесной высоты землю, известно было и классическим народам, и немецким племенам.
Календарное обозначение солнца и луны человеческими лицами коренится в преданиях глубочайшей древности. Яркие лучи, испускаемые солнцем, породили представление о светлом нимбе, которым окружен его прекрасный лик, или о блестящей короне, которая венчает голову небесного бога. Так как в солнце с одной стороны видели драгоценный камень, украшающий небо, а с другой – верховного властелина мировой жизни, царя Вселенной, то ничего не было проще и естественнее, как дать ему золотой царский венец, убранный дорогими, самоцветными камнями.
Смотря по различным уподоблениям солнца, менялись и поэтические представления, соединяемые с его лучами: в солнце-колесе лучи казались блестящими спицами (лат. radius – луч и спица у колеса), а в применении к солнцу – божьему лику – не только светлым нимбом, но и золотыми волосами (jubar и jubatus – имеющий гриву). Почти у всех индоевропейских народов солнцу дается эпитет златокудрого.
В сказаниях народного эпоса часто встречаются герои и героини с золотыми и серебряными волосами. Русская сказочная царевна Золотая коса, непокрытая краса, подымающаяся из волн океана, есть златокудрый Гелиос. Эпическое выражение «золотая коса, непокрытая краса» весьма знаменательно. Сказочная царевна-солнце в преданиях всегда является ненаглядной и неописанной красавицей. «Непокрытая краса», т. е. не затемненная туманами и тучами, которые принимались за покровы, и потому именно блистающая своею золотою косою. Соответственно колебаниям в древнейших представлениях солнца то юношею, то девою, и в народных сказках оно является не только царевною – золотые кудри, но и злато власым добрым молодцем. Общераспространенный миф, что Солнце, рожденное поутру прекрасным ребенком, ввечеру погружается в океан дряхлым старцем, выразился в русском народном эпосе созданием дедушки – золотой головушки, серебряной бородушки.
В древнейшую эпоху создания языка лучи солнечные, в которых фантазия видела роскошные волосы, должны были уподобляться и золотым нитям, ибо оба понятия – и волосы, и нити – язык обозначал тождественными названиями. Сравни: кудель (кужель, куделя) – моток льна, приготовленный для пряжи, и кудеря – кудря, кудло – длинная шерсть, кудлатый – человек с всклокоченными волосами, кужлявый – курчавый, волосень – шерстяная пряжа, овечья шерсть.
Смелой фантазии первобытных народов солнце, восходящее поутру из волн воздушного океана и погружающееся туда вечером, представлялось рассыпающим свои светлые кудри или прядущим из себя золотые нити, – такое представление отозвалось и в языке: пряжа и пряжити – поджаривать на сковороде (пряженый, пряженец). Древле названное вертящимся колесом, солнце в этой новой обстановке принято за колесо прялки (spinn-rad), а лучи его – за нити, наматываемые на веретено. Народная загадка прямо уподобляет солнечный луч веретену: «Из окна в окно готово веретено».
В славянских сказках сохранились воспоминания о чудесной самопрялке, прядущей чистое золото, о золотых и серебряных нитях, спускающихся с неба. Из этих-то солнечных нитей и приготовлялась та чудная розовая ткань, застилающая небо, которую называем мы зорею.
В наших заговорах на унятие крови находим следующие любопытные обращения к богине Зоре: «На море на океане (море = небо) сидит красная девица, швея-мастерица, держит иглу булатную, вдевает нитку шелковую, рудо-желтую, зашивает раны кровавые». – «На море-на океане, на острове на Буяне лежит бел-горюч камень; на сем камне… стоит стол престольный, на сем столе сидит красна девица. Не девица сие есть, а мать пресвятая Богородица; шьет Она – вышивает золотой иглой, ниткой шелковою. Нитка оборвись, кровь запекись!» – «На море на океане… Мать Пресвятая Богородица шелковые нитки (вар. самоцветные шелки) мотает, кровавые раны зашивает; нитка оторвалась – руда унялась!» или: «На море на океане, на острове на Буяне девица красным шелком шила; шить не стала – руда перестала».
Розоперстая богиня Зоря тянет рудо-желтую нитку и своей золотою иглою вышивает по небу розовую, кровавую пелену; испрашивая у ней помощи от разных недугов и вражьих замыслов, заговоры выражаются так: «Зоря-Зоряница, красная девица, полуночница! покрой мои скорбные зубы своею фатою; за твоим покровом уцелеют мои зубы»; «Покрой ты, девица, меня своею фатою от силы вражией, от пищалей и стрел; твоя фата крепка, как горюч камень алатырь!» Этой фате даются эпитеты: вечной, чистой и нетленной. Потухающая зоря заканчивает свою работу, обрывает рудо-желтую нитку, и вместе с тем исчезает с неба ее кровавая пелена, почему народное поверье и присвоило ей силу останавливать текущую кровь и зашивать действительные раны: «Нитка оборвись – кровь запекись!» – или по другому выражению: «Как вечерняя и утренняя зоря станет потухать, так бы у моего друга милого всем недугам потухать». Из приведенных заговоров видно суеверное усвоение древнеязыческих представлений о богине Зоре – Пречистой Деве Богородице; такое смешение, очень обыкновенное в народных сказаниях, возникло само собою, под влиянием тех тождественных названий, избежать которые не было никакой возможности.
Дева (от санскр. div, по закону поднятия звука i в долгое е или ъ) означает: светлая, блистающая, чистая, а позднее непорочная = девственная. Древнейшее значение этого слова, затемнившееся с течением времени, было подновлено постоянным эпитетом: красная. Согласно женскому олицетворению Зори и ее чистейшему блеску, она называется в заговорах красною девицей, нередко даже без указания на ее нарицательное имя. Нетленная пелена девы-солнца (= утренней или вечерней зори), спасающая от всяких бед и недугов, в понятиях двоеверного народа отождествилась с покровом пресв. Богородицы. Праздник Покрова (1 октября) установлен в царствование императора Льва, в память видения Богородицы, Которая явилась на воздухе и распростерла над Царь-градом Свой покров, как знамение небесной защиты города от сарацин (сравни: покров и покровительство). Этому церковному преданию новообращенные славяне придали свои народные краски.
Весна на поэтическом языке есть утро года; подобно зоре, выводящей ясное солнце из темных затворов ночи, она выводит его из-за туманов зимы. Ночь, тучи и зима постоянно отождествляются в языке и в мифических сказаниях, и потому та же богиня, которая лучами восходящего солнца прогоняет ночную тьму, являлась народной фантазии и в битве весенних гроз, дарующих победу солнечному свету над зимними сумерками. Только искупавшись в утренней росе или в дождевых потоках, солнце обретало утраченный блеск и восходило на небо несказанной красавицей. Под влиянием таких воззрений дева Зоря, или весеннее солнце, получила характер богини-громовницы, разящей тучи и проливающей дожди.
В народных песнях слово «ладо» до сих пор означает нежно любимого друга, любовника, жениха, мужа, а в женской форме (лада) – любовницу, невесту и жену; с тем же значением слово это встречается и в известном причитании Ярославны и в другом месте сказания о походе северских князей: «Жены русские всплакашась, аркучи: уже нам своих милых лад (мужей) ни мыслью смыслити, ни думою сдумати, ни очима сглядати». С одной стороны, наряд нашей Царь-девицы сияет ослепительным блеском солнечных лучей, красота ее очаровательна, а капли утренней росы называются ее слезами; с другой – она выступает воинственной героинею, носится в бурях и грозе по небесным пространствам и гонит дождевые тучи. В весеннюю пору прекрасная богиня Лада вступала в брачный союз с могучим громовником, слала на землю благодатное семя дождей и оживляла природу. В этом смысле, как Фрея у немцев, так Лада у славян и литовцев почиталась покровительницею любви и браков, богинею юности, красоты и плодородия, всещедрою матерью.
В Подольской губернии около Межибожья на праздник Пасхи (светлого воскресения природы) поселяне еще недавно воспевали царевну Ладу, а под Брестом-Литовским – королевну Ладу; 29 июня крестьяне, выходя на пригорки смотреть, как играет восходящее солнце, сопровождают слова обрядовой песни припевом: «Ой, Ладо!»
Указанные выше понятия красоты, любви и прочие суть производные, возникшие вследствие древнего воззрения на стихию света как на источник всего прекрасного и нравственно чистого. Не одни солнечные лучи уподоблялись золотым волосам и нитям; та же метафора прилагалась и к молниям, и потому естественно было в блеске сверкающих молний признать работу искусных карликов, приготовляющих богине золотые кудри.
Особенно же уважаются в народе издревле двенадцать пятниц, которые бывают перед большими праздниками: а) перед Благовещением, b) первая и с) десятая после Воскресения Христова, d) перед Троицею, е) Успением Богородицы, f) Ильиным днем, g) праздником Усекновения главы Иоанна Предтечи, h) Воздвижением, i) Покровом, k) Введением во храм Пресв. Богородицы, l) Рождеством и т) Крещением. До сих пор хранят и переписывают старинное сказание о двенадцати пятницах, почитаемое раскольниками наравне с Священным Писанием. Во время неурожаев, засухи и сильных дождей, вредных для посевов, а равно по случаю скотского падежа и появления червей были празднуемы «обетные» пятницы; в XVI веке писались в таких случаях целым миром заповедные записи. Так, крестьяне Тавренской волости (в 1590–1598 гг.) сговорились промеж себя и учинили заповедь на три года, чтобы «в пятницу ни толчи, ни молоти, ни камения не жечи»; а кто заповедь порушит, на том поправить 8 алтын и 2 деньги.
По народному объяснению, по пятницам не прядут и не пашут, чтобы не запылить матушку пятницу и не засорить ей кострикою и пылью глаз. Если бабы вздумают прясть и шить в этот день, то св. Пятница накажет их ногтоедою, заусеницею («черти будут драть с пальцев лыки») или болезнею глаз. Есть народная легенда о том, как одна баба не почтила пятницы, стала в этот день чесать кудель, и вот обуял ее сон – явилась св. Пятница в белой одежде, набрала в горсть кострики и запорошила ей очи; с этого времени несчастная страдала глазами, и болезнь продолжалась до тех пор, пока не смиловалась Пятница и не очистила ее зрения от колючей кострики. По словам духовного регламента, суеверы уверяли, что «Пятница гневается на непразднующих (ее дня) и с великим на оных угрожением наступает». В некоторых деревнях в пятницу не засиживаются долго при огне, потому что в этот день ходит по домам «св. Пятинка» и карает всех, кого застанет не спящим. В Малороссии рассказывают, что Пятница ходит по селам вся исколотая иглами и изверченная веретенами, так как много есть на земле нечестивых женщин, которые шьют и прядут в посвященные ей дни.
Именем св. Пятницы в простонародье называется мученица Параскева. В Четьях-Минеях повествуется, что родители ее всегда чтили пятницу как день страданий и смерти Спасителя, за что и даровал им Господь в этот день дочь, которую они назвали Параскевой, т. е. Пятницей; в прежних наших месяцесловах при имени св. Параскевы упоминалось и название Пятницы; церкви, освященные в честь ее имени, до сих пор называются Пятницкими. 28 октября, когда чтится память св. Параскевы, поселяне кладут под ее икону разные плоды и хранят их до следующего года. В «обетные» пятницы, собираясь праздновать в одно назначенное место, они выносят образ Параскевы-мученицы, обвешанный платками и лентами. На дорогах, при распутиях и перекрестках, издавна ставятся на столбах небольшие часовни с иконою св. Параскевы; часовни эти также называются «пятницами». В других местностях поверья, соединяемые с матушкою Пятницею, относят к Пречистой Деве; так бабы не прядут по пятницам, чтобы не запылить Богородицы, которая ходит тогда по избам; еще накануне поэтому подметают в избах полы. Равным образом запрещается прясть и в дни праздничные – это грех неотмолимый; но сматывать и сучить нитки не считается за грех. На воскресенье и другие праздники женщины не оставляют прядева на веретенах, чтобы не рвались нитки; а на Масленой неделе не прядут, чтобы мыши не грызли ниток и чтобы холсты не вышли гнилыми.
Подобно тому как атрибуты Перуна переданы были Илье-пророку, а поклонение Волосу перенесено на св. Власия, древняя богиня весеннего плодородия сменилась св. Параскевою и Богородицею. В те дни, когда шествует эта светлая богиня по земле, избегают работ, подымающих пыль: нельзя чесать и прясть лен, мыть белье, сверлить колеса, рыть, пахать и боронить землю, мести полы, толочь кирпич, очищать навоз. Избегают этих работ, чтобы не запылить светозарного лика и зорких глаз богини. Солнце, как мы знаем, представлялось божьим лицом, всевидящим оком и огненным колесом, а в потемняющих его грозовых тучах древний человек видел работу неприязненных ведьм, которые, носясь по воздуху, вспахивают облачное небо, метут его помелом-вихрем, чешут и прядут облачные кудели, расстилают по небесному своду туманные ткани, моют их в дождевых потоках и вместе с тем отымают зрение у солнца, выкалывают его колесу подобный глаз.
Вместе с заменою древней языческой богини св. Параскевою и Богородицею народ приписал им и влияние на браки и земное плодородие. На праздник Покрова девицы, желающие выйти замуж, обращаются с мольбою о том к Пятнице: «Матушка Пятница Параскева! покрой меня (или: пошли женишка) поскорея». В Вологодской губернии девятой пятнице (т. е. на икону Покрова Пресв. Богородицы) взрослые девицы строят «обыденную пелену»: собравшись вместе, они теребят лен, прядут, ткут – и оканчивают работу в одни сутки. Выше было указано, что розовая пелена зори отождествлялась с покровом Богородицы; но та же метафора «небесного покрывала» прилагалась и к тучам, и когда весеннее солнце закрывалось дождевыми облаками, о нем говорили как о стыдливой деве, накинувшей на свою златокудрую голову женскую фату и готовящейся вступить в брачный союз с богом-громовником.
Покрытие головы сделалось признаком замужества. Только девица может ходить с открытою головою и красоваться своею русою косою; замужним строго запрещается выказывать хотя один волосок из-под платка или кички – быть простоволосою. Как «простовласие» считается за грех для замужних, так «самокрутье» (убирать голову по-бабьи) – для девиц. В последние времена перед кончиною мира, когда настанет общий разврат, бабы будут простоволоски, а девки – самокрутки. Арабский писатель XIII века так описывает брачный обряд у славян: «Если кто чувствовал склонность к какой-нибудь девице, то набрасывал ей на голову покрывало – и она беспрекословно становилась его женою». То же воззрение высказывается в слове «покрытка», которым в Малороссии клеймят девицу, потерявшую невинность. Окручивание невесты составляло в старину существенную часть свадебного обряда; в захолустьях русских деревень и доныне невеста во время венчания стоит покрытая с головы до ног. Пока весеннее солнце не вступает в брак с богом грозовых туч, оно является прекрасною невестою, блистающею золотыми кудрями, на радость всему миру; чистота его сияния намекала древнему человеку на чистую, незапятнанную девственность. Поэтому распущенная, открытая коса принята за символ девственности, и после венчания ее навсегда покрывает бабья кичка; свадебные обряды наглядно указывают на такое значение косы: жених обязан купить косу невесты, и сама невеста прощается с своею косою, называя ее «красой девичьей». Вот почему отрезать у девицы косу – значит ее обесчестить. В былое время помещики наши наказывали так своих сенных девушек, не устоявших против внушений любви.
Необоримая сила языка, влиявшая на создание человеческих верований, обнаруживалась всюду, где только был к тому малейший повод. Снег, устилающий поля в зимние месяцы, возбуждал представление о белом покрове, в который одевается земля. Народные загадки называют снег скатертью: «У нас на молоду (при начале зимы) скатерть бела весь мир застлала (или: одела)»; «Матушкина столечника не скатаешь». Согласно с представлением, что зима есть смерть природы, покров этот называется саваном: «Ни хилела, ни болела, а саван надела» (земля и снег). Так как снег большею частию выпадает около 1 октября, когда празднуется Покров Пресвятой Богородицы, и так как около того же времени устраиваются и крестьянские свадьбы, то естественно было сблизить брачное покрывало небесной богини с снежным пологом. Указанная выше мольба о замужестве, обращенная к Пятнице, нередко заменяется следующими воззваниями к Богородице: «Покров пресвятая Богородица! покрой мою победную голову жемчужным кокошником, золотым подзатыльником»; «Мать-Покров! покрой землю снежком, меня молоду платком» (или: женишком).
По народному убеждению, от Пятницы зависят обильные роды земли; ее молили об отвращении засухи, проливных дождей, неурожаев; в дар ей приносили земные плоды. При начале жатвы в Калужской губернии одна из старух, известная легкостью своей руки, выходит ночью в поле, нажинает сноп, связывает его и до трех раз то кладет, то ставит на землю, причитывая: «Пятница-Параскева, матушка! помоги рабам Божиим (таким-то) без скорби и болезни окончить жатву; будь им заступница от колдуна и колдуницы, еретика и еретицы». Затем, взявши сноп, она старается пройти до двора никем не замеченною. Во время падежей, моровой язвы и других бедствий служат св. Пятнице общественные молебны; в народе даже ходят суе верные молитвы, сочиненные в ее честь; написанные на клочке бумаги, они носятся на шее от недугов или привязываются к голове больного. При совершении различных церковных обрядов прежде выносили икону св. Параскевы, убранную лентами, монистами, цветами и душистыми травами: эти цветы и травы оставались в церкви, и отвар их давали пить безнадежно больным как вернейшее средство к исцелению. Кто соблюдает пятницы, к тому, по общему поверью, не пристанет лихорадка.
В сборнике великорусских сказок господина Худякова сообщено следующее предание о Среде: молодая баба пряла поздно вечером; уже было за полночь, когда вздумала она оставить работу, положила гребень и молвила: «Матушка Середа! помоги мне завтра пораньше встать и допрясть мои початки». Ранехонько еще до свету слышит она: кто-то в избе возится. Открыла глаза – в светце лучина горит, печка затоплена, а по избе ходит и прибирает немолодая женщина, покрытая сверх кички белым полотенцем. Подошла к хозяйке. «Вставай! – говорит. – Я – Середа, пришла помогать тебе; нитки я отпряла, холсты выткала, теперь давай золить. Пока печка топится, сходи-ка на реку да принеси воды!» Баба взяла ведра, но отправилась посоветоваться с старухой соседкой. «Нехорошо, – сказала старуха, – на том холсте она тебя удавит». – «Что же мне делать?» – «А ты постучись в избу и закричи: на море Серединские дети погорели! Она выскочит посмотреть, а тем временем ты запрись и закрести дверь». Баба послушалась совета, и достались ей холсты даром. Из народных поверий видно, что запрещение прясть, ткать и золить холсты по пятницам распространяется отчасти и на среду, может быть, ради того тождественного значения, какое придано среде и пятнице христианскою церковью, – как дням воспоминания о страданиях и смерти Спасителя.
Назад: Стихия света в ее поэтических представлениях
Дальше: Гроза, ветры и радуга

мадина
сколько тут страниц боже
мария
спасибо , вы мне помогли