Глава 31
Начался Великий Пост, и я напросилась быть уставщиком на службах. Я не очень хорошо разбиралась в последовательности великопостного богослужения, и мне хотелось научиться. Пантелеимона мне помогала, но для меня все было настолько сложно, что я часто путалась. Служили мы каждый день утром и вечером в нашем храме в доме, а по воскресеньям ходили в деревенский храм на Литургию. Мы там убирались к службе и пели на клиросе втроем: Пантелеимона, я и Наташа. Как-то в субботу вечером, примерно через месяц после моего приезда в Рождествено, нам позвонили из Малоярославца и сказали, что на следующий день будет архиерейская служба, приедет Митрополит Климент, и нам всем нужно приехать в монастырь. Остаться в Рождествено должен был один человек, чтобы спеть Литургию. Пантелеимоне очень хотелось поехать, Наташа петь одна не могла, решили оставить меня. Мне совсем не хотелось в монастырь, даже несмотря на праздник. Мне так нравилось в Рождествено, что не хотелось уезжать отсюда даже на день. И еще я просто влюбилась в наш деревенский храм. Ни в одном храме я не чувствовала себя так хорошо, как здесь. Храм был освящен в честь Рождества Христова. Он был кирпичный, но выкрашенный снаружи серой краской с красным геометрическим рисунком вокруг окон. Купола храма и колокольни были шатровые, треугольные, как башенки средневекового замка. Вокруг храма росли яблони, а территорию ограждали высокие кованые ворота. Все было очень просто, но невероятно стильно. Внутри храма тоже все было просто, даже бедно. Стены были ярко-голубые без росписей, иконостас — фанерный с бумажными выцветшими иконами, пол деревянный, а в углу стояла большая чугунная печка. Эту печку затапливали рано утром перед службой, но воздух не успевал нагреваться. В храме было также холодно, как и снаружи, а иногда и холоднее.
Служил здесь батюшка Стефан в своей манере: очень медленно, тихо и торжественно. Свет он никогда не зажигал, вся служба была при свечах. Мы пели знаменным распевом на два голоса, стояли в куртках и теплых платках, выдыхая облачка пара. Пантелеимона великолепно пела партию первого голоса, у нее было музыкальное образование и самый низкий голос, какой мне доводилось слышать в монастыре. Я пела вторым. Наташа подпевала то ей, то мне. Акустика в храме была хорошая, народу почти никогда не было, кроме нескольких бабушек и знакомых о. Стефана. Мне так нравились наши службы, что я не могла дождаться следующего воскресенья.
В этот раз мне нужно было петь одной, хотя я никогда еще не пела службу сама. Вечером мы с Пантелеимоной выбрали самые простые песнопения и отрепетировали вместе Сергиевскую Херувимскую, самое легкое, что только есть. Я ужасно волновалась, боялась, что от волнения пропадет голос. Пантелеимона меня успокаивала тем, что один раз службу доверили петь даже м. Матроне, и она справилась. На самом деле мне ужасно хотелось спеть, я давно мечтала об этом, просто было очень страшно сделать это первый раз и ничего не перепутать.
Утром я взяла ноты и пошла в храм. На улице было еще темно. Дорога вела через поле, шел редкий снег с дождиком. В храме было тихо — из прихожан пришли только две бабушки, алтарник и семинарист Георгий, топивший печку. Было темно и холодно, как в горной пещере, изо рта шел пар. Для меня эта служба была самой запоминающейся из всех. Здесь не было ничего лишнего, никакой лишней торжественности, никакой суеты. Тишина и молитва. После службы батюшка Стефан вынес мне из алтаря большую просфору.
